Черт, каждый раз, когда он на меня так смотрел, было ощущение, что он говорит: я покажу тебе свой, если ты покажешь мне свой, мне хотелось наброситься на него и кататься с ним голым.

Я прочистил горло и присел на край кровати.

— Окей.

Он снял с себя одежду, и я мог открыто смотреть на его тело. Иисус. Неудивительно, что я сошел с ума прошлой ночью. На самом деле, мне было грустно видеть, как его ноги и задница исчезают в новых джинсах, но рад, что они подходят ему.

— Они отлично выглядят на тебе, — сказал я, немного поерзав, чтобы не попасть в неловкое положение со своей набухающей эрекцией.

— Спасибо, — он пожал плечами в одной из рубашек, которую я выбрал, и застегнул ее. — Что думаешь?

Думаю, ты идеальный.

— Не слишком большая? Кажется мешковатой на твоей талии. Хотя, не уверен, что размер поменьше тебе подойдет в плечах.

Он нахмурился.

— Я не знаю. Но чувствую себя комфортно.

— Примерь другую.

Он сменил первую рубашку на вторую.

— В этой тоже чувствую себя хорошо. Как эта выглядит?

Как «я хочу сорвать ее с тебя».

— Лучше. Тебе нравится?

— Да.

— Решай сам. Но думаю, что нам надо вернуть первую.

Он выглядел взволнованным.

— Вернуть обратно? Но ты же забрал ее домой, а я ее надевал. В магазине примут?

— Конечно. Этикетки на месте. Обещаю, они это сделают.

Он пригладил рубашку на животе.

— Мне эта очень нравится. Я рад, что ты выбрал ее для меня.

— Отлично. Хочешь посмотреть на себя в зеркало?

— Нет, все в порядке, — он улыбнулся. — Если ты говоришь, что эта хорошо на мне смотрится, значит так и есть, я тебе верю.

— Так и есть. Ты останешься в ней сегодня?

Он задумался на секунду.

— Я лучше надену свою рабочую футболку на случай, если у нас не будет времени вернуться сюда, — когда он начал расстегивать кнопки и дошел до низа рубашки, то заметил ценник, висящий на этикетке. — Восемьдесят долларов? — изумленно воскликнул он. — За одну рубашку?

— Это не так уж и дорого, — я поднялся на ноги, взяв ту, которую нужно было вернуть, и положил в пакет. Эта стоила еще дороже.

— Для меня это так и есть, — его голубые глаза были огромными.

— Я же говорил, ты не должен мне сразу платить.

— Я хочу, — твердо сказал он, положив рубашку в пакет. — Поэтому мы должны вернуть и эту. Когда-нибудь я смогу позволить себе роскошную одежду, но не сейчас.

То, что он считал рубашку за восемьдесят долларов предметом роскоши, разбивало мне сердце.

— Максим, пожалуйста, оставь себе. Пусть это будет подарком.

— Нет.

— Выслушай меня, мне нравится делать что-то для людей. Так что пусть это будет не для тебя, а для меня. Оставь её для меня, чтобы я чувствовал себя счастливым.

Он покачал головой, но улыбнулся.

— Ты сумасшедший.

— Я не такой. Просто ты мне очень нравишься.

Его улыбка стала шире, когда он потянулся вниз, схватил свою рабочую футболку и надел ее.

— Ты мне тоже нравишься. И ты мне… — он посмотрел вниз на свою грудь. — О, черт.

— Что?

— Я надел футболку наизнанку, — он начал быстро снимать ее с себя.

— Ну и что?

— Если ты наденешь какую-нибудь вещь наизнанку, это значит, что тебя побьют.

— Побьют? Кто?

— Да кто угодно, — он вывернул футболку на лицевую сторону и снова надел ее. — Вот поэтому ты должен ударить меня.

Я сжался.

— Ты с ума сошел?

— Нет! Это чисто символически. Ты должен ударить меня, чтобы я получил побои от тебя, а не от того, кто действительно захочет это сделать, — он сказал это со всей серьезностью, потом повернулся ко мне лицом. — Я готов. Вперед.

— Максим, я не собираюсь бить тебя.

— Ты должен! — но теперь он смеялся. — Несильный удар, хорошо? В противном случае, я не буду чувствовать себя спокойным.

— О Боже мой. Я не могу в это поверить. Как на русском языке «сумасшедший»?

