— Увидишь, — продолжал скрытничать Пээтер. Другие мальчишки не решались спрашивать.

Ребятишки, у которых было чем платить, прокатились еще по два раза, и тогда наконец сбылись слова Пээтера. Из чрева карусели высыпали городские парнишки и мигом забрались на коней. А бородатый старик позвал компанию Пээтера.

— Идем, — приказал Пээтер.

Дети пробрались на карусель, за ними сразу же явился бородач.

— Что, и девка тоже? — удивился старик, и Мирьям спряталась за спину Пээтера.

— Не беда, хозяин, — ответил Пээтер, — девчонка что надо, свое сделает.

— Ну, добро, — устало махнул старик и указал рукой в сторону отвесной деревянной лестницы, что стояла с одного края округлого помещения.

«Опять лестница с тонкими перекладинами», — испуганно подумала Мирьям, но виду не подала.

— Запомните, — добавил бородач, — как только дам знак, начинайте тормозить, сразу же пятками в упор! Всякий лишний круг меня разоряет. Ясно?

— Так точно, хозяин! — по-солдатски отчеканил Пээтер.

Вслед за мальчишками вверх полезла и Мирьям. Пээтер захлопнул люк, и дети пробрались под брусьями, которые веером расходились от ступицы колеса, к своим рабочим местам.

— Становись лицом к ходу! — скомандовал Пээтер — он, казалось, был человеком сведущим.

Мирьям встала, как было приказано, и увидела перед собой, чуть впереди, за горизонтальными брусьями, голову Уно.

Снизу донесся звон колокольчика, извещавшего о начале сеанса.

Пээтер и его компаньоны навалились руками и грудью на брусья, и установленное вровень с землей колесо пришло в движение. Сперва медленно, нехотя — приходилось изо всей силы упираться ногами в перекладины пола и толкать руками.

Заиграла шарманка и заглушила собой топот детских ног, ребячье пыхтенье и скрежет оси гигантского круга.

Мирьям видела, как постепенно краснел затылок у Уно.

— Быстрее! — кричал Пээтер.

Мирьям старалась как могла, и другие, наверное, тужились не меньше. Получив разгон, карусель закружилась быстрее и пошла глаже.

Наконец шарманка умолкла.

— Прыгай! — шепнул Пээтер.

С горем пополам уставшая Мирьям забралась на брус и с наслаждением стала болтать ногами. Когда она взглянула вниз, то увидела кружащихся под растрепанным тентом ребятишек.

Мирьям пожалела, что белобрысый лоботряс из городских, который запустил в нее в последнем сражении камнем, сидел на крайнем коне. Вот было бы здорово плюнуть ему на голову!

Звякнул колокольчик, извещавший, что пришло время останавливать карусель.

Дети спрыгнули с брусьев. Уперлись пятками в пол и стали придерживать руками вращающуюся карусель.

О, это был труд потяжелее, чем приводить карусель в движение.

Мирьям тянула и тянула, но чувствовала, как огромный вертящийся круг безжалостно тащил ее по перекладинам пола за собой и грозил продрать до дырок даже каблуки у туфелек.

И все же карусель, несмотря на кажущуюся безнадежность их потуг, наконец остановилась. Мирьям привалилась к брусу и, тяжело дыша, спросила у Пээтера:

— Сколько… раз… еще?

— Девять.

Услышав это, Уно бессильно тряхнул головой.

— Что мы, слабее городских? — подбадривал Пээтер. — Провозим их десять раз, тогда и сами покатаемся. — Сквозь брезентовый верх к ребятам просачивался лучик майского солнца, на его свету сонмы пылинок кружились в бесконечном танце.

Прозвучал новый звонок.

Кружа по щербатому полу, Мирьям думала:

«Почему мои ноги такие маленькие и слабые?»

Когда она упиралась в перекладины, ноги подгибались и проскальзывали, оставалась лишь боль — и в пальцах и в пятках.

Во время очередного сеанса Мирьям ушла в своих грустных мыслях еще дальше:

«Все равно я слабее Пээтера, потому что я девчонка».

Даже противный городской мальчишка, которому она хотела плюнуть на голову, и тот больше не припоминался.

