Г. В. Плеханов, детально занимавшийся вопросом о роли личности в истории, констатировал, что материалистическое представление об истории отнюдь не игнорирует и тем более не отрицает влияния особенностей характера отдельной личности на судьбы общества. «Иногда, — писал он, — их влияние бывает даже очень значительно…» Но особенности характера (и это касается также психического склада, духовных качеств и т. п.), хотя и оказывают воздействие на формы, темп и устойчивость, короче говоря, на «индивидуальную физиономию» общественного развития, не в состоянии придать этому объективно обусловленному развитию другое направление. Возможности и масштаб подобного влияния, подчеркивает Плеханов, «определяются организацией общества, соотношением его сил. Характер личности является «фактором» общественного развития лишь там, лишь тогда и лишь постольку, где, когда и поскольку ей позволяют это общественные отношения» ¹⁵.

В заключение Плеханов указывает на «оптический обман», которому поддается человек при рассмотрении исторических событий, ибо, к примеру, «личная сила Наполеона является нам в крайне преувеличенном виде, так как мы относим на ее счет всю ту общественную силу, которая выдвинула и поддерживала ее. Она кажется чем-то совершенно исключительным, потому что другие, подобные ей, силы не перешли из возможности в действительность»¹⁶.

На примере Луи Бонапарта (Наполеона III) Карл Маркс ярко показал, что порой возникает такая расстановка общественных сил, в которой недалекие, ординарные или даже смешные личности выдвигаются на первый план, поддерживаются и ставятся реакционным классом или слоем на такое место, которое придает им историческую действенность¹⁷.

Поскольку карьера Гитлера представляет собой крайний случай такой расстановки сил, стоит из соображений философии истории проследить тот путь, который привел нацистского главаря к 30 января 1933 г. Ведь этот путь ясно показывает, что не какие-то исключительные, а тем более сверхчеловеческие способности подняли сына мелкого австрийского чиновника над массой германских дюжинных контрреволюционеров. То были дремлющие в тысячах потенциальных авантюристов качества, которые в данном случае шаг за шагом активизировались в условиях обостренной классовой борьбы и скорее могли бы быть охарактеризованы как ущербность.

Это — чрезмерное честолюбие как результат личностной несостоятельности; гигантомания, порожденная крахом неудачника, не нашедшего себе профессии; обскурантистский фатализм на базе жалкой полуобразованности; психическая неустойчивость в сочетании с одержимостью; словоблудие и тяга к бахвальству как оборотная сторона выродившейся в бессилие боязни самостоятельных действий; ловкая способность к приспособлению вместе с безмерной переоценкой собственной персоны; полная беспардонность и презрение к чужой жизни.

Эти качества, оказавшиеся козырями в случайной расстановке объективно обусловленных противоречий общественной жизни, позволили Гитлеру в конечном счете стать представительной фигурой верхнего слоя того класса, который исторически уже обанкротился и мог держаться у власти лишь при помощи безграничной жестокости и непревзойденной бесчеловечности.

Глава первая

Начальные шаги нацизма

Когда Гитлер уже перестал быть совсем безвестным, он утверждал, что обратился к политике сразу же после начала Ноябрьской революции 1918 г. в Германии.

Однако еще многие месяцы после ее свершения 30-летний Гитлер болтался по верхнебаварским казармам, будучи далек от всякой политики. Выписавшись из госпиталя, он вернулся в мюнхенскую казарму, поскольку не имел ни пристанища, ни занятия. У него не было ни семьи, ни родных, ни друзей, ни какой-либо профессии, и никогда в жизни он не занимался каким-либо постоянным делом.

Перед первой мировой войной, проев отцовское наследство и все доставшееся ему от матери, он жил впроголодь, подрабатывая малеванием открыток с видами исторических достопримечательностей. Но теперь, во взбаламученной атмосфере революционного переворота, картинками с изображениями старинных соборов и дворцов было уже не прожить. Гитлер опасался, как бы после увольнения из армии не оказаться на улице без всяких перспектив и не очутиться опять, как всего каких-то десять лет назад в Вене, в ночлежке, обреченным на жалкое существование. Ему не оставалось ничего иного, как послушно нести охранную и внутреннюю службу сначала в лагере для военнопленных, а потом в своем прежнем полку, дислоцировавшемся в Обервизенфельде.

