По другую сторону очага бренчит на домбре слуга и телохранитель Джангира — одноглазый Миржид. С отчаянной скорбью он поет о всесильном Якуб-беке, перед которым трепещет весь подлунный мир, а прекраснейшие женщины умирают от счастья быть рабынями его. Знает лукавый Миржид, о чем петь тайному агенту Якуб-бека, правой руке всесильного хана, легкому, как тень, хитрому, как шакал, смелому, как барс.

Джангир повернулся на бок и закрыл глаза. Он вспомнил свою встречу с Хэври в прошлом, 1874 году. Щедро одаривал его этот англичанин Хэври, чтобы он провел караван к манапу Бурсупу. В горах, окруживших плодородные земли Нарына и Ферганы, столкнулись интересы двух великих стран. С севера наступала Россия, с юга — Англия. Овладев Индией, сыны Альбиона хотели округлить свои владения за счет земли киргизов, таджиков, казахов. Они натравливали правителя Кашгарии Якуб-бека на племена, которые мечтали объединиться с русскими.

Два ханства — Кашгария и Коканд — стояли друг перед другом, как насторожившиеся гончие. Кашгария тяготела к англичанам, Коканд намеревался склонить голову перед северным соседом. Но в Коканде некоторые правоверные князьки не захотели подчиняться христианам. И вот один из них, манап Бурсуп, начал войну против русских. Но ему требовалось оружие. Он просил его у Якуб-бека, земляка своего. Хэври снарядил огромный караван с оружием и деньгами. Восемьдесят вьючных верблюдов, две сотни лошадей должен провести Джангир через неспокойные горы Коктуна, обогнуть Ферганский хребет, по берегам Тара и Кара-Дарьи добраться до Джалал-Абада, где и должны поджидать его люди Бурсупа.

Утром, чуть свет, караван покинул очередной привал и тронулся в путь, растянувшись на узкой вьючной тропе. Приподнимаясь на стременах, Джангир оглядывал пики с курящимися дымками облаков, снежные карнизы, висящие на обрывах, безмятежное темно-синее небо. В горах не слышно было гула обвалов. «Всемогущий аллах, пронеси!» — молился Джангир.

Он знал коварство вечных снегов. В оттепели они приходят в движение, хоронят под собой караваны и кишлаки, засыпают тропы и разбивают овринги — шаткие мостки из прутьев, устроенные там, где природная тропа перекрыта отвесной скалой.

Джангир хотел провести караван через Тамбекский перевал, который поднимался на трехкилометровую высоту, протянувшись через седловину Алая до истоков Кара-Дарьи.

Вдруг он заметил вдали одинокого всадника. Тот разглядывал караван в бинокль.

— Миржид! — крикнул Джангир и ударил плетью своего скакуна.

Верный телохранитель сбросил с плеч карабин и помчался следом за Джангиром.

Всадник повернул лошадь.

Зоркий глаз Джангира заметил на нем погоны и военную фуражку. Это был европеец — вероятно, русский. Всадник, конечно, догадался, зачем спешит в Коканд караван из Кашгарии. На перевале русские устроят засаду и перебьют кашгарцев, которых тайно, с большой осторожностью вел Джангир.

Конь у всадника был резвый. И как ни хлестали Джангир и Миржид своих лошадей, расстояние не сокращалось. Тогда Миржид стал стрелять. Всадник перемахнул через ручей, легко взлетел на гору, проскакал по оврингу. В этот момент пуля настигла его лошадь. С маху она упала на задние ноги. Но всадник успел соскочить с седла. Он свернул с тропы и скрылся в камнях.

Миржид, обогнав Джангира, мчался, не разбирая дороги, держа на весу маленький, с винтовым нарезом английский карабин. С крупа его лошади слетала серая пена. Как обезумевшая, она понеслась по оврингу и встала на дыбы перед раненой лошадью русского. Шаткие колья, вбитые в расщелины скалы, не выдержали тяжести. Овринг рухнул в ущелье. В пыли и камнях Джангир успел заметить бараний курпей слуги. Через секунду вода подхватила его и скрыла в черном гроте ледника, куда обрывался поток.

