— Не великим хотел стать я, Фелея! Никогда я не думал об этом! Я просто подумал, что, если бы у нас обоих была такая сила, мы могли бы править вместе, и никто не осмелился бы тогда противостоять нам. Мы…

— Править вместе! — Фелея расхохоталась и покачала головой. — Ты всегда считал себя умнее, чем ты есть на самом деле, Тайлек. Ты замахиваешься на дела более великие, чем тебе по плечу. — Она посмотрела на него сверху вниз и, прикоснувшись кончиками пальцев к мокрым дорожкам на его щеках, улыбнулась неожиданно мягко: — Но все равно ты всегда был лучше и сильнее остальных, да, любимый?

На лице Тайлека вспыхнуло выражение надежды. Схватив руку Фелеи, он покрыл ее поцелуями.

— Никто не сможет любить тебя сильнее, чем я, Фелея!

— Я так и думала. — Фелея снова улыбнулась, но не весело. — Вот поэтому ты заслужил самое жестокое наказание!

Свободной рукой она схватила волшебника за волосы и отогнула назад его голову. Вырвав из его рук свою вторую руку, она ловко просунула ее за пазуху Тайлеку. Тайлек попытался схватить ее за руку, но схватил лишь воздух. Тем временем Фелея схватила что-то, висящее у него на груди, и сильно дернула. Когда она вынула руку, сжимая что-то в кулаке, в неярком свете сверкнула оборванная золотая цепочка.

— Нет! Нет!

Тайлек громко взвыл и чуть было не вырвал у Фелеи ее добычу, но его руки вдруг превратились в подобие скрюченных птичьих лап, переплетенных выдающимися синими венами. Из горла Тайлека вырвались странные хриплые звуки. Сухие губы сморщились и опали, щеки запали в беззубый Старческий рот. Глаза провалились, клочья длинных седых волос облепляли маленький, покрытый пигментными пятнами старческий череп. Все тело Тайлека ссохлось и согнулось под внезапно навалившейся на него огромной тяжестью немыслимого множества прожитых лет. Упав на пол, он протянул вперед дрожащую руку.

Фелея отступила на шаг назад, приподнимая подол платья, чтобы Тайлек не дотянулся до нее.

— Постарайся покрепче запомнить, что ты не такой на самом деле, Тайлек. Я думаю, что ты еще будешь мне благодарен за это наказание. Как-никак я тебе кое о чем напомнила, — наклонившись над ним, она швырнула на пол разорванную цепочку. — Не мечись так, любимый. Ты устанешь. Это не очень мудро с твоей стороны, так как, если ты проживешь в своем естественном виде достаточно долго, это может заставить меня вернуть тебе твою драгоценную красоту.

Даже при всей силе своей ненависти Пэшет не выдержал и отвернулся, чтобы не видеть мольбы в полуслепых глазах Тайлека. Фелея обожгла его сердитым взглядом:

— Собери своих солдат и провиант во дворе. Мы отправляемся немедленно.

Она прошла совсем рядом с ним, и он спрятал свои изуродованные руки, глубоко поклонившись волшебнице.

Йалст помог ему добраться во двор замка, так как для Пэшета каждое движение было как адова мука. Притихшая было боль вернулась теперь с троекратной силой. Заключенная в волшебном столе магия умела сама реагировать на прикосновения непосвященных и реагировала жестоко. Воспоминание об этом безмолвном нападении болью отдалось в позвоночнике и обожженных руках. Пока Йалст отдавал распоряжения солдатам, Пэшет сидел под стеной замка и рассматривал руки.

Йалст принес ему бинт и мазь от ожогов. Увидав размеры ожогов, он присвистнул и нахмурился:

— Тебе надо бы показаться врачу.

Пэшет покачал головой:

— Забинтуй их и никому об этом не говори. Госпожа не должна думать, что я ни на что не годен. Я не хочу, чтобы меня оставили при кухне.

Тем временем во дворе выстроилось две сотни воинов со своим провиантом. Из дверей замка показалась Фелея. Небольшая свита, сопровождавшая ее, пошатывалась под тяжестью ее имущества, собранного в большой спешке. За свитой вышагивали четверо адептов Тайлека, которые несли на плечах импровизированный гамак, в котором раскачивалось высохшее тельце мага. Ни слова не говоря, Фелея остановилась в самой середине строя солдат и прочла заклинание, вызвав появление широкой алого цвета паутины, несколько напоминающей ту, которая обвивалась вокруг Нориссы перед ее исчезновением.

