Его сползание в сладкую дремоту замедлилось. Она почувствовала вспыхнувший страх, отрицание и наконец облегчение, сопровождаемое непередаваемым впечатлением легкого вздоха.

— Если такое испытание и есть, то оно где-то внутри тебя самой, сестра, ибо я его не знаю. То, что каждый признает другого, является достаточным условием соединения. Некоторые претенденты, еще до тебя, не обладали достаточным для соединения характером и отправлялись на встречу с Высшими. Но я уверен, что ты достаточно сильна, чтобы побрататься со мной. Если нет… — его мысли звучали тихо, как будто Он шептал, — …то тебя не станет, и мне придется ждать еще долгое время, пока не появится кто-нибудь еще, кто бы попросил о соединении.

Норисса молчала. Ее грызли сомнения. От холода ее трясло, но она не могла даже обхватить себя руками, по-прежнему сжатая со всех сторон холодной, скалой. Она была подвешена над бездонной шахтой, и ее обволакивало существо столь чуждое, что в ее мире оно даже не обладало конкретной формой. И это существо не рисковало жизнью, в отличие от нее, которую оно просило отдать самое себя.

Он ждал, балансируя на гребне ожидания. Норисса знала, что вскоре Он позабудет себя, ринувшись в темноту забытья. Что с ней тогда будет?

И что будет с Корматхом? Она уже знала ответ. Фелея разберет гору по камешку до самого низа, лишь бы добраться до Знака Драконьей Крови. И тогда Корматх из Компаньона превратится в раба. А ее люди превратятся вообще в ничто.

Ее люди, ее подданные. Она подумала обо всех тех, кто дожидался ее возвращения. Их вера была достаточно сильна, чтобы они готовы были рискнуть всем и последовать за ней.

Почему я не смею быть настолько же уверенной в своих силах? Разве не должна и я защитить своего Компаньона?

Норисса протянулась обратно, к тому месту, где Корматх прикасался к ней. Но она все еще боялась. Ей нужен был кто-то, кто взял бы ее и повел, кто заранее знал ее вопросы и умел на них ответить. Заботливый, въедливый Байдевин смог бы подсказать ей, как поступить.

И все же она не пыталась прибегнуть к «неслышной речи». Она должна была принять решения сама и сама найти все ответы на вопросы. И она повернулась к Корматху.

Но он уже исчез.

Он сорвался с обрыва в глубокий сон, и Норисса обнаружила, что стремится сквозь толщу камня вверх, туда, где были свет и воздух. Ее выбросило обратно в ее собственный мир. Корматх прочел ее страх и принял собственное решение.

Норисса тоже приняла решение.

Найдя на ощупь его щупальца, которые несли ее прочь, она попыталась дотянуться до него по узенькому каналу, который все еще соединял их. Она снова прикоснулась к первичным и первородным силам земли. Окунувшись в расплавленную магму, что была самой кровью ее мира, она воспользовалась ее мощью, чтобы смыть с себя страх и гнев, выжгла из себя всю пустую породу, которая могла помешать ей. Теперь она была чистой, сверкающей искрой беспримесного бытия.

Найдя Корматха, Норисса сосредоточилась и влилась в него.

Они вместе взмыли вверх. Две жизни в одном разуме, они пронизывали золотистые расплавленные глубины. Оседлав течение изменчивых вероятностей, они зацепились за голубизну неба и поднялись еще выше, в безвоздушную пустоту.

В шатре Фелеи Пэшет наблюдал, как Тайлек угрюмо сутулится на своем кресле. Пэшет небрежно подошел и встал рядом с Тайлеком, наблюдая за ходом сражения в грани магического кристалла. В воздухе витало зловещее молчание.

Два дня назад Фелея вдруг впала в ярость. Мечась из стороны в сторону по тесному пространству шатра, она издавала неистовые крики, звучащие контрапунктом к грому схватки за тонкими стенами.

— Она соединяется! Соединяется в этот самый миг! Грязная, незаконнорожденная девчонка крадет мою власть!

Даже Пэшет уловил что-то, несмотря на то что он не был подготовлен, он ощутил внезапный рост и резкое высвобождение энергии где-то поблизости. И сегодня, два дня спустя, его изуродованные руки все еще отзывались болью на одно только воспоминание об этом.

Заглянув Тайлеку через плечо, он заметил его скрытный жест. Тайлек нежно погладил мягкую кожу на своем запястье и незаметно и быстро прикоснулся к щеке.

Пэшет улыбнулся. Прошло четыре дня, а Тайлек еще не оправился от пережитого страха. Наказание, которому подвергла его Фелея, надломило что-то внутри волшебника.

Тем временем внимание Пэшета снова вернулось к светящемуся камню — за два дня диспозиция ничуть не изменилась. Его солдаты по-прежнему оставались на этой стороне ущелья. Они не завоевали преимущества. Хуже того, они начинали утрачивать свое рвение.

Дождь и недостаток места для свободного маневрирования позволяли только небольшой группе его солдат сражаться с такой же небольшой группой мятежников. Каждая группа сражалась под прикрытием, которое обеспечивали действующие и с той, и с другой стороны маги. Каждая группа часто сменялась свежими войсками. Но не только дождь выводил из себя людей. Несколько раз повстанцы одерживали верх и могли попытаться овладеть небольшим плацдармом на чужой стороне ущелья, но всякий раз они использовали передышку для отдыха или замены своей группы свежими бойцами. Похоже, занимаемая ими позиция их вполне устраивала. Пэшету порой начинало казаться, что все они полягут на этом мрачном каменистом плато, сражаясь с противником, который не выказывал никакого желания завершить битву.

Вглядевшись в крошечные фигурки, перемещающиеся в кристалле, Пэшет узнал своего гнома, который стоял рядом со старинным неприятелем Тайлека Медвином. Это он насылал магию, которая ставила в тупик лучших адептов Тайлека.

Особый гнев вызывали в нем новые способности его гнома. Знай он с самого начала, что это крошечное создание обладает таким могуществом, все могло пойти совсем по-другому. Джаабен мог остаться жив, да и он не был бы сейчас в таком положении. Ему не хватало времени. Несколько раз за последние два дня он ловил на себе взгляды Тайлека и читал в его черных глазах свой смертный приговор. Он был уверен, что Тайлек не станет ничего предпринимать до тех пор, пока Фелея не одержит победу, но лишь только это случится…

И Пэшет, и Тайлек подпрыгнули, когда Фелея, слегка зевнув, села прямо в своем кресле. Она смотрела в сторону моста, словно видела все там происходящее даже сквозь стены шатра. Фелея напряженно прислушивалась, медленно вставая.

— Она приближается.

Тайлек напряженно прижался к спинке своего стула, когда Фелея, сделав два шага, остановилась возле него. Пэшет задержал дыхание. Голосом холодным, как сияние ее лиловых глаз, Фелея приказала:

— В этот раз я не потерплю никаких ошибок, Тайлек, потому слушай меня внимательно. Девчонка вошла в соединение и возвращается после полета, во время которого происходила связь. Сейчас она слаба, и ей потребуется время, чтобы восстановить силы и полностью вернуться мыслями в этот мир. В этот раз я ее не упущу. Я пошлю ей вызов, и она не сможет отказать мне.

Фелея молчала, остановив взгляд на шее Тайлека. Его рука непроизвольно взлетела вверх, и он сжал в кулаке медальон. Фелея кивнула:

— Вспомни, что этот медальон означает для тебя, Тайлек, и, может быть, ты поймешь, что Знак Драконьей Крови имеет такое же важное значение для Нориссы. Этот Знак — то, чего я хочу. Когда она откликнется на мой вызов и наша битва начнется наверху, ее тело будет беспомощно стоять на земле. Сорви с ее шеи Знак Драконьей Крови и повесь поверх моего. — Она мрачно улыбнулась, и предвкушение триумфа засияло в ее глазах. — Я привяжу к себе ее Компаньона еще до того, как она испустит дух!

Тайлек быстро кивнул в знак того, что все понял. Пэшет тоже кивнул, хотя не разделял опасений Тайлека. Только его въевшаяся в кровь привычная осторожность помогла ему скрыть внезапно вспыхнувшую безумную надежду.

Затем Фелея окуталась малиново-красной дымкой и исчезла.

37

Возвращение оказалось более болезненным, чем соединение. Они прожили множество жизней и дважды прикоснулись к каждому из многих миров. В экстазе полета Норисса жила только чувствами и жизнью Корматха. С ним она не могла жить никакой иной жизнью, кроме сна. Захваченная радугой волшебного света, которая не могла существовать в действительности, она измерила глубины времени и ощутила биение его сердца.