Изменить стиль страницы

Так Мирон и сделал. Все прошло на редкость удачно. Самое главное, когда юноша вышел из соседнего подъезда, старика во дворе уже не было. Мирон даже огорчился слегка, подумал, что лучше бы еще пять минут дома переждал, чем дышать пылью на темном чердаке. Но лучше уж так, чем встречаться с сумасшедшим. И всю дорогу до работы Мирон так и эдак обдумывал случившееся. Потому и не заметил произошедших вокруг изменений.

Глава 12. Десант в неизвестность

– Так вот оно что! – воскликнула Ирина Геннадьевна, стоило Мирону закончить рассказ. – Ну, Олежек, теперь-то тебе все понятно?

– Разумеется, – высокомерно скривил губы сыщик. – Типичный, знаете ли, случай. Старик просто душевнобольной.

– Нет, ты не понял… – вздохнула супруга.

– Пап, не о старике пока речь, – попыталась помочь отцу Сашенька.

– Олег Константинович, тут вот что… – не остался в стороне и недавний рассказчик.

– Спокойно, – останавливая высказывания, выставил ладони Брок. – Я прекрасно все понял. Просто вы не дослушали меня. Старик – это так, действительно чепуховина. Ну, больной, подумаешь. А кто сейчас здоров? Разве что ты, Ирусик, – тут же поспешил вставить он. – И конечно же ты, доченька, – предупредил он Сашино возмущение. – Ну, и где-то как-то я. По большому, так сказать, счету, – решил не обижать сыщик и себя. – Но речь-то и впрямь не о старике. Речь, вы не поверите, обо мне. О том, потустороннем, мне! Ведь там же тоже есть я… Ужас какой-то! Чудеса, да и только. То есть, тьфу, никакие не чудеса, конечно же, а просто какая-то несусветная хрень!.. – Брок обеими руками схватился за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону со все увеличивающейся амплитудой.

– Олег, – строго посмотрела на него жена. – Не выражайся при дочери. И перестань качаться, затошнит.

– Нет-нет, – пробормотал сыщик. – У меня, знаешь ли, превосходный вестибулярный аппарат.

– Меня затошнит! – рассердилась Ирина Геннадьевна. – А ну, стоп, кому говорят!..

Брок замер в полуфазе – с наклоном под сорок градусов. И, пожалуй, упал бы, не подхвати его супруга за шиворот. Вернув мужниному телу вертикальную ориентацию, Ирина Геннадьевна горестно покачала головой:

– Эх ты!.. Все-таки ничего так и не понял. При чем тут тот ты?

– Как ты сказала? – дернулся Брок. – «Чем тут тот ты»? Это что за язык? На китайский похож. Ты знаешь китайский? Я – нет. Как же я могу что-то понять? Твои обвинения, знаешь ли, Иринушка, при всей моей любви и уважении к тебе…

– Молчать!.. – вскочила Ирина Геннадьевна, хватаясь за голову. – А то я тебя сейчас допрашивать начну. С особым пристрастием. И применением пыток.

– А как же Европейская конвенция о защите прав человека? – запротестовал сыщик.

– Я – твоя конвенция, – положила супруга тяжелую длань на плечо мужу. – Ныне, присно и во веки веков.

– Аминь, – с некоторым сомнением кивнул Брок. – И все-таки, Ирусик, ты зря вот меня не дослушала. Ведь тот я, который там, ты не поверишь, но он… – сыщик снизил голос до едва слышного шепота, – …не женат. Представляешь, безобразие какое? – закончил он уже на повышенных тонах. – Вот где самое-то важное! Вот о чем в первую очередь думать-то надо. А вы – «старик, старик»!.. Да что старик – тьфу! Меня, так сказать, спасать надо. Вот ты-то у меня тут, конвенция моя ласковая. И я у тебя тут. А как же я там без своей Иринушки?!.. Без доченьки Сашеньки! Один-одинешенек!.. Бедный, несчастный, неухоженный, необласканный… – И сыщик заплакал вдруг, тихонечко подвывая и размазывая по щетинистым щекам (побриться он не успел) скупые мужские слезы.

Сашенька смущенно опустила глаза, Мирон отвернулся. И парень, и девушка тоже почувствовали, как защекотало в носу и запершило в горле. Ну а Ирина Геннадьевна и вовсе зашмыгала носом. Прижалась к мужу, пригладила его непослушные вихры:

– Не плачь, хороший мой. Все уладится. Пойдешь Мирошу провожать – загляни к Олежке. Передай привет от меня. И… Слушай-ка!.. А помоги ему там меня найти!.. Мирон, – дернула она за рукав юношу, – а я там в принципе могу быть?

