— Кто дал ему это питье? — снова спросила Анара, на этот раз вложив в слова часть своей магической силы.

Леди Кэлисс, заикаясь, словно через силу, ответила:

— Это… лекарство моего мужа… Он болен… его лекарь…

— Это яд, — ледяным голосом произнесла Анара.

Ее слова были встречены могильной тишиной. Леди Элизабет побледнела. На лице гофмейстера отразилась тревога. Холодный взгляд Калара вонзился в леди Кэлисс.

— Сука! — прорычал он, с яростью глядя на мачеху. Она ошеломленно уставилась на него. — Подсылала убийц ко мне… Отравляешь моего отца… Ради чего? Чтобы Бертелис стал правителем Гарамона?

Кэлисс лишь беззвучно открывала и закрывала рот. Анара, используя силу, данную ей Владычицей, проверила разум супруги кастеляна, пытаясь найти признаки вины.

— Зарублю тебя сейчас же, проклятая гадюка! — произнес Калар, его глаза горели яростью. Покрытый кровью, с мечом в руках, он шагнул к мачехе. Леди Кэлисс сжалась в ужасе.

— Нет, — вдруг сказала Анара. — Это не она.

Эти слова прорвались сквозь ярость Калара, и он в изумлении посмотрел на сестру. О чем она говорит? Ведь все сходится!

Она снова посмотрел на мачеху. Леди Кэлисс бросала на него убийственные взгляды. Конечно, за всем этим стоит она? Или…?

— Тогда кто? — спросил он. Ему очень хотелось убить кого-нибудь, и он искал цель для своей ярости. — Кто отравлял моего отца? — спросил он более настойчиво.

Взгляд Анары скользнул по Элизабет. Сердце Калара замерло.

— Нет… — прошептал он.

Побледневшая Элизабет подошла и встала рядом с Каларом, цепляясь за него, как ребенок.

— Любимый, почему она так смотрит на меня? — спросила она, в ее голосе звучал страх.

Калар лишь покачал головой.

— Это она, — сказала Анара, обвиняюще глядя на Элизабет.

Это безумие. Почему, во имя Владычицы, его возлюбленная могла желать смерти его отцу? Нет, Анара ошибается.

— Ты ошибаешься, сестра, — в отчаянии произнес Калар.

— Нет, — сказала Анара, ее глаза сияли неземным светом. — Спроси ее сам, если хочешь.

Элизабет плакала, слезы лились по ее лицу, она прижалась к Калару, не обращая внимания, что его доспехи заляпаны кровью.

— Не верь ей! — неистово заклинала его Элизабет, глядя умоляющими глазами, полными отчаяния. — Не верь ей!

Калар посмотрел в глаза женщины, которую любил, и за ее красотой увидел страшную правду.

— Почему? — прошептал он в ужасе.

— Не верь ей! — рыдала Элизабет, но Калар отстранился от нее, и по его лицу потекли слезы.

— Почему? — спросил он снова.

— Я сделала это ради нас! — воскликнула наконец Элизабет, заливаясь слезами, и попыталась подойти к нему. Он отшатнулся от нее, словно она была больна чумой, хотя у Калара разрывалось сердце от того, что он видел боль в ее глазах.

— Она бы заставила его лишить тебя наследства! — закричала Элизабет, указывая на леди Кэлисс. Запах ее духов был опьяняющим, вызывал смятение чувств, и Калар отошел еще дальше от нее. — Она убедила бы твоего отца, чтобы он отказался от тебя и лишил тебя наследства! Ты же знаешь, что я говорю правду! Он благосклонен только к Бертелису! А тебя он оставил бы нищим, без гроша! Мы остались бы ни с чем!

Калар потрясенно покачал головой в ужасе от того, что услышал.

— Это ради нас! — умоляла Элизабет.

Калар отвернулся от нее, по его щекам текли слезы.

— Калар! — закричал Элизабет, устремившись к нему, но Фолькар схватил ее за руку.

— Ты и так натворила достаточно, девка! — в ярости прошипел гофмейстер.

— Калар! — рыдала Элизабет. — Я люблю тебя, Калар! Пожалуйста, прости меня! Я делала лишь то, что было лучше ради нашего общего будущего! Калар!

Весь его мир рушился. Калар, шатаясь, спустился к подножию возвышения и упал на колени, меч выпал из его руки. Он сорвал с руки шелковый шарф Элизабет и бросил его на пол. Он едва услышал резкий звук пощечины — леди Кэлисс, шипя, как разъяренная кошка, бросилась на Элизабет.

