Ты не утонешь.

Тебе хватит сил.

При виде меня — во второй раз за день — на лице старика появляется удивление. Мой живот взрывается бабочками. Я кладу сумочку с объявлением на прилавок, и серые глаза старика округляются.

Достав из сумочки телефон и блокнот, я открываю приложение-переводчик и печатаю:

Место еще свободно?

Est ce que le poste est encore disponible?

Я чувствую себя слегка глуповато, ведь такие переводы не всегда бывают точны. Впрочем, неточный французский лучше, чем вообще никакой. Переписав вопрос на страницу блокнота, я пододвигаю его к старику. Читая написанное, он улыбается — еле заметной улыбкой — и на кратчайшую из секунд снова становится тем молодым мужчиной со снимка. Во мне вспыхивает надежда. Кажется, я все-таки смогу ему чем-то помочь. А тот факт, что мне удалось заставить его улыбнуться, вызывает новое ощущение радости, гордости… чувство, что у меня есть какая-то цель.

Он поднимает голову и встречает мой взгляд. И тут мы оба словно распознаем друг в друге нечто похожее. Может быть, боль? Крик души, которая взывает о помощи?

Нервно кусая губу, я сначала показываю на блокнот.

— Vendeur.

Потом на себя.

— Я. Moi.

Он кивает — значит, понял меня, — берет ручку и ниже пишет ответ. Пока я смотрю, как чернила ползут по бумаге, то клянусь, ясно слышу, как стучит мое сердце. Чувствую, как оно пытается выпрыгнуть из груди. И в голову мне, точно кирпич, ударяет осознание того, что эта работа нужна мне как воздух.

Дрожащими пальцами я забираю блокнот. Читаю первое предложение, и взрыв эмоций в груди — взрыв ярких красок — заряжает меня самой жизнью.

Oui, le poste est toujours disponible. Vous êtes embauchée. (Да, место еще свободно. Вы наняты. — прим. пер.)

Чтобы проверить, не тороплюсь ли я с выводами, я делаю перевод. Мир вокруг начинает мутнеть, и я понимаю, что плачу — слезами чего? Радости? Экзальтации? Да и да. Всему — да.

Глупо, я знаю. Я всего-то и буду, что помогать ему в гибнущем магазине, но для меня оно значит намного больше.

Это что-то похожее на свободу.

На независимость.

Пока я со смехом вытираю глаза, пожилой джентльмен смотрит на меня со странным выражением на лице. Поддавшись порыву, я опираюсь о стойку и расцеловываю его, чем добиваюсь еще одного смешка и улыбки.

— Спасибо, спасибо вам… То есть, merci.

Наверное, он уже думает, что, наняв меня, прогадал. Он берет девушку на работу, а она ударяется в слезы, а потом бросается его целовать? Но если б он знал, что он делает для меня… какой бесценный дар преподносит. Возможность сделать что-то самой. Как Валентина.

Возможность быть Валентиной.

 

Глава 8

Я получила работу.

Мне хочется танцевать — такой счастливой и воодушевленной я себя чувствую. Может, я и буду всего лишь помогать хозяину загибающегося цветочного магазина, но для меня это значит все. Я думаю о своей жизни и о том, что я сделала с тех пор, как вышла за Уильяма. Я закончила колледж и в то время, как мои друзья получали работу, занималась тем, что выбирала поваров и официантов на нашу свадьбу. Раньше роли жены Уильяма мне было достаточно — более чем, — но теперь уже нет.

После того, как нам с господином Лемером с помощью жестов и приложения-переводчика удается представиться, мы прощаемся. Я должна выйти во вторник — через четыре дня, — потому что на выходные он уезжает навестить свою дочь. Кажется. Переводчик, пожалуйста, не подведи.

Когда я захожу в здание — руки заняты бумажными пакетами с продуктами и орхидеей, — то вижу у лифта Себастьена. Его внимание приковано к телефону.

— О. Снова вы. — Увидев его, я сразу же останавливаюсь, и мое сердце пропускает удар. Мои глаза жадно впитывают его, в голове вспыхивают воспоминания о том, что я желала, чтобы он со мной сделал в том сне.

Он поднимает лицо. Наши взгляды встречаются.

— Мне тоже приятно вас видеть.

Шокированная своим поведением, я закусываю губу.

