Орлов, как оказалось, жил тут давно, служил на правительственных судах и на компанейских, еще в тридцатых годах плавал у Курил, на Аляску, на Гавайи, в Калифорнию. Он хорошо знал Козмина. Сказал, что Козмин еще в тридцатых годах, после своего путешествия с Врангелем, был здесь, описывал Шантары и встречал там гиляков, доставил сведения, что гиляки независимы.

Орлов, оказывается, был судим и разжалован, но не отправлен на каторжные работы, как гласил приговор, а остался в Охотске. Видимо, как хорошего штурмана и знающего, полезного человека, его взял к себе только что приехавший туда Завойко, который в то время заведовал факторией компании в Охотске. Там же, в Охотске, был и правительственный порт, над которым начальствовал капитан Вонлярлярский[192].

— Охотск неудобен для компании — там нет бухты, а просто река за кошкой, суда входят в устье и разгружаются... Место гнилое...

Что представляет собой Охотск, капитан знал отлично.

— Ну, а что вы сами скажете про Аянский залив? — спросил Невельской, выслушав невеселый рассказ Орлова о его жизни.

— Залив вскрывается в июне, а к рождеству встает. В летнее время хорошая якорная стоянка. Бурунов у берегов не бывает до октября, но уж осенью зашумит! Как подует с востока — и пойдут валы. В сорок третьем году прибыл туда Василий Степанович. С охотским протоиереем они тогда пришли на бриге «Промысел» святить место перед началом постройки.

— Ну, и освятили?

— Так точно! — ответил Орлов и настороженно взглянул на капитана. — Вот и началась постройка. Рубили лес, дома строили. Люди болели цингой. Пришлось и мне, и самому Василию Степановичу за топор браться. — Взгляд его успокоился. — Вот так и построили Аян... А в сорок пятом году факторию сюда перенесли, Завойко переехал. Юлия Егоровна приехала, супруга его, с детьми. Сад разбили, оранжерею поставили. Выхлопотал нынче он, чтобы тут был и правительственный порт.

— Ну, а что за новая дорога на Якутск?

— Да места у нас — сопки, мочажина, трущоба, камни, болота. Грузы доставляем с перегрузкой, то вьюком, то на лодках по рекам...

Орлов рассказал, что первоначально было два варианта дороги и долго не знали, какой выбрать.

— Ну, и как же решили?

— Да уж выбрало само правление компании, — уклончиво ответил Орлов.

— Чем же оно руководствовалось?

Орлов опять тряхнул головой.

— Да одним тем, что этот путь не потребовал речного парохода... — не сразу ответил он.

Невельской вспомнил Портсмут, Ост-Индские доки в Лондоне, самодвижущийся подъемник, шкивы, быстро вертящиеся от вала... Военный пароход «Вулкан»...

Орлов стал откровенней и сказал, что хотя сам нашел Аянскую дорогу, но это не находка, а мучение.

Манерой держаться — трясти головой набок, усмехаться в усы — Орлов очень походил на местных туземцев, которых капитан наблюдал на Амуре. Казалось, он прожил жизнь с ними.

— Из какого же леса вы строили Аян? — спросил Невельской. — Из сосны?

— Нет, из лиственницы. Сосны ведь у нас нет!

— Ах, вот как! Так из лиственницы? Ну, а какой еще лес растет?

— Все больше аянская ель.

— А кедры?

— Да, есть и кедры, но редко.

— И строились прямо из сырого леса?

— Да когда как приходилось, лес у нас сохнет быстро. Весной ошкуряем, и через два-три месяца высыхает.

— А корабельный лес? Мачты? Что идет на верфь? Где же у вас выдерживается лес?

— Да как везде, так и у нас...

На всю ночь пошли расспросы о судах, о лесе, о реках, о путях из Аяна на Якутск, об Амуре и гиляках, об Америке русской и нерусской.

Невельской вспомнил теперь, что про Орлова слыхал прежде, в Петербурге, и читал в статье у Симменса, директора Гудзонбайской компании, который интересовался пушными промыслами Российско-американской компании и наездом был в Охотске.

Он спросил Орлова, есть ли у него семья. При этом вопросе взгляд Орлова потупился. Ответил, что семья есть.

Тут, кажется, какая-то загадка... Может быть, что-то романтическое... Орлов не походил на преступника, но, несомненно, это был человек сильный и, видимо, страстный. Взгляд цепкий, но осторожный. Другим, видимо, и не может быть тут человек.

В каюте стало жарко.

Пришел Казакевич, сказал:

— На горизонте очертания Шантарских островов.

— Это плохо! — сказал Орлов. Он вдруг встревожился. Капитан чувствовал, что давление очень низко. Ночь наступила быстро.

При свете лампы у компаса видны были мокрые лица Казакевича, Орлова и Халезова.

— Тайфун, Геннадий Иванович! — сказал старший лейтенант.

Воздух был горяч, — казалось, судно шло не на север, не по Охотскому морю, а на юг, к экватору. Барометр стоял очень низко. По всем признакам шла небывалая буря — «тайфун», как назвал ее офицер.

Поставлены штормовые паруса.

Невельской вспомнил Прокопия Тарасовича Козмина, как он рассказывал про опись Шантаров, как показал берестяные карты гиляков. Тогда мечтал капитан увидеть эти таинственные острова, стосаженные скалы Кусова.

Судно может быть брошено на скалы, они где-то близко сейчас среди кипящей воды. Стремительный удар, и все! А вокруг тьма. Все молчат, даже опытные матросы приутихли.

Судно пытается уйти, пробиться... А ветер все сильней. Море зарокотало и завыло под его ударами.

...Это был ветер с океана, с широких его просторов. Казалось, что массы воздуха несутся оттуда, где жарко, где коралловые рифы, кокосовые пальмы и банановые рощи.

Сейчас, под вой жаркого океанского ветра, ворвавшегося с юга, воображению капитана представилась картина, как отсюда, с русских побережий, из новых гаваней, наш флот выйдет на океан. Флот, построенный из амурского кедра и дуба и с машинами из железа, добытого здесь же...

Но пока что Орлов пересекал это море на байдарках, и одинокий маленький «Байкал», построенный в Финляндии, швыряли огромные валы тайфуна. Мокрые сосредоточенные лица офицеров и штурманов светились в отблесках лампы…