— Очень хорошо, дитя мое, что мы нашли друг друга, — сказал Медвин. Иначе ты непременно бы попала в лапы этого Тайлека. До тех пор пока ты не умеешь контролировать заключенные в тебе силы, ты не должна пользоваться ими без крайней необходимости. Мой долг будет заключаться в том, чтобы обучить тебя обуздывать эти силы.

— Научить меня контролю? — Норисса с удивлением уставилась на Медвина. — Ты говоришь так, словно я останусь с тобой, а между тем я исполнила свое обязательство и доставила амулет. Теперь я отправлюсь в путешествие, так как у меня есть мои собственные дела, которые я должна довести до конца.

Она довольно кивнула, заметив удивление на лице Медвина, затем нащупала на цепочке медальона замок и попыталась расстегнуть его, пока Байдевин начал говорить в ее оправдание:

— С помощью медальона Норисса научилась создавать иллюзии. Именно с помощью медальона ей удалось добраться сюда.

Норисса наконец справилась с застежкой и встала, неохотно протягивая старику медальон. На лице Медвина внезапно отразилось понимание, и он покачал головой.

— Вовсе не амулет должен был быть доставлен, должен был быть доставлен его владелец, — он улыбнулся. — Он твой, девочка, твой по праву наследования.

Повернувшись к Байдевину, старик продолжал:

— Знай же, что вовсе не медальон создавал эти иллюзии! Это в ней заключены силы, это она — Талант. Именно ее неумелое использование ее Таланта привлекло меня к ней, так же как оно привлекло и Тайлека, — он снова повернулся к Нориссе. — Твои иллюзии красивы и эффективны, но бесполезны. Ты — словно ребенок, забавляющийся с новой игрушкой. Я должен научить тебя, как правильно пользоваться тем, что тебе досталось.

Норисса почувствовала, как в ней все сильнее разгорается гнев, перекрывающий чувство радости, возникшее тогда, когда она поняла, что амулет останется у нее.

— Я не ребенок! — заявила она. — И мои иллюзии совершенны! Я сумела обмануть всех — даже тебя. И если мою маскировку разоблачат, я тотчас сделаю другую!

Медвин улыбнулся, как терпеливый отец улыбается капризам маленького ребенка, и отвернулся, чтобы посмотреть в окно.

— Ты многому должна научиться, Норисса, — сказал он, не поворачивая головы. — Тебе по наследству досталась большая ответственность, и это будет… — Он замолчал и повернулся к ней, его глаза сузились, и взгляд их стал жесток.

Норисса воспользовалась тем, что Медвин не смотрит на нее, и создала иллюзию второго Байдевина, и теперь возле камина стояло два гнома, второй — точная копия первого. Когда она увидела, что Медвин не в силах определить, который же из Байдевинов настоящий, она испытала настоящее торжество.

Вот так вот! Пусть теперь говорит о контроле! Ее мысли были дерзкими, и она позволила себе уйти в иллюзию еще глубже. Она не испугалась даже тогда, когда Медвин сделал по направлению к ней несколько шагов и в его голосе прозвучал не то гнев, не то предупреждение.

— Твой Талант — не пустяк и не игрушка, с которой можно играть ради того, чтобы получить удовольствие. Это сокровище, которое должно ревностно хранить и пользоваться которым можно лишь в случае крайней нужды. Гордость и тщеславие будут твоими самыми страшными противниками, и они могут погубить тебя так же верно, как меч или стрела… — Он помолчал, испытующе глядя на гномов.

Когда ни один из них не произнес ни слова, Медвин снова заговорил с ноткой печали в голосе:

— Очень хорошо. Если ты так настаиваешь на том, чтобы продолжать играть в эту игру, то придется познакомить тебя со всеми последствиями. Сожалею, что первый урок будет слишком жестоким.

Медвин выпрямился, словно стал выше, чем был на самом деле, и Норисса почувствовала, как ее уверенность тает. Старик быстро начертил в воздухе какой-то знак левой рукой и произнес какое-то слово, громко прозвучавшее в ушах, но почему-то не запечатлевшееся в мозгу. Она попыталась вдохнуть воздух, чувствуя, как глаза застилает малиново-красной пеленой боли, и не смогла. Она упала, корчась от невыносимого жара; словно сквозь дымку видела она, как Байдевин бросился на волшебника, сжимая кинжал, но тот, не отрывая от нее взгляда, поднял руку и произнес одно единственное слово. Байдевин рухнул на пол и застыл неподвижно. Это зрелище испугало Нориссу чуть ли не сильнее, чем острая боль, которую она ощущала во всем теле, и она крикнула:

— Довольно! Я поняла! Сдаюсь! Сними скорей заклятье.

