Я тщательно пыталась справиться с лицом, опасаясь, что он сейчас распахнет глаза и посмотрит на меня. И поймет. Что все не так просто.

Денис Салихов. Я его знала. Знала хорошо. Потому что он частенько зависал с Женькой, шмаляя дурь у нас на кухне. Да мы два года подряд новый год в одной компании встречали. И не верю я в совпадения. Петров, господи, что ты натворил… Неужели его сдал, лишь бы Ковалю досадить? Неужели не подумал, что Денчику не вывернуться в отличие от Паши? Хотя, Денчик, как и любой нарколыга обожал привирать о себе. Вполне вероятно, что и по поводу Паши соврал что-нибудь по типу, что Коваль у него занял, что это Паша от него зависит, а не наоборот. Женька над Денчиком часто смеялся, говоря мне, что если Салихову верить, так весь мир только под ним и ходит…

Темные ресницы дрогнули. Я резко встала со стула и пошла в ванную, не глядя в его глаза.

В голове бардак. Я снова смотрела в свое отражение в зеркале. Но теперь видела нечто иное. Сомнения, подобие стыда, замешательство. Если я скажу о своих подозрениях Ковалю, ни во что хорошее это явно не выльется. Даже представить сложно, как он на это отреагирует. Женька… твою ж мать. Что же мне с тобой, заразой, делать? Теперь вообще страшно представить, как Петров отреагирует, когда я ему заявлю, что ухожу. От него, собравшегося сделать мне предложение. К Ковалю, которому он разрыв контракта простить не может, закладывая людей, чтобы так неосмотрительно и глупо, но досадить Паше.

Снова включила холодную воду и напряженно смотрела, как прохладная струя ударяется о каменное дно раковины. Подставила ладони ковшиком под воду, но не умывая склоненное к рукам лицо.

А разрывать мне с Женькой надо. То, что он моим родителям про мое блядство все расскажет, не сомневаюсь. Но там я его хотя бы смогу остановить, шантажируя тем, что его отцу про наркоту расскажу, если он в сторону моего дома тронется.

Окатила лицо водой, на несколько мгновений переставая дышать от трезвящего холода. Отец его категоричен в отношении дури, и хер Женьке тогда, а не бизнес, это все и сдержит его язык. Но на что он еще пойдет, чтобы отомстить Ковалю, которого и так ненавидит? Можно, конечно, еще и этим же шантажом попытаться свернуть его действия против Паши. Однако, думаю, тогда у него вообще мозг отключиться. Одно дело, когда я его наркотой прикрывать свою задницу буду, и совсем другое, если заговорю за своего мужика, с которым ему изменяла и к которому ухожу от него. Этого он точно принять не сможет. Я бы не приняла. Значит и он не сможет.

— Кис. — Я не заметила, как Паша подошел сзади, резко выпрямилась, едва не ударив его затылком в подбородок. Он протянул мне полотенце и выключил воду. — Не надо так переживать. Менты в меня вцепились из-за Ямала, ведь теперь деньги мимо их кассы пойдут. К тому же, как только я окончательно твердо на ногах стоять буду, годика через два, то подамся в администрацию. Сначала местную. Потом выше. Они об этом знают, вот и пытаются меня щемить, чтобы продолжал оброк им да цепным псам в налоговой отстегивать, и чтобы не произошло наоборот, когда я свои планы в жизнь воплощу. Я ж их ненавижу. Зверствовать начну. — Паша глумливо фыркнул, глядя на мое отражение в зеркале, и обнимая за плечи. — Они знают, вот и за все подряд цепляются, лишь бы на месте сидел ровно и карман пошире распахивал. Да только хуй им на лоб. Серьезно, не переживай.

Я смотрела в его глаза в отражении прикусив губу, сдерживая саркастичную усмешку. Думает, переживаю по поводу задержания. Думает, правоохранительные органы сами в него вцепились, а не с Женькиной подачи. Считает, что я все еще отхожу от случившегося, а не переживаю за грядущее. Пусть так и остается. Я, отложив на столешницу возле раковины полотенце, повернулась к нему лицом и обвила шею руками, легко, почти невесомо поцеловала, заталкивая внутрь себя напряженное беспокойство по поводу складывающейся ситуации. И по поводу того, что еще может выкинуть Женька, когда я во всем признаюсь. Может, не говорить, что именно к Паше ухожу? Хотя бы сначала? Да нет, Женька потом все равно узнает. И сиди выжидай, когда он мстить начнет. Нет, лучше сразу рассказать, и попытаться его мысли скорректировать. Да как? Он же на мне жениться собрался, идиот.

