— Если говорить словами твоего языка, то я — Корматх. И я очень устал от того, что мне так много времени пришлось провести без сна.

Его усталость обернулась вокруг камней. Ее стремление уйти заполняло его разум, и Норисса снова ощутила его неохотное обещание выпустить ее, разорвав связь с ее разумом. Вдруг вспомнив о том, для чего пришла сюда, Норисса протянула ему робкую мысль, испугавшись, что он может и в самом деле покинуть ее.

— Ты не должен спать! Фелея хочет уничтожить меня, меня и всех, кто восстал против нее. Ты будешь для нее главной наградой! Если ее не остановить, то ее преступления положат конец моему народу. Я буду бороться с ней, но мне нужна твоя сила, чтобы победить!

— Тогда дай мне уснуть. Ты можешь воспользоваться моим могуществом, только пока я погружен в сон. Когда-то давно мы, не ведая об этом, чуть не уничтожили твой род. Но мы поклялись Тремсану, что это никогда не повторится, и он дал нам за это ощущение радости при соединении. Теперь сестра Фелея требует выкуп за осуществление того, что я так желал совершить. И все же я не могу судить, является ли ее желание хорошим или плохим. Это должен решать ее род или Высшие.

— Как тогда ты можешь предлагать свое могущество, зная, что оно будет использовано против нее, если ты дал такую клятву?

— Ты можешь воспользоваться моей силой против нее, маленькая сестра. Или не воспользоваться — таков, я знаю, был выбор твоей матери. Но решать предстоит тебе. Пока я сплю, меня нельзя притянуть к ответу за то, что происходило во сне.

Спутанные мысли Нориссы спутались еще сильнее, часть мыслей была ее, а часть ей не принадлежала. Присутствие внутри нее этого неописуемого существа она воспринимала как пугающее вторжение, лишний раз подчеркивающее, насколько в действительности уединенным местом является мозг каждого человека, мужчины или женщины. Так часто она жаловалась на одиночество, а теперь ей дано было по достоинству оценить, насколько ценным было свойство изолированности от других. Он пришел, чтобы соединиться. А что такое соединение, если не сложение вместе вещей, которые существовали отдельно? Усталость заставила ее испугаться незаметной перестановки или подмены, и она бросилась назад, желая снова почувствовать вес собственного тела. Она по-прежнему находилась в середине горы, в своей холодной и тесной клетке. Внутри нее вспыхнула паника. «Как долго я здесь?» — заволновалась Норисса.

— Она еще не проникла за барьер, но это случится скоро. Гнев нашей сестры силен!

— Сестры!!! — возмутилась вдруг Норисса. — Как ты можешь называть ее так, зная, что у нее на сердце и в мыслях?

Но ее ярость вернулась обратно к ней.

— Она связана, соединена! Никак иначе я не смею ее называть.

Норисса вздрогнула от обжигающего прикосновения его ответа и от страха. А Корматх уже раскаивался, окружая ее теплом и стараясь успокоить:

— Прости меня, маленькая сестра. Я забыл, что ты не знаешь об опасности, которая грозит нам. В своих поисках могущества и власти Фелея позабыла уроки Тайлека, первого брата. Она помнит только о том, что он слишком соединен со многими и обладал властью и могуществом большими, чем кто бы то ни было до него, и она станет пытаться вернуть это время, соединяя себя со многими Компаньонами. Но такое полное соединение многих с одной обязательно разрушит оба наших мира. Даже сам Тремсан не мог выдержать тяжесть соединения со всеми нашими, и он мудро снабдил каждого из нас отдельной связью и распределил нас среди своих детей.

Голос Корматха заставил согреться медальон, висящий на шее Нориссы.

— Ты — одна из детей Тремсана. Не хочешь ли ты войти в соединение со мной?

Норисса беспокойно зашевелилась, не успев понять, вздрогнуло ли в тревоге ее тело, или это был разум. Почему, почему у нее всегда не хватало времени подумать, взвесить?

Это была раздраженная, нетерпеливая мысль, внезапный вопрос, на который она и не ожидала ответа, но Корматх тут же отодвинулся.