Погоня не удалась. Строить новый овринг и каждый час ожидать нападения русских Джангир не захотел. Ночью он повернул караван в сторону от Тамбекского перевала на другую тропу, известную только ему.

Русский офицер был прапорщиком Веденниковым. Он проводил топографическую съемку восточной части Алайского хребта. Спасшись от погони, прапорщик сразу же написал донесение генерал-губернатору Кауфману и с семиреченским урядником отправил письмо в Ташкент. Зная о том, что кашгарский правитель помогает восставшему в Коканде князьку, Веденников правильно предположил, что огромный караван в больших вьюках везет оружие и, разумеется, деньги для подкупа других манапов.

Кауфман немедленно связался с полковником Скобелевым, который в то время находился в Коканде с карательным отрядом. Две казачьи сотни прошли через мятежные районы Коканда и перекрыли тропу на перевале, но караван Джангира так и не появился…

Длинный, всклокоченно-рыжий Стас носит огромные очки и ботинки сорок шестого размера. Он похож на верблюда. У него острые лопатки и узкая спина. О себе Стас поет на мотив «Веселого мальчика из Карабаха»:

Никакой он не поэт, и не художник, и тем более не учитель. До учителя еще далеко… Наверное, наши космонавты долетят до Венеры, прежде чем мы станем учителями истории и разъедемся по долам и весям нашей большой страны. Мы только что закончили третий курс истфака. У нас каникулы и много радужных планов, которые мы собираемся с честью осуществить.

Он, конечно, меня засмеёт. Он ни во что не верит. Тайны для него кончились, как только он пошел в школу.

Но я люблю Стаса. И когда его нет, тоскую по нему. И кажется, что нисколько он не циник, а просто человек с критическим отношением к действительности, и стихи начинают нравиться, и его натюрморт перед моей койкой — кета с картофелем и бутылка цинандали — становится настоящим шедевром. Этот натюрморт Стас сотворил за два дня до стипендии в зимнюю сессию. Помню, я чуть не поколотил Стаса, но у меня оставалось мало калорий. Я заскрежетал зубами, а Стас с невинной ухмылкой повесил на стену натюрморт и сказал:

— Пусть эта еда напоминает тебе, Егорушка, о прелести бытия в студенческие годы.

Змей!

Стаса я возьму в экспедицию.

Возьму и Ляльку. Эта двинет хоть на Луну. Зря Лялька учится на литфаке, ей бы надо стать геологом или каким-нибудь ботаником. Лялька походит на ящерицу — тонкая, худая, остроносая, с маленькими любопытными глазами. Товарищ она замечательный, верный.

Кого взять еще? Не мешало бы прихватить пару альпинистов, но хорошие уже разъехались, плохих не надо. Хотя… Конечно, мысль! Юрик где-то там в гидрометслужбе. Он обязательно пойдет. Чернобородый бродяга с ясными глазами младенца. С ним вместе я учился в школе. Он был самый тишайший в классе и сидел на передней парте, поедая голубыми глазами учительницу. Но я-то знал: он смотрел — и не видел, он слушал — и не слышал. Он мечтал. Мечтал о горах. После окончания школы Юрик уехал на Тянь-Шань и устроился рабочим в гидрометеослужбу.

Итак, Стас, Юрик, Лялька и я. Где бумага? Немедленно напишу Юрику.

«Старина! Извини, не писал. Сдавали экзамены и писали сочинения. Теперь в каждом листке бумаги вижу кровного врага. Наверное, не писал бы еще, но недавно, копаясь для будущей курсовой в архиве достопочтеннейшего Кауфмана — бывшего сыр-дарьинского и семиреченского генерал-губернатора, я наткнулся на чрезвычайно любопытный документ почти столетней давности…»

Словом, я рассказал Юрику о письме прапорщика Веденникова генерал-губернатору Кауфману, в котором он сообщил об огромном караване Джангира, об оружии во вьюках для мятежного манапа Бурсупа. Юрка — светлая голова. Поймет. Может, ему удастся выудить что-нибудь любопытное на месте. Сейчас нам важно узнать: