Он верил в то, что говорил. Пламенно, всем сердцем. Он призывал кольведцев молиться о спасении, просить у богов прощения за грехи и делал это сам. При всем желании упрекнуть его в неискренности было невозможно: и в жару, и в холод он стоял на коленях перед алтарем и пел священные гимны, ничего не ел, отдавая хлеб беднякам, и не спал ночами, если к нему приходили посетители. Невеньен точно знала, что это так. Она приставила к нему человека, который наблюдал за тем, не подогревает ли настоятель мятежные настроения и не пытается ли задурить прихожанам голову. Пока что слежка не оправдывала себя.

Через какое-то время после той проповеди Невеньен пригласила Миррана к себе. Он ответил, что занят. Это было хамство по отношению к королеве, но Невеньен предпочла на него не реагировать. В конце концов, жрец действительно не прохлаждался, попивая сантийское вино. Просто в следующем послании она добавила, ей нужны его советы по помощи кольведцам. И он пришел. А потом еще и еще…

Парди открыл перед Невеньен дверь небольшой часовни. Коридор для привилегированных обитателей замка выводил в красивую ложу с бархатными сиденьями. Размещенная в алькове, она оказалась удобным местом для приватных бесед.

Перед ложей, у сдвоенного алтаря, облицованного наполовину белым мрамором, наполовину обсидианом, на коленях стоял Мирран. Услышав шум шагов, настоятель тотчас встал и поклонился королеве. Его лысина зловеще поблескивала в свете огня, поддерживаемого на стороне Небес, где курилось сизым дымком чье-то подношение.

— Вы хотели меня видеть, — сказала Невеньен, игнорируя долгие официальные приветствия. С Миррана могло статься соблюсти полную проформу.

— Да, — несмотря на положительный ответ, он выглядел слегка рассеянным и повел головой, прежде чем продолжить. — Простите, я не закончил молитву. Не хотите присоединиться?

— А о чем вы молились?

— О спасении от када-ра — я прошу об этом все время. Но только что я молился о ниспослании Дитяти Цветка.

— Глупость! — вырвалось у Невеньен прежде, чем она прикусила язык.

Настоятель наверняка сочтет это за оскорбление, если не себя, то богов. Однако Мирран не шелохнулся.

— Почему вы так думаете?

Он не знал, что произошло во внутреннем святилище эстальского храма Небес и Бездны, и ему было не понять появившееся у Невеньен пренебрежение к пресветлым када-ри и прочим подаркам богов. Рассказывать ему об этом она не собиралась и ограничилась теми же словами, которые повторяло большинство кинамцев:

— Боги не слышат нас.

— Вы так уверены в этом? — невозмутимо спросил настоятель. — Значит, вы считаете случайностью, что записи о выращивании Бутона, из которого должен появиться пресветлый када-ри, найдены именно тогда, когда в них больше всего нуждаются?

Невеньен похолодела. Первозданный Хаос, откуда ему это известно? Спохватившись, она оглянулась на зал часовни. К счастью, внутри было пусто, но будь это не обед, когда обитатели замка занимались повседневными делами, то одну из самых страшных тайн королевы скрыть бы не удалось.

Только сейчас Невеньен заметила, что в часовне отсутствовал и Паньерд. Это было странно. Ей стоило больших трудов убедить Рагодьета, чтобы он отпустил хранителя Бутона на должность наставника для королевы вместо дряхлеющего Лэмьета. Невеньен приняла такое решение, заметив, как Рагодьет стал обращаться с молодым жрецом после гибели Дочери Цветка. Еще чуть-чуть — и его затравили бы до смерти. Впрочем, по нему было сложно сказать, что он обрадовался новому назначению. Со своими обязанностями Паньерд, так и не пришедший в себя после гибели Дочери Цветка, справлялся из рук вон плохо. Невеньен и не требовалось, чтобы он вдохновлял ее цитатами из Книги Небес и Бездны. Если начистоту, то ей вообще не нужен был наставник в вере. Однако жрец сам старался не покидать часовню. Здесь ему было спокойнее.

— Где Паньерд? — жестко произнесла она. — Это он вам все разболтал?

Парди, почувствовавший напряжение госпожи, насторожился и встал вплотную к ней, готовясь ее защищать.

— Он исповедался мне, — поправил настоятель. — Его настолько тяготил грех непреднамеренного убийства божественного существа, что он больше не мог держать это в себе.

— Грех его и настоятеля Рагодьета в том, что они так долго обманывали меня, — процедила Невеньен.