Очевидно, я настолько погрязла в своих переживаниях, что целовалась как-то автоматически, впервые в жизни вообще не реагируя на его распаляющие губы, на руки, забравшиеся под майку и скользнувшие по моей спине, на его рывок, прижавший мое тело к своему. Не обратила внимания, в мыслях беспокойно роясь в поисках наименее безболезненного выхода из сложившейся ситуации. Быть катализатором проблем для Коваля мне совсем не хотелось. Но как справиться с Женькой я тоже не знала.

— Кис. — Паша отстранился, напряженно глядя мне в глаза. — Что с тобой? Сама не своя. Будто мертвая.

Опасно. Сейчас выпытывать начнет. Я отвела взгляд и уткнулась головой ему в плечо, прикусив губу, негромко сказала простую истину:

— Никак не отойду от этого всего.

Он хмыкнул и чуть присев внезапно подхватил меня на плечо.

— О, я помогу. — Пошел со мной обратно на кухню, чтобы посадить на край стола.

Я растерянно смотрела в его лицо, усмехнувшееся и знакомо блеснувшее глазами. Он развел мои ноги, чтобы встать между них и оперевшись пальцами в лакированное дерево по обе стороны моих бедер придвинулся почти вплотную. Глаза в глаза и его плутоватая полуулыбка. Язык по верхнему резцу. И у меня сперло дыхание.

Усмехнулся, придвигаясь еще ближе, вынуждая обхватить себя за шею. Горячими губами скользнул по шее, пустив мурашки вдоль позвоночника, тут же стерев их пальцами, пробежавшими по моей горячеющей коже спины, до застежки бюстгальтера. Одно движение и крепеж бесшумно подчинился.

Я сама подалась к его губам, чувствуя, как накатывает такое знакомое и такое необходимое мне сейчас безумие, погружающее разум в темные воды с изумрудными всполохами.

Краткая подсказка поднять руки, чтобы хлопок футболки и шелк бюстгальтера соскользнули с тела. И он отстранился. Я досадно рыкнула пытаясь притянуть его назад, но он, мягко рассмеявшись, пинком придвинул кресло к столу и потянулся за бутылкой, свободной рукой удерживая на месте меня, порывающуюся соскочить с края стола, чтобы идти в атаку самой, как требовала вспенившаяся в жилах кровь.

— Тише, кис. — Он присел на подлокотник, оказавшись между моих разведенных ног и довольно прищурившись, разглядывал мою грудь. — Была у меня одна шальная мысль когда я смотрел на тебя в беседке… Помнишь тот вечер, секс в лесу?..

Я с трудом сглотнула, прикусив губу, и чуть подрагивая от его легких, почти невесомых поглаживаний по бедру.

— По-о-омнишь. — Удовлетворенно улыбнулся он, откупоривая бутылку черного рома. — Знаешь, как у меня фантазию коратнуло, когда я представил то, что сейчас сделаю?..

Я прикусила губу, сдерживая рвущуюся улыбку. И двинулась вперед, когда снова заметила язык по резцу, ибо кровь вскипела и сожгла жилы. Но он удержал. Куснул за колено. И поднял бутылку.

Над моим плечом. Я заинтригованно следила за тем, как он медленно ее наклоняет, чтобы тонкая струйка темного алкоголя коснулась моего плеча. Сбегает вперед, по ключице, по коже груди. К которой прильнули блядски улыбающиеся губы Коваля. Сердце застучало тяжело. Я прикрыла глаза, откидывая голову назад, и чуть прогибаясь в спине, чувствуя, как крен бутылки усилился настолько, что алкоголь ударяясь о мое плечо, разбивается на несколько широких дорожек, и течет вниз, щекоча кожу, будоража кровь, а его губы, щекоча жаркои дыханием мою кожу, покрывшуюся мурашками, сцеловывают стекающий по моей груди черный ром.

Дыхание участилось, грудь вздымалась чаще, а ром все лился, разбиваясь на моей коже на то сплывающиеся, то расходящиеся дорожки, которые, казалось бы, пропитывали меня, сразу попадая в кровь и бескомпромиссно опьяняя. Другое объяснение ватной тягучей карамельной слабости под кожей, которая множилась и разносилось по телу от каждого его дразнящего движения языка по моей груди, я в тот момент себе дать не могла.