Вернулся Артемий. Посмотрел на нас, ничего не сказал. Понял без слов.

Визит к матери удался.

Однако дома меня ждал... разговор. Упоминание ложки дегтя оказалось пророческим: жизнь всё-таки не сказка, сколько шоколада под подушку не клади – шоколадно не будет.

- Сядь, пожалуйста, – негромко попросил Воропаев, закрывая за нами дверь.

Пожав плечами, опустилась на ложе любительницы мопсов. Вряд ли меня станут ругать за salto mortale (прыжок с переворотом тела в воздухе, отчаянный шаг – ит., прим. автора) со снежинкой. Но что тогда? Где я опять «отличилась»?

Артемий уселся было рядом, но потом развернул меня к себе, взял мои руки в свои, не зная как начать. Подобные приготовления обычно не сулят легкой непринужденной беседы.

- Вер, я должен тебя спросить…

В дверь заскребся Арчи. Как же так: закрылись, а его не взяли?! Непорядок! Вот и скулит теперь, выражает протест.

Впустили. Щенок взобрался на диван, занимая законное место рядом со мной. Воропаева удостоили привычного снисходительного тявка. Мол, знай свое место, клизма. Если царь тебя до сих пор терпит, твоей заслуги в том нет.

- Скажи мне, только честно: ты беременна? – едва слышно спросил мой будущий муж.

Не двигайся его губы, я не дала бы никаких гарантий, что вопрос был – настолько тихо его задали. Голос обманчиво-спокойный, а в глазах ужас.

- Нет, – горло словно потерли мелкой «наждачкой», – не беременна.

- Уверена?

- Уверена. Тебе справку показать?

За неприкрытое облегчение была готова его убить. Он… радуется?!

- Не надо никакой справки… Не отворачивайся. Пожалуйста, посмотри на меня.

- А если бы была, – просипела я, – ты бы меня на…

- Нет! – надо же, обиделся. – Как ты вообще могла подумать…

- Тогда почему? Почему смотришь так, будто тебе премию выдали или Новый год наступил раньше срока? – жалкое кошачье мяуканье. Он просил не скрывать, вот и не скрываю! – И с чего это ты вдруг заинтересовался? Я ведь ходила к гинекологу, неужели не в курсе? Ни слова, ни полслова…

- Вер, прошу тебя, успокойся, – бесцеремонно спихнув Арчи, Воропаев перехватил мою руку, стиснул в своих. – Это совсем не то, о чем ты подумала. Выслушай меня, просто выслушай!

Хорошо. Принцип «меньше знаешь – крепче спишь» придумали клинические идиоты, пускай совсем недавно я была искренне убеждена в обратном.

- Скорее всего, я толку воду в ступе, но необходимо понять причину твоих перепадов настроения. Давление пока в расчет не беру – может, действительно переволновалась, – но перепады с неба не падают, слишком уж резко начались… Не перебивай! Если надо, пройдем обследование.

- Ты думаешь, я больна? – только этого не хватало!

- Не исключаю такой возможности. Магией я проверял – чисто, следовательно, это не сглаз и не проклятие, что-то другое. А вот что именно – нам предстоит выяснить. Беременной ты быть никак не можешь, поэтому…

- Что значит «никак не можешь»?

Осекся. Представляю, какими нехорошими словами он сейчас себя костерит.

- Что значит «никак не можешь»? – раздельно повторила я.

- Пойми, всё не так просто, – он сглотнул. – Я не знаю, чего следует ожидать, и…

- Дай угадаю: шанса нет и не будет, пока Ваше Величество не соблаговолит разрешить? – прошипела я. – Ты сделал так, чтобы я не могла забеременеть, пока мы не узнаем, «чего ожидать», да?!

Его взгляд подсказал, что выстрел если не в «десятку», то близко к ней. Вот как, оказывается, всё просто! Можно было и не переживать, не фантазировать!.. Ладно, ладно, пускай так, и сейчас мы неизвестно за каким хреном «не можем», потому что «не знаем», но, черт возьми, почему он ничего не сказал?! Внаглую, молчком! Управился, называется! Я что, не человек, не пойму?! Вся на эмоциях, еще с крыши прыгну! Сам ведь умолял об откровенности…

Ух, как мне хотелось высказаться! Но это дебильное желание «не быть истеричкой» удерживало на месте, заставляя молча бурлить от ярости и обиды. Я пыталась рассуждать здраво. Честно, пыталась. Искала ему оправдания и не находила ни одного, кроме самых смехотворных. Неведение порождает неведение. Чего еще я о нем не знаю?