— Несомненно, и это тоже, — согласился Мирран.

Невеньен смотрела на него во все глаза. Он был до странного спокоен, и ее это пугало, хотя Ламан предупреждал о невероятном самообладании настоятеля. Еще больше Невеньен пугало то, что она не видела, к чему Мирран ведет. Он же эле кинам во всех смыслах, к тому же чрезвычайно религиозен. Новость о том, что Дети Цветка вовсе не спускаются с Небес, а выращиваются, как растения, должна была поразить его до глубины души, и если не заставить кричать о богохульстве, то по крайней мере ужаснуть.

— Где мой наставник в вере? — повторила Невеньен недавний вопрос.

— Я отправил его искупать вину, помогая кольведцам, — ровным голосом, будто они обсуждали погоду, сказал Мирран.

— Вы не имеете на это права!

— Формально нет, но как стоящий выше по жреческой иерархии и более мудрый человек — да. Кстати, позвольте заметить, он не подходит на должность вашего наставника. Вы это прекрасно понимаете, разве нет?

Кажется, и Таймен, и Ламан были правы, но с одной поправкой: настоятеля следовало сразу же выгнать восвояси, чтобы и ноги его в Кольведе не было. Невеньен, которая едва сдерживала нарождающийся гнев, теперь сильно жалела, что не послушала советников.

— Чего вы хотите?

— Всего лишь поговорить с вами, — безмятежно заявил он, как будто не замечая ее раздражения. — Надеюсь, помочь. Не бойтесь, я не буду на вас нападать, и, пожалуйста, попросите телохранителя, чтобы не тратил зря силы. Я не маг, но я рос вместе с человеком, ежедневно подолгу тренировавшимся в обращении с магией, и чувствую, когда кто-то нацеливает на меня всю свою мощь.

Поколебавшись, она повернулась к Парди.

— Дай нам с настоятелем побеседовать, но далеко не отходи.

Это значило: отойди так, чтобы создавалась видимость уединения, но воздвигни между нами магическую стену и будь начеку. Поклонившись, телохранитель так и поступил.

— Присядем? — спросила Невеньен у Миррана.

Она старалась выглядеть такой же бесстрастной, как он, однако жрец в этом состязании явно выигрывал. Во всяком случае, ей не получилось притвориться, будто она в самом деле хочет присесть и мирно пообщаться с Мирраном о тайне, которая могла стоить ей нового мятежа и вообще всего правления.

Настоятель вздохнул.

— Моя королева, я чувствую и ваше напряжение. Кажется, вы неправильно истолковали мои намерения.

— И какие же они у вас? Наверное, самые благие?

— Не могу одобрить ваш сарказм, — сухо ответил он, усаживаясь на оббитую бархатом скамью. — Я не выпытывал из жреца Паньерда его исповедь. Он пришел ко мне сам, поздней ночью, мучимый виной, потому что видел во мне человека, который способен избавить его от страданий и сомнений.

— И как, у вас получилось?

— Судить будут боги, — скромно произнес Мирран. — Из его слов я понял, что могу помочь и вам, моя королева…

Чтобы не съязвить, Невеньен впилась ногтями в предплечья, спрятав это под широкими рукавами тонкосуконного платья. Интересно, как настоятель мог ей помочь? Вынудить исповедоваться и тем самым выдать оставшиеся секреты? Пробудить муки совести, которых нет и которых не может быть, потому что Невеньен в тот раз поступила единственно правильным способом? Или Мирран хочет «помочь», подкупив глашатаев, чтобы они вопили о королеве-еретичке и погибшей Дочери Цветка на каждом углу?

С каждой подобной мыслью ногти вонзались все глубже, пока Невеньен чуть не застонала от боли. В этот момент она осознала, что боится. Не за свою жизнь, не за трон, а за то, что Мирран откажется молчать. Он не был плохим человеком, но, чтобы не дать толчок новой череде кровавых убийств, которые неизбежны во время восстания, ей придется убрать и его, и всех, кому он мог рассказать о Дочери Цветка. Необходимо будет разобраться и с Паньердом, если не может держать язык за зубами. Невеньен стиснула зубы. Столько крови на ее руках… Святой Порядок, лишь бы ей удалось убедить Миррана оставить все это между ними! Но чтобы добиться этого, нельзя было демонстрировать характер и поддаваться гневу. Ей надо было стать похожей на Тьера, который сбивал собеседников с толку своей неэмоциональностью.