Нельзя же было вот так взять и исчезнуть отсюда.

Медленной, нерешительной походкой к сараю приближалась Бенита. Когда она подошла, Молларт заметил, что хозяйка Рихвы переоделась. На ней было синее вязаное платье, на ногах в такт шагу хлябали неуклюжие туфли с национальным орнаментом, выжженным по краю деревянных подметок и каблуков.

Молларт, прощаясь, протянул руку, но Бенита прыгнула на мешок с сеном и сказала:

— Раз извозчик даровой, хочу прокатиться. Мне надо на Веэрику.

Молларт тронул вожжи. Не будь мерин хромым и не будь у него изуродовано копыто, Молларт пустил бы его галопом.

— Что, если набраться смелости и махнуть вместе с вами к морю, — грустно произнесла Бенита.

Молларт не ответил. Когда Бенита повернулась к нему лицом, он улыбнулся и опустил веки, выражая этим свое согласие.

— Порой я не могу найти покоя, — сказала Бенита. — Хочется куда-то идти. Хочется вырваться из тисков повседневных дел. С утра до вечера верчусь вокруг свекровки, точно в заколдованном кольце, и глотаю ядовитую коричневую пыль чертовой табачницы, этого поганого гриба, которая летит, чуть тронешь его. И так изо дня в день.

Надо было что-то ответить, но ничего подходящего не шло Молларту на ум.

— Вот это и есть женская доля, — пробормотала Бенита. — Доишь коров, кормишь свиней, стрижешь овец, ткешь на станке и растишь детей. Во время войны пашешь поля неизвестно во имя чьей победы, ходишь с саженью и берешься за рукоятки плуга, если больше некому. Гнешь спину в картофельной борозде, весной выращиваешь капустную рассаду в парнике, а как выдается свободная минутка — стираешь в щелоке белье. Топчешься на своей узкой тропке, и твои руки, точно крылья какой-то земляной мельницы, без конца перемалывают эту заросшую бурьяном комковатую почву, чтоб можно было засевать ее. Мокнешь на дожде и стынешь на ветру, с каждым днем все больше прибавляется у тебя седых волос, и ты удивляешься, для чего человеку дан разум, если он им почти не пользуется. За годом идет год, и все они похожи один на другой. Лицо становится дряблым, руки становятся дряблыми. И остается лишь смутная мечта, как светлое облачко, и в этой мечте ты в холщовой юбке среди белоголовых детей, с барашком Купидоном на руках. Но это отнюдь не твоя собственная мечта, а простодушное представление о хозяйке легендарного эстонского хутора, которое тебе еще в школе вдолбили в голову.

Бенита рассмеялась, словно все это было сказано ею в шутку.

Неожиданно — Молларт даже испугался — она на ходу соскочила с телеги и, став посреди пыльной ухабистой дороги, медленно подняла руку и помахала ему.

Молларт не остановил лошади. Он обернулся через плечо назад — Бенита все еще стояла на том же месте, затем она повернулась и побрела к дому. Она так и не пошла в Веэрику..

11

Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка i_014.jpg
одойдя к калитке, Бенита рассеянно посмотрела на изгородь, скользнула взглядом по дорожкам, темными лучами расходившимся от крыльца жилого дома к амбару, хлеву, конюшне и колодцу, взглянула наверх, на свитые под стрехой ласточкины гнезда, и долго разглядывала железное кольцо, вбитое в бревенчатую стенку хлева над фундаментом. К этому кольцу привязывали коров, когда жители деревни приводили свою скотину на случку с быком Мадисом.

Надо бы убрать картофель. Минна и так все утро ныла, извела всех. Но Бенита с легкостью отбросила мысль о неотложной работе. Совсем иной план зрел в ее голове.

Резким толчком Бенита отворила калитку. Вбежав в дом, она стала тут же у вешалки переодеваться.

Сорвав с себя синее вязаное платье и скинув выходные туфли на деревянной подошве, Бенита влезла в неуклюжие резиновые сапоги. На какой-то миг она покачнулась, теряя равновесие, затем сняла с вешалки выцветший халат и, надев его, завязала концы пояса за спиной крепким узлом. Волосы Бенита собрала в пучок и подняла на затылок, свободной рукой сняла с крючка старую мужскую шляпу, стряхнула соринки, оставшиеся на ней еще с поры сенокоса, и надела на голову.