— Сожалею. Это было очень бестактно с моей стороны.

— Ничего вы не сожалеете. — Он убирает телефон в задний карман. Качает головой, и уголки его рта приподнимаются в дразнящей улыбке. — Ну же, признайтесь, что нет.

Сконфузившись, я нервно смеюсь.

— Никогда.

— Ну а я вот не жалуюсь.

Его взгляд воздействует на меня как дефибриллятор на сердце. Покраснев, я прижимаю пакеты к груди. Наступает неловкая тишина. Мне хочется быть где угодно, только не здесь, не рядом с мужчиной, из-за которого я чувствую себя так, словно одновременно тону и лечу. Но я обманываю себя. И сама это знаю. Потому что, если быть честной, я хочу быть только здесь.

Он нарушает молчание первым.

— Давайте я вам помогу.

— Спасибо, не надо. — Опомнившись, я отступаю назад и обнимаю пакеты так крепко, словно они самый ценный груз на земле. — Я и сама могу донести.

— Нисколько не сомневаюсь. Но я все равно хотел бы помочь.

Мы стоим так, наверное, целую вечность. Я практически вижу нас со стороны. Упрямая женщина. И мужчина, предлагающий помощь, которую ей страшно принять. Мы спорим о пакетах с едой, но отчего-то есть ощущение, что за этим стоит нечто еще. И, боюсь, Себастьен понимает это не хуже меня.

Но…

Но у меня болят плечи, болят руки, сердце тоже болит. Что такого ужасного в том, чтобы принять чью-то помощь? Чтобы эгоистично разделить с ним свое бремя — пусть всего на чуть-чуть?

— Спасибо, — говорю я, один раз кивнув. — Только, пожалуйста, аккуратнее с орхидеей.

— Конечно.

Медленно, осторожно — словно боясь, что я могу передумать — он забирает пакеты, и я их ему отдаю. С его стороны это обычная вежливость, но для меня это все. И когда наши руки соприкасаются, я не спешу их убирать. Я наслаждаюсь теплом его кожи. Недолго, всего пару секунд. Дружеское прикосновение для постороннего взгляда. И все же, пока мы в тишине едем вверх, а на моей коже горит след его пальцев, я ощущаю то, чего не было раньше: натяжение оплетающих нас невидимых уз.

— Вижу, у вас получилось найти рубашку.

Он усмехается.

— До сих пор вспоминаете, да?

Я смеюсь.

— В ваших снах.

— Если б только вы знали. — Он подмигивает мне, как записной хулиган — кто он, впрочем, и есть.

Мои губы вздрагивают в улыбке. Я хочу сказать что-то еще, но не могу — в голове пустота. И тогда я сосредотачиваюсь на текстуре и цвете лежащего у нас под ногами ковра.

— О чем вы думаете? — тихо спрашивает Себастьен.

Я поднимаю лицо и встречаю взгляд его глаз, таких голубых. Как легко было бы раствориться в них, утонуть.

— Так, ни о чем. — О том, что с вами я счастлива. — А вы?

— Не скажу, — добродушно говорит он. — Извините.

— Эй…

— Не-а.

— Но…

Очень некстати раздается звонок, и лифт открывается на моем этаже. Нам приходится замолчать. Себастьен провожает меня до квартиры, где я забираю у него оба пакета и устанавливаю их у себя на бедре. На прощание я протягиваю Себастьену руку, но он вместо того, чтобы пожать ее, достает из кармана своего пиджака маленькую коробочку, завернутую в коричневую бумагу, и кладет ее мне на ладонь.

Я хмурюсь.

— Что это?

— Валентина, это подарок.

— Вы что-то купили мне? — задаю я глупый вопрос, не в силах скрыть удовольствие, что разрывает мне грудь.

Он, усмехаясь, кивает.

— Похоже, что так.

— Вам не стоило…

Он засовывает ладони в задние карманы джинсов и пожимает плечом.

— Мне захотелось.

Тронутая до глубины души этим жестом, я смотрю то на подарок, то на него.

— Спасибо.

Он по-мальчишески улыбается.

— Не за что.

Не отпуская подарка, я ставлю продукты на пол.

— Можно? — спрашиваю, когда у меня освобождаются руки. От волнения и любопытства мои пальцы немного дрожат. Он кивает, в глазах светится предвкушение.