Он поморщился, поправляя свои штаны и пытаясь расслабиться. Снова взглянув в зеркало заднего вида, он подумал, не происходит ли с ней то же самое. Когда она поцеловала его второй раз, он почувствовал, как прижались к его груди затвердевшие, словно камешки, вершины ее сосков. Вне всякого сомнения, она завелась так же, как и он.

«Блядь».

Он так сильно хотел ее — каждый дюйм его тела нетерпеливо пульсировал, ожидая ее прикосновений — и все же… и все же….

В некоторых аспектах Холден слишком быстро повзрослел, но в остальном оставался совершенно незрелым. Он это знал о себе. Он это признавал. Свою жизнь он, по большей части, терпел, а не проживал. У него была дерьмовая работа на заводе и паршивая квартира, он то спал со светом, то просыпался от собственного крика. У него был скромный банковский счет и очень мало друзей. Он дрался с другими мужчинами ради спортивного интереса, из-за неослабевающей ярости. Он использовал женщин для собственного удовольствия и был Джемме хреновым парнем, потому что теперь, черт возьми, уже понятия не имел, что значит любить кого-то еще, ставить чужие интересы превыше своих.

Но, несмотря на все плохое, что он о себе знал, он также знал, что Гризельда оказалась той, ради которой он снова захотел жить. Гризельда оказалась той, ради которой он захотел стать лучше.

Между ними было так много сложностей, каждую минуту появлялись совершенно новые эмоции и хрупкое доверие, которым он не мог рисковать. Первый раз в жизни он увидел за телом саму женщину, и ее чувства — ее душа — были ему намного важнее, чем его член. Если он с ней облажается, ему может больше не представиться другого шанса. Ставки слишком высоки.

Кроме того, он даже не знал, заслуживает ли ее. И прежде чем она всецело будет принадлежать ему, он должен убедиться, что ее достоин. Тому, кому посчастливилось быть с Гриз, включая его самого, сперва необходимо ее завоевать.

Очередное его напоминание о том, что она сама должна решить, чего хочет, и поэтому он должен предоставить ей свободу действий и время, немного остудило его к тому моменту, когда Гризельда, наконец, открыла пассажирскую дверь и запрыгнула в кабину грузовика.

Пристегиваясь ремнем безопасности, она робко ему улыбнулась, щеки у нее все еще были пунцовыми, а глаза широко распахнутыми.

— Извини меня, — сказала она.

— Не надо извиняться.

— Мне не стоило этого делать.

— Все в порядке, Гри.

Она еще больше покраснела.

— Ладно, я обещаю, что впредь буду держать свои губы при себе.

Он насчитал на своем теле как минимум двадцать мест, где ее губы были бы на много предпочтительнее, чем «при ней», и прямо сейчас все эти места бешено пульсировали, требуя ее внимания. Но он не стал спорить. Холден скрыл свою дрожь, повернув ключ в замке зажигания и пробудив к жизни двигатель старого грузовика, а потом положил руку на сиденье и начал сдавать назад.

Гризельда опустила стекло.

Через десять минут Чарльзтаун исчез из зеркала заднего вида, и впереди замаячил пригород Западной Вирджинии.

Глава 17

Очень скоро Гризельда заснула на соседнем сиденье, и пока Холден ехал мимо сочных зеленых полей и раскидистых деревьев, растущих по обеим сторонам западного шоссе номер 9, то и дело невольно бросал на нее осторожные взгляды.

Он был вынужден признать, что весьма странно второй раз в жизни снова оказаться с ней в этом грузовике, и не мог не вернуться мыслями в тот день, когда они сидели в нем впервые. Он поджал губы, вспомнив первые обращенные к ним слова Калеба — тогда Холден впервые понял, что попал в ловушку к сумасшедшему: «Рут. Если ты снова заставишь меня столько ждать, я сдеру с тебя шкуру».

Холден понял, что с Калебом Фостером что-то не так, сразу, как только его увидел. В третьем классе начальной школы, где он учился, проводилась программа «Опасный незнакомец», и мать всегда предупреждала его о том, как неразумно садиться в машину к посторонним людям. Вот только…что главным образом происходит, когда твоя жизнь переворачивается с ног на голову, и тебя помещают в приемную семью? Все вокруг чужие, но ты вынужден сделать их частью своей жизни. Тебе сообщают, что они — твои приемные “мать” и “отец”, даже если до этого ты их ни разу в глаза не видел, даже если они так напились, что забыли накормить тебя ужином. Тебя обязали жить в их доме, спать в кровати, которую они тебе выделили, и следовать их неведомым правилам. Тебе более-менее настоятельно рекомендовали всем сердцем довериться совершенно незнакомым людям.

