Юрий, который от сильного волнения души, произведенного внезапною переменою его положения, не смыкал глаз во всю прошедшую ночь, теперь отдохнул несколько часов сряду; и когда они, отправясь опять в путь, отъехали еще верст двадцать пять, то солнце начало уже садиться. В одном месте, где дорога, проложенная сквозь мелкий кустарник, шла по самому краю глубокого оврага, поросшего частым лесом, им послышался отдаленный шум, вслед за которым раздался громкий выстрел. Юрий приостановил своего коня.

– Что это, боярин? – вскричал Алексей. – Слышишь? другой… третий… четвертый… Ахти, батюшки! считать не поспеешь!.. Ой, ой, ой! какая там идет жарня!

– Что б это такое было? – сказал Юрий, прислушиваясь к стрельбе, которая час от часу становилась сильнее. – Мы, кажется, еще не близко от Москвы.

– Сердце мое чует, – перервал Алексей, – это разбойники шиши проказят! Не воротиться ли нам, боярин?

– Если это шиши, так нам бояться нечего. Поедем поближе, Алексей.

Они не успели отъехать пятидесяти шагов, как вдруг из-за куста заревел грубый голос:

– Кто едет? стой!.. – и человек двадцать вооруженных кистенями, рогатинами и винтовками разночинцев высыпали из оврага и заслонили дорогу нашим путешественникам. С первого взгляда можно было принять всю толпу за шайку разбойников: большая часть из них была одета в крестьянские кафтаны; но кой-где мелькали остроконечные шапки стрельцов, и человека три походили на казаков; а тот, который вышел вперед и, по-видимому, был начальником всей толпы, отличался от других богатой дворянской шубою, надетою сверх простого серого зипуна; он подошел к Юрию и спросил его не слишком ласково:

– Кто вы таковы?

– Проезжие, – отвечал Милославский.

– Куда едете?

– Под Москву.

– Не вместе ли вон с теми боярами, что едут впереди?

– Нет, мы едем сами по себе.

– Полно, так ли?

– Видит бог так, господа шиши! – закричал Алексей.

– Ты врешь!.. Мы православное земское войско, а не шиши. Постой-ка, брат, нас этак прозвали зубоскалы поляки, так, видно, ты, голубчик с ними знаешься?

– Да, да! они изменники! – заревела вся толпа. – Долой их с лошадей!

– Что вы, ребята? перекреститесь! – вскричал Алексей. – Мы едем с боярином из Троицы к князю Пожарскому биться с поляками.

– Не верь им, Бычура! – сказал один из стрельцов. – Они, точно, изменники.

– Постойте, ребята! – перервал Бычура. – Чтоб маху не дать!.. Как тебя зовут, молодец? – продолжал он, обращаясь к Юрию.

– Юрий Милославский.

– Сын покойного воеводы нижегородского?

– Да, сын его.

– Коли так, – сказал Бычура, снимая почтительно свою шапку, – то мы просим прощения, боярин, что тебя остановили; и если ты точно Юрий Дмитрич Милославский и едешь из Троицы, то не изволь ничего бояться.

– Я ничего и не боюсь, добрые люди! Только не задерживайте меня: я тороплюсь к Москве.

– Не погневайся, ты слышишь, какая жарёха идет на большой дороге?.. так воля твоя, а изволь пообождать.

– Но что значит эта стрельба?

– Да так, боярин! наши молодцы справляются там с русскими изменниками.

– А почему вы знаете, что они изменники?

– Как не знать? они было и проводника уж нашли, который взялся довести их до войска пана Хоткевича; да не на того напали: он из наших; повел их проселком, водил, водил да вывел куда надо. Теперь не отвертятся.

– Нельзя ли нам хоть стороной объехать?

– Оно бы можно, – сказал Бычура, почесывая голову, – да не погневайся, господин честной: тебе надо прежде заехать в село Кудиново.

– Зачем?

– А вот, изволишь видеть, мы наслышались о батюшке твоем от нашего старшины отца Еремея, священника села Кудинова, так он лучше нашего узнает, точно ли ты Юрий Дмитрич Милославский.

– Как! – вскричал с досадою Юрий. – Вы не верите?..

– Не то чтоб не верили, боярин, да сбруя-то на коне твоем польская.

– Так что ж?