– Конечно, можете, – пожал плечами парень. – Только я вас там ни разу не видел.

– Я найду, – звякнувшим сталью голосом, словно и не плакал только что, заявил Брок. – Я помогу. Я соединю любящие сердца!

– Но он там даже и не знает маму, как он ее может любить?.. – засомневалась Сашенька.

– Да что ты говоришь-то такое?! – возмутился сыщик. – Чтобы я – и не любил маму?.. Мало ли что… Подумаешь, не знает!.. Знать, скажу я тебе, вовсе не обязательно. А вот любить – обязан. Я знаю: он ведь чувствует, что любит… Не догадывается только – кого. Вот я ему и подскажу. Пошли, Мирон.

– Куда? – удивленно заморгал юноша.

– В твое измерение, разумеется.

– А… как?.. – совсем растерялся Мирон

– Как-как… Через чердак!.. – передразнил парня сыщик.

– Надо же, понял-таки!.. – обалдела Ирина Геннадьевна.

Брок не хотел брать с собой Сашеньку. Честно говоря, он опасался, что дочь так и останется в параллельном мире, не захочет возвращаться без Мирона. Но Александра уперлась как танк. Иного выхода, чем взять ее с собой, сыщик попросту не видел. То есть, видел один: ударить дочку чем-нибудь тяжелым по голове и связать, – но даже подумать о подобном Брок не мог без крайней к своим мыслям неприязни. Он вообще уже стал в последнее время подумывать, что мысли его распоясались совершенно, потеряли последние остатки совести и ведут себя безответственно. Стоило бы обдумать применительно к ним решительные меры, да вот беда – то самое обдумывание пришлось бы совершать опять же с помощью мыслей. А там уж что за обдумывание получится? Рука, как известно, руку моет.

Короче говоря, Брок тяжело вздохнул и дочку взять с собой согласился. Позвал заодно и супругу, но та отговорилась наличием кучи дел: немытая посуда, закончившийся хлеб, нестиранные броковские носки и множество подобных  – действительно неотложных и крайне важных.

Правда, Ирина Геннадьевна отозвала дочь на кухню, и минут пятнадцать они там о чем-то возбужденно шептались. Брок подошел на цыпочках к двери, но Мирон вытаращил на него такие возмущенно-огромные глаза, что сыщик лишь крякнул и буркнул: «Да я пить просто хочу!»

Когда Сашенька наконец вышла из кухни, синие глаза ее сияли. «Разрешила ей все же Ирусик остаться!» – содрогнулся Брок от зловещей мысли. Но озвучивать пока ничего не стал. Во всяком случае, именно он, а не супруга, будет с дочерью там, когда настанет пора возвращаться. Разумеется, учитывая три «если»: если какое-либо там вообще существует; если они смогут туда попасть; и если будет возможность оттуда вернуться.

Учитывая третье «если», сыщик тоже зашел на кухню и особенно горячо попрощался с женой, чем вызвал даже некоторое смущение последней:

– Ну, что ты меня тискаешь, как подросток-переросток школьницу? Какой-то у тебя гормональный всплеск, ей богу! До вечера подождать не можешь?

– Если он будет, вечер, – многозначительно поджал губы Брок.

– Типун тебе на язык! – оттолкнула мужа Ирина Геннадьевна. – Куда же он денется?

– Он-то, конечно, никуда, – скорбно вздохнул сыщик, – а вот я…

– Да ладно тебе, – замахала руками супруга. – Мирон, вон, оттуда сюда пришел – и жив-здоров.

– Назад же он еще не вернулся.

Ирине Геннадьевне крыть на это было нечем. Поэтому она попросту чмокнула мужа в губы, легонько подтолкнула в спину и шепнула:

– С богом!

Пока троица покорителей иномира одевалась в прихожей, хозяйка квартиры стояла в кухонном дверном проеме, сложив на груди руки. Затем подошла и каждого поцеловала в щеку. Даже Мирона. И Брок почему-то даже мысленно не стал возмущаться. Лишь защемило слегка сердце, да затуманился взор. Но сыщик быстро взял себя руки и приказал спутникам сесть на дорожку. Но, поскольку стульев в прихожей не было, пришлось ограничиться непродолжительным приседанием. А затем один за другим, словно десантники самолет, Саша, Мирон и Брок быстро и молча покинули уютную квартиру. Правда, настоящие десантники могли хотя бы надеяться на верные парашюты, а у сыщиков-исследователей не только их, но и вообще ничего не было (только лишь Сашенька захватила ноутбук и цифровую фотокамеру).  Да и впереди их ждала не твердая земля, а зыбкая неизвестность.