Схватив со скамьи две пары покорежившихся брезентовых перчаток, Бенита выскочила из двери.

Отца она нашла за амбаром — он чинил корзинки. Уже на многих старых, потемневших от земли корзинах белели новые донышки.

— Отец, — взволнованно сказала Бенита, — пойдем прирежем Купидона.

— Чего это тебе так загорелось? — удивился старик и исподлобья посмотрел на дочь.

— Давай сразу, — скомандовала Бенита. — Старухи и Йосся не видать, сейчас самое время.

— Нет, у меня рука не поднимется, — покачал головой старик.

— Тогда поможешь держать, — нетерпеливо отрезала Бенита.

И пошла.

Старик нехотя поднялся с чурбана и вышел из-за амбара на двор.

Бенита тем временем подтащила скамью к навесу, где лежал торф. Затем побежала к стогу соломы и выхватила оттуда целую охапку.

— Неси нож из амбара, — крикнула она старику.

От Бенитиной беготни взад-вперед калитка ни на минуту не закрывалась, раскачиваясь из стороны в сторону, подобно маятнику. Чего-то все еще не хватало: то она забыла на крыльце перчатки, которые захватила в сенях, то надо было найти подходящее ведро, чтобы выпустить в него кровь. В конце концов со всеми приготовлениями было как будто покончено. Каарел вращал перед конюшней точило, натачивая нож.

И только Купидона нигде не было видно.

Бенита обошла вокруг дома, сбегала на дорогу, по которой гоняли скот, заглянула на отаву, приоткрыла дверь конюшни и осмотрела каждый уголок в хлеву. Все быстрее носилась Бенита по двору и вокруг хутора. Но поиски ни к чему не привели.

Каарел сидел перед амбаром, положив рядом с собой нож, и попыхивал самосадом.

— Оставь свою затею, — пытался он урезонить дочь.

Но слова отца только еще больше раззадорили Бениту.

Скинув мешавшие ей резиновые сапоги посреди двора, она босиком побежала по усадьбе. В глубоко надвинутой на лоб шляпе, в выгоревшем халате, который она в спешке не застегнула до конца, Бенита носилась, сверкая загорелыми ляжками.

Все, что было возможно, она осмотрела. Оставался еще только погреб, находившийся за огородом, в стороне от хуторских построек, рядом с заброшенной баней.

Бенита продралась сквозь заросли сирени, перепрыгнула через грядки с капустой и, закрыв рукой глаза, бросилась прямо в кусты вербы, разросшиеся за последние годы перед заброшенной баней.

Купидон стоял на покатой крыше бани и, словно что-то взвешивая, глядел на свою хозяйку, барахтавшуюся в кустах вербы.

— Ты, баранья морда! — сердито крикнула Бенита.

Купидон покорно стоял на месте и смотрел на хозяйку.

— Ты, летучий баран, — выжала из себя задыхающаяся Бенита. — Ты, Йоссино божество!

Купидон стоял, прищурив глаза и слегка шевеля ноздрями своего тупого носа, словно чуял запах пота, исходивший от разгоряченной беготней хозяйки. Затем баран высокомерно отвернулся и стал глядеть на лесное пастбище.

От наклона головы густая короткая шерсть на его плотной шее разошлась и в белой шубе Купидона появились просветы.

— Слезай, — закричала Бенита.

Купидон медленно повернулся к хозяйке, прижал морду к груди и слегка изогнулся вперед.

Блуждающий взгляд Бениты искал подходящее место, чтобы взобраться наверх.

Какого только барахла не накопилось возле этой заброшенной бани! Рядом с дверным проемом стояли полусгнившие чаны, полные застоявшейся вонючей воды. Они не выдержат, если встать на них ногой. Чтобы попасть на крышу, пришлось идти кругом той же дорогой, что и баран. Бенита босиком пробиралась через крапиву, путаясь в мелком кустарнике. Ступни у нее горели, когда она взбиралась на земляной пригорок погреба, а оттуда дальше, на крышу.

И вот она наверху, рядом с Купидоном.

Бенита задыхалась, ей было жарко, она сняла с головы шляпу и стала обмахиваться ею. Волосы с затылка упали на плечи. Бенита держала шляпу в вытянутой руке и глубоко дышала. Она собиралась с силами — с этим проклятым бараном предстояло еще повозиться.