– Вы думаете, что противоречий не может быть? – спросил Пегрэйм.
– Да, мы должны так думать, – ответил Сибирцев. – Становится сегодня очевидным.
– Надо предусмотреть противоречия заранее. На территории Аляски является множество авантюристов из Сан-Франциско и из Канады. Известно ли вам, что по реке Стахин открыты залежи золота? Недалеко то время, когда тысячи людей со сковородами хлынут туда не только из Канады, но также из Калифорнии.
Заговорили о компаниях, что кончается век их монополий. Лейтенант Коль вдруг сказал, что в Сан-Франциско многие говорят, что Россия хочет продать Аляску. Тогда Штаты будут владеть восточным Тихоокеанским побережьем, а Россия – северо-западным, и движение между этими силами составит новое начало мировой цивилизации.
Алексей никогда в жизни не слыхал, чтобы в России говорили о том, что надо продать Аляску.
Сдерживая зычный голос, заговорил Лесовский, и казалось, что тихо играет соло самая низкая труба.
– От имени адмирала Путятина честь имею приветствовать вас, ваше превосходительство коммодор Адамс! Господин капитан Мак-Клуни! Господа офицеры! Наши великие державы встречаются на Тихом океане, и наши моряки впервые в истории знакомятся. Узнав о прибытии в Симода военного корабля дружественной Америки, адмирал повелел мне с частью людей немедля отправиться из Хэда, где мы имеем стоянку после катастрофы, на двух баркасах сюда, чтобы засвидетельствовать вам, господин посол, вам, капитан Мак-Клуни, вам, господа офицеры, наши лучшие чувства. Господа! В нашем положении не было цели важней, чем спасение жизни и поддержание духа матросов и офицеров, очутившихся в чужой, закрытой стране, обычаи которой вам хорошо известны. Поэтому мы сделали все возможное для скорейшей встречи с вами и с благословения всевышнего сегодня прибыли благополучно. Ваше превосходительство, мы выражаем вам глубокую благодарность за вашу готовность содействовать нам...
Американцы притихли. Они сразу почувствовали характер деловой и практический. Лесовский говорил по-английски, без переводчика. Холодность его лица, строгость речи еще более подчеркивались некоторой неправильностью построения фраз, но мысли капитана и его намерения были очевидны.
Вскоре Адамс и капитаны перешли в салон, оставив молодежь веселиться.
– Разберемся, что мы можем предоставить, – сказал Адамс.
Пришел корабельный клерк в клетчатых брюках, с пером за ухом. Он уселся, стал перебирать реестры и щелкать костяшками на счетах.
– Наши родные берега близки отсюда, – сказал Посьет, – и вы могли бы, ваше превосходительство, доставить, нас на Камчатку.
– Англичане пишут в газетах, что ваша Камчатка – второй Севастополь. Вы понимаете?
– Да, я понял. Но куда бы вы предложили?
Адамс взглянул на Мак-Клуни, словно между ними это было уже решено.
– Мы могли бы вас взять в Шанхай.
– В Шанхай, в плен англичанам, – сказал Лесовский.
– Ни о каком плене не может быть речи, – энергично ответил Мак-Клуни.
Адамс сказал, что он хотел бы поехать сегодня в деревню к адмиралу Путятину, выразить ему соболезнование. Видимо, Адамс намеревался о чем-то поговорить подробно. Он, казалось, колебался. Только что флаг-офицер приходил с сообщением, что к храмам, где живут уполномоченные японского правительства, подаются их паланкины.
Клерк опять защелкал на счетах.
– Еще ветчины, морских бисквитов, – приговаривал он.
– Морскими бисквитами называются у них сухари, – пояснил Лесовский.
Посьет сказал, что адмирал готов заплатить за все золотом.
– Я не имею права принять от потерпевших кораблекрушение никакой платы, – ответил Адамс. – Потом наши правительства все решат.
– Золото еще пригодится адмиралу Путятину! – осклабясь, заметил Мак-Клуни.
– Сколько? – спросил Адамс.
– Я сосчитал – две тысячи шестьсот два доллара пятьдесят шесть центов, – ответил клерк. Рыжеватые волосы его торчали теперь над виском, как перья.
– Завтра с утра я жду вас, – сказал Мак-Клуни. – Сведу вас и покажу все, что у нас еще есть. Вы скажите, что вам нужно, и мы с вами сразу все решим.