— Не могу, — быстро ответил Медвин. — Это твоя собственная магия. Убери ее.

Норисса торопливо изгнала из разума иллюзию Байдевина. Боль сразу пропала, пропал и невыносимый жар. Медвин опустил руку, и настоящий Байдевин бросился к ней. Встав в оборонительную стойку, он поднял кинжал и направил его на приближающегося волшебника. Норисса села на полу, мягко отводя смертоносное лезвие в сторону.

— Нет, Байдевин, он не виноват, — прошептала она.

Байдевин смущенно посмотрел на нее, но не возражал, когда Медвин помог ей подняться и усадил в кресло с высокой спинкой.

Пристыженная, боящаяся взглянуть в глаза магу, Норисса только прошептала:

— Как ты узнал?

Медвин похлопал ее по руке.

— По сравнению с человеком, который обучался этому искусству, ты недостаточно аккуратна в исполнении своего Таланта. Когда ты пользуешься своими способностями, энергия истекает из тебя мощными импульсами. Мне едва удалось при помощи заклинания отразить их обратно на тебя.

Норисса покачала головой:

— Ты прав, волшебник. Это моя гордость заставила меня думать, что эти трюки дают мне превосходство над всяким, кто выступит против меня.

Байдевин подал ей кружку чая из лирсы, и сам дерзко втиснулся в промежуток между девушкой и волшебником. Отведя в сторону прядь ее черных волос, он ревниво покосился на Медвина.

— Если она так неумела в использовании могущественного амулета, то почему ей доверили его? Тайлек убил немало людей, чтобы им завладеть. Почему старая колдунья так настойчиво разыскивала крестьянскую девушку, чтобы Отдать амулет именно ей?

Медвин покачал головой:

— Амулет не играет никакой роли, это просто знак принадлежности к одному древнему роду. Тайлек разыскивает не амулет, а того, кто по праву является его хозяином.

Норисса удивленно подняла голову:

— Тогда он должен убить тебя, потому что я должна была доставить тебе медальон!

— Не меня, — ответил Медвин. — Хотя, должен сказать, он бы убил меня с радостью. Припомни, дитя мое, как звучало послание Сэлет.

Норисса вспомнила дрожащий, неуверенный голос Эдель и повторила ее слова вслух:

— На перекрестке трех дорог на рынке Таррагона… достань Знак Дракона…

— По знаку, где Дракон изображен, тебя узнает он, — Байдевин закончил фразу за нее, когда Норисса запнулась. — Невероятно! Это означает, что Тайлек со своей армией вторглись в нашу землю и убили много наших людей просто для того, чтобы погубить крестьянскую девушку и завладеть никчемным медальоном. Это же смешно!

— Если считать его целью убийство нищей дочери охотника, мой нетерпеливый маленький друг, то ты прав — в это действительно нелегко поверить. Но когда ты узнаешь правду, ты поймешь, почему Тайлек и его хозяйка Фелея так жаждут видеть ее мертвой.

Все время, пока гном и волшебник переговаривались, Норисса хранила молчание, но тут она вскочила, ее щеки пылали от гнева. Бросив медальон на стол, она произнесла срывающимся голосом:

— Ни один человек, будь он рабом или господином, не имеет никаких причин желать мне смерти. Если для того, чтобы завладеть этим амулетом, кое-кто ни во что не ставит мою жизнь, то, клянусь высшими силами, я отрекусь от этого амулета и от всего, что с ним может быть связано!

— Тихо! — Медвин подчеркнул свои слова, гулко ударив посохом в пол. Не нужно никаких клятв до тех пор, пока тебе не станет полностью и достоверно известно, от чего ты отказываешься!

Некоторое время они сердито молчали, меряя друг друга оценивающим взглядом. Лицо Медвина становилось все мягче, а на губах появилась отеческая улыбка.