Поэтому Холден понимал, почему Гри охотно пошла с Калебом после случившегося между ними рокового недопонимания. И что с того? Где-то в глубине души, он знал, что произойдет, если он сядет в этот грузовик, но не мог смотреть на то, как она уходит с Калебом совершенно одна. Она уже слишком много для него значила.

Когда он впервые увидел Гризельду, в самый первый вечер в доме Филлманов, она стояла в коридоре возле их с Билли комнаты. У нее в руке была зубная щетка, и он догадался, что она шла в ванную, но остановилась у дверей его спальни и стала наблюдать за тем, как Билли издевался над ним, отобрав у него отцовскую бейсболку Балтимор Ориолс, потом ударил его и обозвал дебилом за то, что он заикался. Ее голубые глаза сверкнули гневом, маленькие ладони сжались в кулачки, и Холден понял — он понял — что она будет очень много для него значить. Ее возмущение придало ему смелости сопротивляться, потому что он не хотел, чтобы она сочла его каким-то хлюпиком, который позволяет старшим ребятам собой помыкать.

Холден не обратил никакого внимания на миссис Филлман, когда она набросилась на него за то, что он врезал Билли. Вместо этого он перевел свой взгляд на Гризельду. И внезапно все, что только что произошло с миссис Филлман и Билли, перестало иметь значение и потерялось за ее ласковым, спокойным, сострадательным взглядом. В мире, полном страданий, хаоса и совершенно чужих людей, она почему-то показалась ему родной. Она показалась ему лучом милосердия в немилосердном мире. Он не видел ничего, кроме ее доброго лица, чудесных волос, заплетенных в аккуратные косички, ее внутреннего родства с ним, ее поддержки. Впервые с тех пор, как умерла его бабушка, он почувствовал с кем-то подлинную связь, и чтобы Гризельда поняла, что его сердце признало в ней родственную душу, он ей подмигнул.

Снова переведя взгляд на дорогу, Холден невольно усмехнулся, вспомнив ее высокую, тощую фигурку и огромные глаза, с жадностью рассматривающие все вокруг. Как отчаянно он хотел быть с ней, что-то для нее значить, защищать ее — да все, что угодно, лишь бы только стать частью ее жизни. Немного негодования, приправленного состраданием, и он сразу же безнадежно влип.

Да он бы душу продал, чтобы только быть ближе к ней.

Ухмылка медленно сползла с его лица.

В некотором смысле, именно это он и сделал.

Но стал бы он что-то менять? Поступил бы он по-другому, если бы мог вернуться в тот день на обочину дороги, зная то, что знает сейчас? Предпочел бы стоять, прикованным к тротуару, в то время как она уезжала с Калебом Фостером?

Ответ был незамедлительным и окончательным: нет.

Он бы не изменил своего решения.

Он бы последовал за ней. Несмотря ни на что, он бы последовал за ней.

«Я бы пошел за тобой на край света… чтобы ты почувствовала мою любовь».

Когда они въехали на подъездную дорожку, Холден увидел впереди полуразрушенную ферму. Все двадцать минут, что длилась их поездка, Хозяин вел себя довольно спокойно, лишь пару раз бормотал что-то себе под нос, но Холден не мог разобрать, что он говорит. Что-то о “злодеяниях” и “коварных помыслах ”, один раз он злобно посмотрел на Гри, прищурив глаза и выплюнув “дорога в ад”, затем снова уставился своими бешеными глазами на дорогу.

Гри по-прежнему держала на коленях щенка, но больше уже не улыбалась. Она в отчаянии посмотрела на Холдена, в ее глазах плескался ужас и осознание огромной ошибки, которую она допустила, сев в грузовик. Обеспокоенный тем, как сильно она напугана, он собрал в кулак все свое мужество и подмигнул ей, а затем, чтобы она не заметила смертельный ужас, заполнивший и его глаза, выглянул в окно и сделал вид, будто любуется пейзажем.