— Прекратите! — приказала Анара, ее голос звенел силой. — Зверь идет.

Из коридора за дверями все еще не слышалось ни звука, но сразу же после слов Анары стал слышен новый шум. Это был протяжный стонущий скрип, похожий на то, как скрипит дом холодным вечером, или корпус корабля, качающегося на волнах. Волосы Калара встали дыбом, словно сам воздух был заряжен энергией, на языке он ощутил едкий вкус.

— Двери… — прошептал Малорик, и Калар, охваченный горем, оглянулся.

Большие деревянные двери набухали и выгибались, из их поверхности вырастали древесные отростки, колыхавшиеся, словно слепые щупальца. Прорастали шипы, истекавшие древесным соком, и набухшие шишки на поверхности дверей начали сочиться липкой жидкостью, подобно крови, текущей на пол.

Из дверей, словно оживших внезапной колдовской жизнью, стали расти ветви. Они тянулись вверх, упираясь в перемычки над дверным проемом, и кроша камень. На ветвях распускались черные, дурно пахнущие почки, выпуская множество жирных мух, заполнивших воздух. Вырастали листья цвета гниющей растительности, но едва успев появиться, сразу опадали на пол. Из нижней части дверей вырывались корни, ползущие по каменным плитам пола, проникавшие в трещины и прораставшие глубже в каменную кладку. Проникнув под камень, корни стали расшатывать плиты, поднимая их вверх, по полу, словно паутина, во всех направлениях побежали трещины.

С треском двери разошлись. На пороге стоял Дар, его глаза сияли магическим светом. Остатки дверей были окончательно разломаны, и вслед за своим повелителем в зал хлынул поток зверолюдов.

Рыцари бросились навстречу врагу. Калар увидел, что Малорик и Реол устремились в бой, их мечи зазвенели в воздухе. «Какая ирония судьбы: наследник Сангасса защищает лорда Гарамона», подумал Калар.

Увидев, наконец, врага, на которого можно излить свою ярость и горе, Калар подхватил упавший клинок и бросился в битву.

Размахивая мечом, он издавал бессвязный рев, даже не думая о своей защите, дикая ярость охватила его. Он сражался, словно один из берсерков с ледяного севера, изливая свой гнев на врага. Первому попавшемуся зверолюду он отрубил руку, не обратив внимания на удар молота по своей кирасе, ударил мечом по голове другого зверолюда, отсек один рог и размозжил череп.

Красный туман застилал глаза Калара, он рубил одного врага за другим в яростном безумии, не заботясь о своей безопасности. Он бросился в самую гущу боя, удары сыпались на него, но броня еще выдерживала, защищая рыцаря, и он продолжал убивать.

— Защитить лорда Гарамона! Назад! — вдруг закричал кто-то, и Калар пришел в себя. Его отец был еще жив, и молодой рыцарь считал своим долгом защищать его до конца. Погибнуть бессмысленно было бы бесчестьем, и Калар вдруг преисполнился решимости добиться того, чтобы отец мог гордиться им, хотя бы после того, как его сын погибнет.

Тяжелый кулак врезался ему в висок, и Калар рухнул на пол.

Оглушенный, он все же увидел, как Дар шагает сквозь хаос боя, скакательные суставы на ногах придавали его походке странный вид.

Вождь зверолюдов отбросил с дороги двух рыцарей ударом своего посоха, а еще одному всадил в горло кинжал для жертвоприношений.

Калар закричал, увидев, как чудовище сделало первый шаг по ступеням на помост к Лютьеру.

Реол врезался в гущу врагов, прорубая путь обратно к дверям, чтобы задержать зверолюдов, пока остальные рыцари отступали к трону, чтобы защитить кастеляна. Рыцарь Грааля двигался с удивительным изяществом, тратя на каждый удар не больше энергии, чем было необходимо, чтобы убить врага. Подобрав с пола еще один меч, Реол стал биться двумя клинками, образовавшими вокруг него дугу смерти.

Калар встал на ноги и, шатаясь, пошел к Дару. На пути рыцаря встал зверолюд, лицо твари являло собой ужасную маску в виде козлиной морды с человеческими чертами. Калар попытался убить его быстро, направив удар в шею, но зверолюд увернулся и взмахнул топором.