— Повторяй за мной. Sumasshedshiy. А теперь ударь меня.

— Sumasshedshiy, — я полностью исковеркал это слово, а затем мягко толкнул кулаком в его очень твердый брюшной пресс. — Это все, что ты можешь получить.

Он сузил глаза.

— Ты бьешь как девчонка.

— Что? — уронив пакет с покупками, я схватил его и бросил на кровать, прижимая собой. — Забери свои слова обратно.

Он так смеялся, что его глаза заблестели.

— Даже Лиля бьет сильнее тебя.

— Забери свои слова обратно.

— Нет, потому что тогда ты слезешь с меня, а я наслаждаюсь этим.

Конечно, я сам чувствовал то же самое. Что могло быть лучше, чем Максим в ловушке подо мной? Это напомнило мне о прошлой ночи. Мой член, который так и не успокоился после того, как я увидел раздевающегося Максима, теперь был на пути к полной боевой готовности. Я прижал его к себе и прошептал.

— Тебе еще больше понравится, когда ты будешь без штанов.

Его глаза загорелись.

— Я согласен.

Через минуту мы были голыми и вернулись в ночь, когда я оседлал его бедра. Я терся об него своим телом, покрывая поцелуями его лицо, губы, шею. Боже, я наверно никогда не смогу насытиться этим чувством — кожа к коже, мышцы к мышцам. На секунду две недели показались такими короткими.

Как хорошо, но это все, что у тебя есть. Так возьми по максимуму от этого.

— Дерек. Ты сделаешь кое-что для меня?

— Что?

— Перевернись.

— Перевернуться?

— Да, — он прижался губами к моему уху. — Я хочу попробовать тебя губами.

Я колебался, чувствуя, что мне очень дорога моя задница, учитывая то, что я прошлой ночью сделал с его. Но это было тогда — ночью. Было темно. И в этом был замешан виски. Сейчас был день, в комнате было светло, и во мне бурлили только кофеин и сахар.

— Пожалуйста, — попросил он, облизывая мочку моего уха и всасывая ее в рот. — Я обещаю, тебе будет очень приятно.

Мне было любопытно. Хотелось узнать, каково это. Я был помешан на своем теле, поэтому всегда был чист и выбрит. Но... смогу ли я?

Не будет ли это слишком по гейски? Какие моменты допустимы, а чего будет слишком много? Что еще должно произойти, после чего я смогу окончательно подвести черту?

Он хочет этого. Не переусердствуй с этим.

— Окей.

Я перевернулся, оседлав его верхнюю часть тела, опираясь руками в кровать по обе стороны от него. Зацепившись руками за мои бедра, он подтянул меня так, чтобы моя задница была прямо у него перед лицом. У меня даже не было времени почувствовать себя неловко, когда его язык медленно коснулся моей сморщенной дырочки, вызывая у меня волну дрожи. Мне хотелось плакать от того, насколько это было ошеломительно и потрясающе. Как жарко и мокро. Как интимно. Мне хотелось взять в рот его член, ласкать его, но я ничего не мог делать, кроме как, закатывая глаза, стонать и выгибаться. Максим не сдерживался. Он использовал язык, губы, зубы, руки. Он стонал от удовольствия, как будто я лучшее, что он когда-либо пробовал. Его толстый, твердый член подрагивал на животе, из его кончика сочились капельки спермы. Это его возбуждает.

Мысль об этом заставила меня эгоистично нестись к освобождению. Я в исступлении двигал бедрами, насаживаясь на его язык. Подперев рукой себя с одной стороны и взяв свой член в другую, я дрочил быстро и жестко. Рычал и скрежетал зубами, стонал и чертыхался, кончая и изливаясь на него, разрисовывая его тело теплыми, белыми лентами своей спермы. Вид брызг на его животе, члене, его бедрах, был настолько восхитительно непристойным, что казалось, мой оргазм будет продолжаться вечно.

Как только я снова смог контролировать свое тело, я взял его член и облизал как мороженое, обводя языком вокруг головки. От его хриплого стона по всему моему телу пробежали мурашки. Я опускал и поднимал голову, снова и снова облизывая и проталкивая его член почти до самого горла, пока Максим не предупредил меня дрожащим голосом, что сейчас кончит, и я втянул его еще сильнее и глубже. Через секунду его пальцы вонзились в мою плоть, все его тело застыло подо мной, пока его член пульсировал, выплескиваясь в мой рот.