Изменить стиль страницы

Наконец-то начальник снабжения покинул кабинет Табана.

— К вам Грабар, Виктор Евгеньевич, — прозвучал ее звонкий голос.

Пути назад не было. Олег сделал глубокий вдох, нацепил на лицо маску невозмутимости и шагнул в кабинет шефа. Еще пока шефа.

Промелькнула безумная мысль, что к Сокольскому он бы так не заходил. Но тут же испарилась.

Вопреки ожиданиям Табан выглядел весьма жизнерадостно и разве что не катался по кабинету на новом кресле.

— Олег, смотрите какая прелесть, — возвестил он, стоило только Грабару перешагнуть порог. — Да в нем можно жить.

Кресло жалобно скрипнуло. Но Табан этого не заметил. И вообще лучился энергией, прекрасным настроением и явно желанием кого-то срочно затабанить вусмерть.

— Видел ваш ответ по "Хельтруде", — сообщил он, радостно потерев руки. — Чудесненько, прямо очень чудесненько. Прямо молодец, не знаю, как вам это удалось.

Олег с трудом удержался, чтобы не скривиться. Да, с таким радостным выражением еще не пытались обругать. Как тебе удалось? Туп же как табуретка.

Он сел рядом с Табаном, решив, что дождется, пока шеф выговориться. Тот, не чуя подвоха, снова уткнулся в монитор. Открыл было рот что-то сказать, но затрезвонил мобильный.

Ухватив трубку, шеф заговорил непривычно приторно и сладко. При этом совсем не работе. Олег только и мог разве что удивиться: уже нашел новую любовницу? Нужно было отдать должное, имея непримечательную внешность, опыт в очаровании девиц у Табана был шикарный. Те сами льнули к нему. О пассиях директора "Монтроза" сплетничала вся женская часть фирмы и немного завидовала мужская.

Присутствие собственного юриста Табана ни капли не смущало. С таким же успехом его в кабинете могло и не быть. Олег провел пальцами по крышке стола. Невольно отметил, что в кабинете Сокольского… Сглотнул. Сердце пропустило несколько ударов. Нет, все же даже два дня и три ночи, проведенные бок о бок с этим человеком, не дают быть таким, как раньше. Работа-то пошла прекрасно, а вот остальное. Олег прекрасно понимал, что смотреть на Сокольского только как на начальника — просто не сможет. И это… неправильно. На совещании нужно думать о деле, а не смотреть на то, как изумительно сильные и красивые пальцы сжимают ручку, перебирают бумаги, нажимают кнопки на телефоне. И слушать, что говорят, а не пропускать сквозь себя каждую интонацию бархатистого низкого голоса и чувствовать, внутри все почему-то сладко сжимается.

— Так что за вопрос-то? — вырвал из размышлений голос Табана.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы очнуться и медленно положить перед Табаном заявление.

Снова зазвонил мобильник. Табан принял вызов, но при этом взял в руку заявление и откинулся на спинку кресла. Олег стиснул зубы. Пауза. Черт, это плохо. Табан все же не совсем дурак. И вполне способен, разговаривая с кем-то, оценить масштаб беды.

С каждой секундой он мрачнел. Отвечал при этом отрывисто и односложно. Совсем не так, как ворковал до этого со своей зазнобой.

Медленно отключился. Перехватил заявление двумя руками. Прочитал еще раз. Олег сохранял невозмутимое выражение лица. Только без нервов. Все так, как и должно быть. Еще чуть-чуть — и все решится.

Табан положил бумагу на стол, поднял взгляд на Олега и мягко уточнил:

— Итак?

Для начала совсем неплохо. Табан держит себя в руках, помрачнел, конечно, но при этом молча ждал, что скажет Олег.

Грабар все выходные обдумывал, что именно сказать. Правду, что вы, дражайший шеф, мудак, и вообще меня переманили на другую работу, отмел сразу. Понятное дело, что даже если б и над было сказать нечто подобное, подобрал бы очень мягкие формулировки. Профессионал все же. Но тут… Говорить о другом месте работы крайне неосмотрительно. Да, вряд ли Табан не узнает, что его юриста совратил… тьфу, сманил Сокольский. Поэтому решил сказать почти правду:

— Переезд, Виктор Евгеньевич. Сейчас семейные дела повернулись так, что надо с ними срочно разобраться.