Она вспомнила восторг, который не отпускал ее до этого самого момента. Она пришла сюда, надеясь увидеть доброго бога, кого-то всезнающего, который укажет ей все ответы на все вопросы. Вместо этого она обнаружила существо, обладающее, несомненно, большим могуществом, чем у нее, но которое было столь сковано в своих действиях, что не могло воспользоваться своей силой даже для защиты самого себя.

Или то была хитрость, чтобы испытать ее веру?

Если отбросить в сторону панику, то его присутствие было для нее непривычным, но не неприятным. Она прикоснулась к тому месту, в котором он проник в ее разум. Он скорчился от желания, но ничего не сказал. В молчании она отвернулась от Него и удивилась, что он не последовал за ней по уединенным тропам ее размышлений. Он ждал, запутавшись в усталости, которая отягощала их обоих, и Норисса спряталась, пользуясь передышкой, чтобы собрать последние крохи самообладания. Только один раз он с мольбой обратился к ней, но не в словах, а вспышкой вернувшегося на мгновение двойного зрения, показав ей ее в своем видении. Она выглядела как мерцающая звезда, окутанная темной вуалью отказа. Иногда из него исторгались небольшие водовороты покорности судьбе, а его голод, еще больше обостренный отчаянием, неясно вырисовывался в темноте, но Он старался позабыть о нем. Голод понемногу тонул в страхе. Надежды, которые Он возлагал на Нориссу, таяли. Норисса почувствовала, как он, отворачиваясь, готовился снова пасть в пучину черного сна без сновидений, ради только одного сна. Она теперь отчетливо видела, что спать и видеть сны для него означает жить. И, наконец, она убедилась в том, что Он вовсе не бог, так как Он не заметил ее самой большой ошибки.

Она ощутила, как его хватка слабеет, и поборола в себе внезапную боль, которую причинил ей этот уход.

— Я была бы рада соединиться с тобой, — прошептала она, и та ее частица, с которой он еще соприкасался, как будто попыталась обнять его на прощание, — но это невозможно!

Корматх заколебался, новая надежда боролась в нем со смущением.

— Ты носишь талисман. Ты — та самая искорка жизни, к которой я прикасался еще тогда, когда ты была во чреве матери, та самая, которую я столько времени ждал.

— Но я не принадлежу к Клану Драконьей Крови…

Понимание засветилось в нем, а смех эхом сотряс гору до самого основания. Его радость крепко обхватила ее.

— Глупое дитя! Какое значение имеет родословная? Даже Тремсан не принадлежал ни к какому клану до тех пор, пока не дал свое имя всем своим потомкам!

— Значит, возможность соединения не имеет никакого отношения к вопросам кровного родства? Почему же тогда никто другой не соединялся с вами?

Он улыбнулся так, словно ребенок, делящийся важным секретом:

— Потому что никто другой не пытался.

Норисса часто заморгала, глядя на сияние — единственную часть Его, которая была видна в ее мире.

— Ты хочешь сказать, что в любой момент можешь войти в соединение, стоит только попробовать?

Он словно бы пожал плечами, довольный и радостный, и Норисса услышала сонную дремоту, тенью наползающую на его мысли. Он попрочнее угнездился в той части ее разума, которая продолжала обнимать его.

— Конечно, гораздо легче тому, кто достаточно искушен в мастерстве. Никто никогда не пытался просить об этом, кроме членов клана. Но мы никогда не отказы — вали в соединении никому из твоего племени.

— Значит, Медвин был прав, и медальон сам по себе не имеет никакой силы. Но если он ничего не значит, то почему Фелея так жаждет его получить?

— Он значит очень многое, — голос Корматха гремел, заставляя вибрировать камень. Он еще глубже погрузился в дремоту и довольство прямо-таки лучилось отовсюду. — Это мостик, при помощи которого мы входим в соединение. Внутри него наши миры соприкасаются, и таким образом мы привязываемся к тому, кто владеет медальоном и способен вынести соединение.

— Я владею медальоном! — ощущение полузабытого счастья ожило в ней, но его пламя тут же погасло, когда значение его последних слов несколько поумерило ее восторг. — Кто способен вынести соединение? Может ли вдруг оказаться так, что я-то и не смогу? Какое испытание будет еще мне назначено, чтобы я сумела доказать свою пригодность?