– Оно, конечно, ничего, не велика беда, что и сабля-то у тебя литовская: статься может, она досталась тебе с бою; да все лучше, когда ты повидаешься с отцом Еремеем. Ведь иной, как попадется к нам в руки, так со страстей, не в обиду твоей чести будь сказано, не только Милославским, а, пожалуй, князем Пожарским назовется.

Тут кто-то подбежал, запыхавшись, к толпе и закричал:

– Что вы здесь стоите, ребята? Ступайте на подмогу!

– А разве вас там мало? – сказал Бычура.

– Да порядком поубавилось. Теперь дело пошло врукопашную: одного-то боярина, что поменьше ростом, с первых разов повалили; да зато другой так наших варом и варит! а глядя на него, и холопи как приняли нас в ножи, так мы свету божьего невзвидели. Бегите проворней, ребята!

Бычура, приказав четверым шишам сесть на коней и проводить наших путешественников в село Кудиново, побежал с остальными товарищами вперед. Юрий и Алексей должны были поневоле следовать за своими провожатыми и, проскакав верст пять проселочной дорогой, въехали в селение, окруженное почти со всех сторон болотами и частым березовым лесом. Посреди села, перед небольшой деревянной церковью, на обширном лугу толпился народ. Провожатые слезли с лошадей; Юрий и Алексей сделали то же и подошли вслед за ними к двум большим липам, под которыми сидел на скамье человек лет тридцати, с курчавой черной бородою и распущенными по плечам волосами. Он был одет отменно богато для сельского священника; его длинный, ничем не подпоясанный однорядок с петлицами походил на боярскую ферязь, а желтые сапоги с длинными, загнутыми кверху носками напоминали также щеголеватую обувь знатных особ тогдашнего времени. Взглянув нечаянно на противоположную сторону, Алексей с ужасом заметил два высокие столба с перекладиною, которые, вероятно, поставлены были не для украшения площади и что-то вовсе не походили на качели. Присоединясь к толпе, путешественники и их провожатые остановились, ожидая, когда дойдет до них очередь явиться пред лицом грозного отца Еремея, к которому подходили, один после другого, отрядные начальники со всех дорог, ведущих к Москве.

– Спасибо, сынок! – сказал он, выслушав донесение о действиях отряда по серпуховской дороге. – Знатно! Десять поляков и шесть запорожцев положено на месте, а наших ни одного. Ай да молодец!.. Темрюк! ты хоть родом из татар, а стоишь за отечество не хуже коренного русского. Ну что, Матерой? говори, что у вас по владимирской дороге делается?

– Да что, отец Еремей, хоть вовсе не выходить на большую дорогу! Вот уже третий день ни одного ляха в глаза не видим; изменники перевелись, и кого ни остановишь, все православный да православный. Кабы ты дозволил поплотнее допрашивать проезжих, так авось ли бы и отыскался какой-нибудь предатель; а то, рассуди милостиво, кому охота взводить добровольно на себя такую беду?

– Да, как бы не так! Дай вам волю, так у вас, пожалуй, и Козьма Минич Сухорукий изменником будет. Нет, ребята, чур у меня своих не трогать! Ну что ты скажешь, Зверев?

– По ярославской дороге все благополучно, – отвечал рыжеватый детина с разбойничьим лицом. – Сегодня, почитай, никого проезжих не было.

– И ты никого не останавливал?

– Никого.

– Смотри не лги: ведь скажешь же на исповеди всю правду! Точно ли ты никого не останавливал?

– Как бог свят, никого.

– Право!.. Эй, вы! подойдите-ка сюда!

Тут вышли из толпы двое купцов и, поклонясь низко отцу Еремею, стали возле него.

– Ну, – продолжал он, взглянув грозно на Зверева, – знаешь ли ты этих гостей нижегородских?.. Что?.. прикусил язычок!

– Виноват!.. Отец Еремей, – сказал Зверев, упав на колени, – помилуй! Не я же один от них поживился!

– Кто поставлен от меня старшим над другими, тот за всех один и в ответе! Разве я благословлял тебя на разбой?.. Зачем ты их ограбил? а?.. На виселицу его!

Глухой ропот пробежал по всей толпе. Передние не смели ничего говорить, но задние зашумели и местах в трех раздались голоса:

– Как-ста не на виселицу!.. Много будет!.. Всех не перевешаешь!..