Как и все перепуганные мелкие буржуа, Гитлер причитал по поводу проигранной войны и неопределенности будущего. Однако он выделялся тем, что разглагольствовал так учено и высокопарно, как это свойственно человеку, который читает много книг, а переварить их не может. Даже самое тщательное изучение условий жизни никому не ведомого в ту пору Гитлера, а также его духовного облика не оставляет и тени сомнения в том, что он отнюдь не предпринимал каких-то исключительных волевых усилий и никакой системы мыслей у него не было и в помине. Самые различные по своим взглядам биографы Гитлера в один голос констатируют, что ефрейтор, отгороженный казарменными стенами от всенародных бедствий, был занят тогда только планами собственной дальнейшей жизни. Томас Манн охарактеризовал его состояние как чувство «неприкаянности» в сочетании с «высокомерным в основе своей… отказом от всякой разумной и уважаемой деятельности»¹.

Еще сильнее, чем в свои венские и (с 1913 г.) мюнхенские годы, неприкаянный Гитлер предавался смутным мечтаниям. Ему грезилось, как он, заделавшись живописцем, архитектором, театральным художником в некоем супер-театре, изобретателем нового блюда или просто крупно выиграв в денежной лотерее, в одно прекрасное утро становится знаменитым, богатым и независимым. Если в довоенном Мюнхене Гитлер еще метался между убогими мансардами и вагнеровскими операми, даже и не помышляя о серьезном труде, то теперь, когда работы стало мало, да и сулила она лишь жалкий заработок, он погрузился в мир филистерских видений, рисующих опьяняющие триумфы. Временами он впадал в депрессию и не раз намекал своим сослуживцам по казарме, что ему ничего не стоит взять пистолет да и положить всему этому конец.

Подверженный таким настроениям, будущий нацистский главарь в дни белого террора и подавления Баварской советской республики пережил настоящий взрыв антикоммунистической истерии и мании подозрительности. Он явился в следственную комиссию 2-го пехотного полка при военно-полевом суде и стал поставлять ей, как это называлось, «информацию» о тех солдатах, которые симпатизировали коммунистам и Советам. Этими доносами (по всей вероятности, граничившими с фантастическими вымыслами) он, как замечает один из его биографов, выполнял задания командования рейхсвера «столь удовлетворительно, что вскоре его командировали на специальные курсы по формированию «гражданского мышления»»², что и стало исходным пунктом его политической карьеры.

Командование 4-й группы рейхсвера (Мюнхен), разведывательный отдел которого организовал эти курсы, принадлежало к реакционному авангарду вооруженных сил молодой Веймарской республики, по которым, пожалуй, нагляднее всего можно было судить о классовом характере нового государства.

Будучи рождено антимилитаристско-антиимпериалистической народной революцией, это государство, возглавленное правыми лидерами социал-демократии, извратило волю восставших и не только сорвало обобществление средств производства, т. е. сохранило существующие социально-экономические условия, но и постаралось унаследовать как можно больше институтов, правовых норм и общественных учреждений кайзеровского рейха.

Возникшее в результате революции правительство во главе с Эбертом и Шейдеманом, именовавшее себя Советом народных уполномоченных, а в действительности принявшее на себя заботу о делах контрреволюции, в первую очередь спасло реакционные центры старого военного командования. Тем самым оно дало «зеленый свет» контрреволюции. Ведь эти командные центры, после того как в ноябре — декабре 1918 г. уставшие от войны солдатские массы разошлись по домам, создали из оставшихся регулярных частей и «добровольческих» формирований новую вооруженную силу, состоявшую прежде всего из националистически настроенных офицеров, контрреволюционной военщины и солдатни, а также ландскнехтов всевозможного типа.