Пэшет ощутил толчок, который отозвался в его спине еще более сильной болью. Затем ему показалось, как будто его раскручивают, привязав к концу длинной веревки. В следующее мгновение он обнаружил себя стоящим на вершине обезглавленной горы. Повсюду на равнине копошились его солдаты. Среди них корчился в пыли Тайлек — ссохшаяся, хнычущая кукла. Вдали, на крутой стороне глубокого ущелья, одинокая фигура карабкалась по склону высокой горы. Еще семеро человек, поддерживаемые в воздухе непонятной силой, пересекли ущелье без всякого моста.

Пэшет услышал вопли своих солдат. Кто-то молился, большинство сыпали проклятьями, но все они смотрели в небо. Пэшет, преодолевая боль, поднял голову.

На холме, сложенном из расколотых гранитных плит и валунов, стояла неподвижная Фелея. Ее точное подобие парило высоко в небе на спине устрашающей крылатой твари ярко-красного цвета. Пэшет некоторое время наблюдал, как тварь напрасно пыталась пробить невидимую стену, которая не давала ей перелететь на другую сторону ущелья.

Пэшета толкнули, и он обратил внимание на то, что его солдаты, объятые ужасом, столпились вокруг него. Их невежество разозлило его, и он чуть было в ярости не набросился на них. Его солдаты как будто ждали, что он начнет их успокаивать!

Однако эта мысль так глубоко проникла в него, что Пэшет поборол гнев и оставил в сторону все эмоции. Конечно же, они обратились к нему в трудный час — он был их командиром. Оставаясь глухим к любым ощущениям, Пэшет принялся отдавать приказы.

32

После яркого солнца, отраженного и усиленного снежной белизной снаружи, Байдевин на ощупь пробирался по темному каменному тоннелю. Когда подоспел Медвин, ему стало гораздо проще, так как посох волшебника продолжал светиться в темноте, и это позволило гному избежать многих трудных участков. Остальные же, не обладая волшебным даром, не видели ничего дальше собственного носа, и в темноте время от времени раздавались звонкие удары стали о камень и сдавленные проклятья. Шарканье башмаков по песку и гравию, устилающему путь, действовало на нервы Байдевину, и его воображение то и дело рисовало ему полчища чудовищ, подстерегающих их во мраке тоннеля, или всевозможные несчастья, которые поджидают Нориссу в конце пути.

— Там свет! — внезапно прошептал Норвик.

Байдевин в панике обернулся к Медвину и его светящемуся посоху, но заметил, что Норвик, несколько опередивший остальных, указывает вперед, не глядя на волшебника позади. Сам же Байдевин, стараясь держаться поближе к Медвину и свету, который испускал волшебный посох, не рассмотрел слабое сияние в конце коридора.

Осторожно они пошли по узкому коридору. Коридор слегка изогнулся и внезапно вывел их в длинную, просторную пещеру.

Без факелов, вообще без какого-либо огня, рассеянный свет, сияние которого они заметили, лился прямо с потолка пещеры. В самой ее середине стояли Норисса и Кей с Иллой. За ними, глубже в тело горы, пещера была темна. Дальняя ее стена состояла словно из дыма и тумана. Байдевин обратил внимание на то, что в то время, как в коридоре гулял промозглый сквозняк, в пещере, куда он вошел, оказалось удивительно тепло.

— Норисса! — Байдевин подбежал к тому месту, где Норисса стояла перед кучкой камней. Его страх улегся только после того, как она улыбнулась и, назвав его по имени, повернулась, чтобы приветствовать остальных.

— Байдевин! Медвин! Идите сюда, посмотрите, что оставила мне моя мать!

Невысокий гранитный столб стоял внутри треугольного пространства, образованного двумя черными каменными плитами, соприкасающимися концами. На вершине столбика стояла чаша из полупрозрачного черно-синего стекла, наполненная водой. В воде плавал небольшой белый камень, похожий на градину, который светился своим собственным светом и освещал несколько рун, написанных на краях чаши. Байдевин разобрал знаки времени, огня и смерти. Остальные надписи напоминали собой бессмысленную головоломку; лишь только Байдевин попытался расшифровать надпись, руны словно задвигались и еще сильнее переплелись между собой. Может быть, Медвин и сумел бы в них разобраться, но Байдевин так этого и не узнал, потому что волшебник с удивлением глядел на свой посох.