Ему исполнилось семь лет, и мать сшила ему непромокаемые штаны из жесткой нерпичьей кожи, а вечером, укладывая его спать, запела свою песенку о солнце, вышедшем из-за гор.

Но Таули сказал:

— Мне уже семь лет, и я не хочу слушать такие песни.

А наутро надел штаны и пошел по стойбищу. Он заходил в каждый чум и хвалился своими штанами. В последнем чуме, стоявшем у самого побережья, он встретился со сверстником. У сверстника был лохматый щенок, а у Таули штаны. Сверстник сказал, что собака для мужчины все одно что штаны для мальчишки.

Таули побил за это сверстника, потом помирился и обменял свои штаны на щенка.

Гордый выгодной сделкой, Таули положил щенка за пазуху и принес его домой.

— А где штаны? — спросила мать.

— Они очень жесткие, и я их выбросил в море, — ответил Таули. — Они помокнут и станут мягкими.

Мать с печалью глядела на Таули, но ему было уже семь лет, и он сказал:

— Охотники должны привыкать к холоду. Я буду теперь ходить без штанов, чтобы стать храбрым.

— Посмотрим, долго ли ты продержишься храбрецом, — сказала мать и сшила ему новые штаны.

В новых штанах, мягких и теплых, ходил Таули по стойбищу и выдумывал новые проделки.

Однажды к Пырерко приехал князь Тэйрэко.

Мужчины говорили, что он приехал сватать свою восьмилетнюю дочь Нанук за Таули. Тэйрэко долго наедине говорил с Пырерко и получил в залог от него белых важенок, трех соболей и пять песцов. Пырерко был доволен, и князь Тэйрэко был доволен.

Князь Тэйрэко был толстый и маленький человек с одним глазом. Пастухи говорили про него:

— Он так жаден, этот Тэйрэко, что даже пьяным помнит о чужих богатствах…

— Худо тебе? — спросил Таули. — Ты кривой.

— Кривой, — согласился князь Тэйрэко, — этим глазом я совсем не вижу.

Таули решил проверить, правда ли это.

Ночью он привязал к саням Тэйрэко семь пустых нарт, и пьяный гость отца увез их в свое стойбище, ругая оленей, которые, как ему казалось, бежали очень лениво даже по твердому насту. Проснувшись утром, он увидел чьи-то нарты, привязанные к своим. Он испугался и послал за шаманом.

Шаман сказал, что это проделка тадебциев. Он пошаманил, и князь Тэйрэко подарил ему за это пять самых жирных олешков из своего стада, а нарты возвратил хозяевам.

В девять лет Таули уже был настоящим охотником. За двадцать шагов он мог попасть из лука в голову куропатки. Он так много приносил их домой, что их не съедали даже собаки.

— Сын мой, — сказал Пырерко, — убивай только нужное тебе. И зверь, и птица, и рыба хотят жить. Одна рыба, зря умерщвленная тобою, через год принесла бы сто три рыбы. Одна куропатка — пять куропаток. Никогда не убивай зря. Жизнь — самое дорогое из богатств на земле.

— Я понял, отец, — сказал Таули и с тех пор приносил домой только самое необходимое.

Но Пырерко увидел однажды, что птицы убиты небрежно: у них переломаны ноги и крылья. И он сказал:

— Сын мой! Медленной смерти предаются злые существа и то лишь в царстве тадебциев. Что худого сделали эти птицы? Мне стыдно за тебя. Хороший охотник никогда не мучит своих жертв. Если у него есть ружье, сделанное русскими, он пронзает пулей только сердце зверя, чтобы тот не мучился. Если у него лук и он стреляет в птицу, он метит всегда в голову. Если он промахнется и птица улетит, то этим самым он наказан за свое неумение владеть луком и стрелой. Не мучь свои жертвы, Таули.

— Я понял тебя, отец, — сказал Таули и с тех пор приносил с охоты птиц, умерших мгновенно от стрелы, вонзившейся в голову.

Даже взрослые охотники стали завидовать меткости глаза ребенка, но он был скромен и не хвастался своими успехами. Он внимательно выслушивал все советы хороших охотников и запоминал их.