Когда карусель раскручивали в пятый раз и Мирьям все еще бросала взгляды в сторону резвого Пээтера, мысли ее заупрямились:

«Не хочу быть слабее. Не хочу, и все! Пусть мои ноги останутся слабее, зато я могу набраться больше ума. Вот!»

Шестой сеанс прошел под знаком этой внезапной торжествующей мысли куда глаже, и звонок не заставил себя слишком долго ждать. Даже боль в ногах унялась. Мирьям даже посмеялась под звуки шарманки.

В десятый, последний раз хриплые звуки шарманки казались Мирьям сплошным ликованием, так как она пришла к выводу, что обязательно надо набираться разума, чтобы не оставаться в жизни слабее других! Ур-ра! Тогда она непременно придумает что-нибудь такое, чтобы ногам и рукам было легче и чтобы не плестись в хвосте у мальчишек — не беда, что она всего лишь девочка! За себя в жизни каждый должен сам постоять.

Только на мгновение Мирьям открыла глаза и снова забылась в полусне.

Постепенно в голове начали роиться всевозможные мысли. Вдруг вспомнилась даже та жирная змея (тут по лицу Мирьям скользнула усмешка), змея, которая когда- то — о, это было так давно — жила, по мнению Мирьям, на задворках, у них в саду. Опасные гады не живут в садах, их нет ни на улице Ренибелла, ни на Освальдовской — так объяснил недавно дядя Рууди. Ему Мирьям верила, хотя и не принимала за чистую монету все его слова. Например, когда он говорит, что вообще-то гадюки на земле не перевелись, только они все приняли человеческий образ. Это же чистая сказка, Мирьям даже смешно стало: уж не думает ли дядя Рууди, что она еще такая маленькая и поверит всякой ерунде. Это время давно прошло! Осенью Мирьям пойдет в школу.

Она повернулась лицом к окну и посмотрела на улицу — от яркого солнца появилась резь в глазах.

Видневшаяся за окном ива была еще совсем зеленая.

Значит, осень еще не скоро.

Бабушка, та, правда, все поучает: мол, чего ты рвешься в эту школу — пойдешь, и конец твоему беззаботному детству. Беззаботному! Мирьям хмыкнула и попыталась вспомнить хотя бы один беззаботный денек из своего почти что прошедшего детства. И все же! Это когда они вчетвером ходили в приморский парк. Всей семьей: отец — заведующий магазином, мать — жена заведующего магазином, ученица лицея Лоори и она, Мирьям, выигравшая в лотерею сине-желтый глобус, глобус, который все кружился и кружился и сейчас еще вертится, стоит лишь дотронуться до него пальцем.

И все равно беззаботные дни бывали в ее жизни такими короткими. Заведующий магазином давно уже не заведующий, и то красивое платье, в котором она ходила в приморский парк, тоже стало совсем коротким — чуть не все трусики выглядывают сзади. Мама считает каждый цент, и уже давно никто дочкам не навешивает на шею связки баранок.

— Ох, эта вечная нужда и это вечное безденежье! — прошептала Мирьям и вздохнула.

Никто не слышал этих сказанных от тяжкой заботы слов. Лоори посапывала во сне, и отец с матерью еще не проснулись на своей широкой кровати. «Сопи, сопи, — с некоторым злорадством подумала Мирьям, взглядывая на Лоори, и осторожно слезла на пол. — Попадешься ты сегодня им в руки! Я сбегу, а тебя погонят к бабушке клянчить кроны!» У Мирьям даже настроение чуточку поднялось. Как хорошо, когда человек уже самостоятелен. Натянула платье, застегнула пуговицы — и айда! Открыть ключом дверь труда не составляет. И вот она уже шлепает босиком по прохладному коридору. А как здорово скатиться по перилам! Порог входной двери уже нагрелся от солнца, там можно было постоять и полюбоваться наступившим утром.

Из прачечной поднимается пар. Извозчиха появляется в дверях, вытирает руки и смотрит в небо — оно совсем безоблачное.

Здравствуйте! — кричит Мирьям; иногда и ей хочется быть вежливой.

— Здравствуй, — отвечает извозчиха.

Погода хорошая, — продолжает Мирьям.

Я буду сушить белье, и чтобы не сметь пылить во дворе! — кричит старуха и исчезает в белых клубах пара.

«По-человечески поговорить не может, — думает Мирьям. Будто я сама не знаю, что, когда висит белье, — пыль поднимать не положено!»