В кают-компании шестеро китайцев в белоснежных костюмах, как фокусники, артистически быстро скатали скатерть, переставляя бутылки, бананы и бокалы, и почти под нее их быстрые матовые руки застилали, раскатывая, другую, еще более белоснежную, переставляя обратно тончайшего букета южноамериканские вина, названные именами святых великомучениц – Санта Елена, Санта Августина, Санта Эмилиана, серебряные ведерца со льдом и шампанским, вазы с цветами, фрукты и расставляя чистые бокалы.
– Так принято в английских колониях, – объяснял Шиллинг.
Начиналась вторая часть обеда. На столе появлялись горячие блюда.
Совершенно лысый человек лет сорока оказался из шанхайских миссионеров. Он любезно улыбался, подавая широкую в кости руку. От него чуть-чуть отдавало чесноком, как от чайной чашки в харчевне. Видимо, изучая иероглифы, он заодно пристрастился и к шанхайской кухне.
Все пили. На еду все меньше обращали внимания. В четыре руки заиграли на рояле. Выходили на палубу освежиться.
– Ведь вы шли, чтобы ночью напасть и захватить французского китобоя? – спрашивал лейтенант Коль.
– Господа, откуда вы взяли... – отвечал Шиллинг.
– Ночью у нас была тревога. Ваши шлюпки подходили к «Поухатану» и пытались взять на абордаж.
– К «Поухатану» подходили, а не к французу! – с деланным добродушием ответил Колокольцов, казавшийся слегка опьяневшим.
– Я при этом не был и не знаю, спросите мистера Елкина, – сказал Шиллинг.
Офицеры засмеялись, чувствуя, что дальше разговор не пойдет.
– Надавали табаку полны карманы, – тихо говорил Сизов в кучке матросов, когда всех вместе на катере американцы доставляли на берег.
– У них из-за нас лучшего марсового посадили за решетку.
– Не заикнись капитану, Букреев, – отозвался Иванов.
– Что они вам говорили про Аляску? – спрашивал Колокольцов у Сибирцева.
– Как я понял, им, как говорят по-английски, шепнула маленькая птичка, что мы хотим уступить Аляску.
– Надо смотреть правде в глаза, – сказал Лесовский. – Американцы признают и подтвердят навеки наши исконные права на Тихоокеанское побережье, а это для нас в тысячу раз важнее. Вот видите, господа офицеры, лейтенант Коль и лейтенант Пегрэйм пользуются моментом и за дружеским столом затевают, казалось бы, ни к чему не обязывающий разговор. А мы слушаем с недоумением, тогда как должны были бы так же воспользоваться исключительным случаем. Надо объяснять им, господа, наши интересы, не давая авансов при этом и не поминая Аляски.
Колокольцов сказал, что американцы, кажется, опасаются англичан в Китайском море. Но англичане отстают от американцев.
– Не учите, Колокольцов, англичан, – сказал Лесовский. – Они знают, что делают. Вот они назначили Боуринга губернатором Гонконга. Он издатель и проповедник Бентама, почетный член чуть ли не всех европейских академий, с двадцати двух лет знаменит как знаток славянских языков, первый в истории Англии переводчик Жуковского, Батюшкова, Державина, наших песен, Мицкевича, поляков, сербов, венгров. В Гонконге не успели отстроить город, а уж создали научное общество, построили типографию, выпускают газеты, научные труды.
– Вы не были, Степан Степанович, в Гонконге, там трущобы, люди с семьями на лодках живут.
– Я не был, вы были, а что толку! – ответил капитан Колокольцову. – А Боуринг не стал Пушкина переводить, не понравились его поэмы, и Пушкина в Англии не знают.
– А что вы, Елкин, им сказали о нападении на китобоя? – спросил Шиллинг, желая отвести скользкий разговор.
– Господа, поверьте, что уж тут-то Елкин не глупее вас. Но неужели вы думаете, что они так и поверят?
Американский лейтенант, доставлявший гостей на берег и сидевший подле рулевого, внимательно слушал, силясь понять, что говорят новые для него люди между собой. Пока его товарищи сидели с гостями, он нес вахту и зяб, прохаживаясь наверху в своей теплой длинной куртке, и сейчас отвозил этих серьезных людей, по виду совершенно не похожих на монархистов.