Табан чуть приподнял брови, взял ручку, постучал задумчиво о крышку стола.

— Настолько серьезные, что надо увольняться?

— Я не знаю, когда вернусь, — развел руками Олег, стараясь удержать печально-скорбное выражение лица. — Здоровье ребенка, сами понимаете.

Табан бросил на Грабара взгляд. Явно же, похабник, решит, что внебрачный ребенок или еще что. Ведь по документам в отделе кадров Олег шел как холостой. Табан это прекрасно знал.

— Ваш ребенок? — коротко спросил он.

Объяснять, что нет, моей соседки. То есть, не совсем моей, то есть… было глупо. Только решит, что Грабар неумело и некрасиво врет. Хочешь, чтобы тебе не поверили — скажи правду.

— Мой, — коротко ответил он.

Пусть думает все, что хочет. Только подставь свою чертову подпись.

Табан вновь опустил взгляд в бумаге. Явно о чем-то раздумывал. При этом возникало ощущение, что уход Грабара его не особо расстроил. Точнее, расстроил, но не глобально. Словно было что-то, чему Олег мешал.

— Так-так, Олег Олегович, вот какой вы… — протянул Табан.

Обращение по имени-отчеству насторожило, но встретить взгляд шефа удалось невозмутимо.

— По возможности, без отработки, Виктор Евгеньевич. Вот-вот будет операция, я все равно буду тогда писать заявление на свой счет.

Табан хмыкнул:

— Ставите условия, Олег?

— Изначально поставили их мне жизненные обстоятельства, — ответил он с каменным лицом. — Поэтому и выбора нет.

— Фу, как грубо, — поморщился Табан.

Снял колпачок с ручки, получилось почему-то с оглушительным щелчком. Олег едва сдержался, чтобы не вздрогнуть.

"Нервы совсем не к черту, — подумал он. — Не съест уже он меня. Даже не покусает. Что за глупости вообще?"

— А я вам самое, можно сказать, сокровенное доверил, — покачал головой Табан. — Вот душу и сердце всего "Монтроза".

Врешь, старый хрыч. Душа и сердце всего "Монтроза" в финансовом отделе. А юристам доставалась только головная боль.

Но вслух озвучивать этого не стал, уговаривая себя еще немного потерпеть. А еще почему-то появилась какая-то необъяснимая тревога. И что хуже всего — с работой не связанная.

Вспомнив, что Табан пристально смотрит и ждет хоть какой-то реакции, Олег тяжело вздохнул. Ну, насколько это было возможно. Актерские способности имелись, хоть сегодня и не особо слушались.

— Виктор Евгеньевич, вы же понимаете…

Табан неожиданно быстрым росчерком подписал заявление.

— Ну, что ж. Я же не зверь какой, могу понять, — сказал он ровным голосом. — Дети — цветы нашей жизни, тут и впрямь можно понять. Поработали мы с вами неплохо, Олег. Хотя сами прекрасно понимаете, специалист вы так себе. Но это, думаю, можно будет все исправить, все же до пенсии далеко. А опыт в "Монтрозе" получили неоценимый.

Он подвинул заявление к Грабару. Посмотрел едва ли не с отеческим укором. Олег потерял дар речи, мысленно только сумел восхититься. Это ж надо было так вывернуть. Одновременно и увольняемого опустил, и себя поставил на место всепрощающего и всепонимающего начальника. Олег бы даже зааплодировал, да только настроения подкалывать и язвить не было.

— Да, — медленно сказал он, выдыхая, что резолюция в углу заявление гласила, что уволить Грабара О.О. сегодняшним числом. — Опыт я получил и правда… неоценимый.

Сколько было убито нервов посчитать достаточно сложно. Да и бессонные ночи тоже имелись. Не говоря уже про мандраж перед встречей с "Корсаром", который мог раздавить фирму после ведением дел Касумяном словно муху.

Табан еще некоторое время смотрел на Олега. Кажется, хотел сказать что-то, но потом только махнул рукой.

— Ира все бумаги выдаст, скажите Сереже — сотрет учетку. В общем… удачи.

Грабар медленно поднялся.

— Спасибо, Виктор Евгеньевич.

Слезы в голос подпустить не получилось. Впрочем, откровенной радости тоже не звучало, так что было уже хорошо.

— Скажите Ирине, чтобы зашла ко мне. Все, надо работать. Не задерживайте, Олег Олегович.