- Кричи, если хочется, – убито разрешил Воропаев. – Не держи в себе.

- Ну уж нет, – уронила я с поистине королевским величием, – раз просил «выслушать и не перебивать», излагай. Я слушаю.

- Не знаю, с чего начать. Наверное, с того что я врал, я с самого начала врал тебе. Пускай не напрямую, но умалчивал. Рано или поздно пришлось бы сказать, но я трусливо тянул до последнего. Думал, что всё обойдется, решится само собой…

Мне стало жаль Артемия, по-человечески жаль. Всю злость сняло как рукой; я буквально кожей чувствовала чужую боль, отвращение к себе, разъедавшее похуже щелочи. Что же такого непоправимого ты сделал? Через силу улыбнувшись, дотронулась до его щеки.

- Конечно, ты простишь, всегда прощаешь. Все совершенно незаслуженные гадости…

- Если ты скажешь, что недостоин такого ангела как я, прибью веником, – серьезно предупредила я.

Хриплый смешок в ответ.

- Расскажи, что тебя тревожит. Ты ведь знаешь, какая я дотошная, не отстану.

- Ты действительно хочешь услышать всё?

- Воропаев, веник на кухне. Сбегать за ним – трехсекундное дело, – я успела взять себя в руки. Легче всего причинить боль тому, кто тебя любит. Разве он мог желать мне зла? Нет, значит, причина кроется в другом.

Артемий безошибочно уловил эту перемену и начал говорить:

- Однажды ты прочла мое письмо, ту глупую и неизвестно как попавшую к тебе писанину, но тогда я и понятия не имел, каким козырем оно станет. Письмо фактически сыграло роль приворота, усилив те крупицы влечения, что были в тебе изначально. Иначе что могло заставить такую рассудительную и сдержанную тебя порвать с московским женихом и упорно добиваться моего расположения? А я влюбился как пацан, ходил-бродил, изображая пластическое страдание, и прекрасно понимал, что шансов нет. Любить безответно гораздо легче, никаких обязательств. Само слово «безответно» ведь двусмысленно: тут не только буквальное «без ответа», но плюс еще и «без ответственности». Как знаменитую актрису, певицу или книжную героиню – ни к чему не обязывает, понимаешь? Но в один прекрасный день всё изменилось: актриса перестала быть недосягаемой, а я понял, что хочу быть с тобой. Не в мечтах – по-настоящему. Любви без расчета не бывает, Вера, он присутствует в самой чистой и непорочной. Пока ты мучилась, я обсасывал схему, продумывал варианты, как миновать и Сциллу, и Харибду. Но даже при самом благоприятном раскладе у Харибды имелся немаленький хвост: рано или поздно вопрос о детях встанет ребром. Девочки, мальчики – красивая сказка, которую я придумал и в которую сам же поверил!

Воропаев перевел дух. Руки я не отнимала, и он вцепился в мое запястье, как утопающий в спасительную соломинку. Пальцы холодные, пульс бьется так, словно вот-вот разорвет сосуды.

- Не волнуйся, всё будет хорошо, – наша излюбленная мантра, что всегда действует.

- При всей своей подлости, – гораздо спокойнее, но в том же темпе продолжил он, – я не мог подвергнуть тебя такому, не мог и не хотел. Дети, дети, всё вертится вокруг них! Ты уже знаешь, что шанс довольно высок, но знаешь ли ты, какой ценой он достается? Разумеется, нет, потому что я промолчал, прикрывшись красивой картинкой, а узнать откуда бы то ни было ты не могла: в конспектах об этом не пишется. Ты не ведьма, да, и вероятность забеременеть, если считать в тех же детях, процентов восемьдесят пять. Мне абсолютно всё равно, кем он родится, лишь бы здоровый. Потому что твой. И мой. Но… теория Раскольникова уже сыграла со мной злую шутку. Молодой, глупый, самонадеянный эгоист на поверхности плавает, а в тонкости вникнуть недосуг. Сын как папаша не будет? Ой, как замечательно! Похлопаем в ладоши! Да Галке Пашка чуть жизни не стоил, еле спасли обоих.

Я понимаю, я всё понимаю, но при чем здесь мы? Организмы-то абсолютно разные, и родила она в довольно-таки солидном возрасте…