Тринадцати лет он узнал о том, что нерпа и тюлень глупы. Если играть на трубочке, нерпа вылезет из полыньи и будет долго прислушиваться к звукам. Однако малейшее движение — и она скатится вновь в полынью, спасая себя от стрелы охотника.

Таули узнал много охотничьих тайн. Он научился делать заговоры для хорошей охоты, умел скрывать от зверя запах своих следов, ставить капканы и пасти.

Таули решил стать зверобоем.

Нерпа была осторожный зверь. Охотники много суток сидели у полыней, возвращаясь без добычи, но Таули решил охотиться на нерп.

Из широких костей медведя он сделал семь дудочек, которые на ветру пели протяжно и звонко. Каждую дудочку он привязал к вершине палки и, выбрав солнечный день, пошел по льду, что стоял у побережья. В полынье ныряли нерпы, и черные головы их лоснились от солнечных лучей.

Таули воткнул палки в снег против ветра и надел совик[18].

Нерпы, скрывающиеся в воде, заслышав свист дудочек, вынырнули и боязливо огляделись. Человека не было. Белый холмик не встревожил их. Нерпы имели плохую память: Таули это знал.

Послушав странные звуки, нерпы скрылись.

Через мгновенье вожак с седой шерстью выполз на лед и задрал голову, посматривая маленькими глазками на палки. Шлепая ластами, выползли вслед за ним еще три нерпы. Они понюхали воздух и, зажмурив глаза, стали греться на солнце.

Таули резко рванулся к краю льдины. Ударом копья он пронзил голову вожака. Вожак шлепнул хвостом о лед и замер.

Таули с размаху, как дубинкой, ударил соседей вожака, и те, дрогнув скользкими, лоснящимися телами, затихли на поалевшем снегу.

Освежевав зверей, Таули возвратился домой, волоча за собой четыре шкуры.

Все мужчины и женщины стойбища с почетом встретили его.

— Он будет великим охотником, — сказал один из стариков и тотчас же принес из чума новый лук, не имеющий еще ни одной зарубки. — Вот, — сказал он, — когда ты убьешь медведя, то вырежешь на нем крестик, а поменьше зверя убьешь — зарубку. Смотри… — И он отметил лук четырьмя зарубками. — Вот, — сказал он, — теперь ты мужчина. У тебя есть свой лук, имеющий уже четыре зарубки. Когда у тебя будут помечены пять луков со всех сторон крестиками и палочками, ты будешь считаться великим охотником. Старейшины всех племен будут просить у тебя совета и освободят тебе переднее место у костра как самому почетному гостю.

А в это время в чуме князя Тэйрэко его тринадцатилетняя дочь Нанук шила себе приданое. У нее были глаза чернее черного и такие же брови. Через четыре года к ней должен был приехать муж, высватанный еще в детстве, и она торопилась. Она была дочерью князя, и ей нужно было много приданого.

Она шила мужу тобоки[19], украшая их алыми, синими и зелеными сукнами.

Юноша с круглым лицом, тронутым оспой, сидел по другую сторону костра и следил за ее работой. У него были широкие плечи силача, подбородок упрямца и серые глаза мечтателя. Он внимательно вглядывался в чуть-чуть раскосые глаза девушки, в которых отражалось пламя костра, и она смущалась от этого взгляда.

Это был сирота Пани, друг ее детства и пастух ее отца.

Он сидел у костра и следил за ее работой. Поправляя обгоревшие ветки в костре, он рассказывал о том, как его дед искал край земли.

— На краю земли, — тихо говорил юноша, — есть теплое море и много диковинной рыбы. Когда ей скучно плавать в воде, она выходит на берег и ест ягель. У этой рыбы острый хвост, как хорей[20]. И она боится солнца. Как только оно выплывает из моря, рыба ныряет в воду.

— И откуда ты все знаешь, Пани? — спрашивает девушка. — Твой дед умер задолго до того, как ты родился, а ты все знаешь.

— А вот еще, — говорит юноша, — когда я пас ночью оленей, ко мне подполз волк, и у него было шесть ног. Я достал лук, убил его в самое сердце и пошел спать. Утром вернулся, а у него только четыре ноги.

— И волка ты не убивал, — сказала девушка, — тебе просто сны хорошие снятся.

— Когда я вырасту большой, — говорит юноша, — я буду бить свою жену, чтобы она мне верила. Я буду ее бить каждый день.