Изменить стиль страницы

Вскоре после этого Джоллин устроила на кухне пожар, и Гризельду забрали у матери. Идти ей было некуда, и ее определили в первую приемную семью. После этого она видела свою мать всего два раза, а когда она сбежала от Калеба Фостера и вернулась в систему патронатного воспитания, ей сообщили, что пока она была в Западной Вирджинии ее мать умерла от передозировки.

Отогнав прочь неприятные воспоминания и вытащив с полки банку куриного супа с лапшой, она открыла нижний шкаф, обнаружила там одинокую кастрюлю и поставила ее на плиту.

Ее руки слегка дрожали, когда она выливала в кастрюлю содержимое банки. Поставив суп плиту, она уселась за небольшой стол и уставилась на спящую фигуру Холдена.

«И что теперь? — спросил он у нее, перед тем как заснуть. И сейчас, когда она смотрела на него, этот вопрос эхом пронесся в ее голове. — И что теперь?»

Десять лет она искала Холдена, и вот неожиданно его нашла. Он не умер, но радикально изменился, и ей стоило признать, что в некотором смысле, было бы проще ей сейчас уехать. Она могла уйти из его квартиры, пока он спит, и спокойно жить дальше, зная, что он жив и в безопасности. Может, чтобы загладить свою вину, она вышлет ему немного денег, чтобы он мог перебраться куда-нибудь получше этого места. Он мог бы вернуться к своей прежней жизни с Джеммой, а она — к своей жизни с Джоной.

И все же, ее сердцем завладело страстное желание снова его узнать. Оно требовало, чтобы она осталась. Отыскать его, но не найти времени, чтобы его узнать, казалось ей пустой тратой произошедшего с ней чуда. Снова находясь рядом с ним, она почувствовала странную надежду — как шанс стать полноценной после долгих лет отчаянья. Не важно, кем он стал, она хотела узнать его. Ей просто необходимо его узнать. Ей необходимо узнать, что с ним случилось, как он выжил, все ли у него хорошо. Какая-то ее часть — очень сильная и упорная ее часть — не отпускала Холдена в течение всех этих десяти мрачных и одиноких лет. Может быть, когда-нибудь она от него уйдет. Но не сегодня. Не в эту ночь.

Заметив на столе возле локтя его телефон, она взяла его и набрала номер Джоны.

— Кто это?

— Джона, это я.

Он быстро выдохнул.

— Какого черта, Зельда? Что случилось? Где ты?

— Не важно.

— Не важно? Мы ждем тебя здесь уже больше трех часов. Шон сказал, что, так как у тебя была травма головы, ты, возможно, потерялась. Утонула или типа того. Твоя сумка здесь. Что за ху*ня? Где ты? Мы за тобой приедем.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

— Нет. Я с вами не поеду.

— Чт-что это значит?

Она посмотрела на мирно спящего в другом конце комнаты Холдена, потом встала и сняла с плиты кипящий суп.

— Это значит то, что я сказала. Я не вернусь домой. Не сейчас.

— Какого хрена, Зельда? Как мы сюда приехали, у тебя просто крыша поехала.

Она ничего не ответила. Зажав телефон между плечом и ухом, она отыскала тарелку и налила в нее дымящийся суп.

— А как же твои вещи? Кошелек и телефон? — спросил он.

— Я думаю, отвези все ко мне домой, — сказала она, выдвинув ящик рядом с раковиной и обнаружив там только два набора столовых приборов. Она взяла ложку и закрыла ящик. — Мне все равно.

— Тебе все равно. А дальше что?

— Живи своей жизнью.

— Жить своей жизнью. А квартплата? Счета? — огрызнулся он. — Твоя работа?

— Пока разберись со счетами, — сказала она, осторожно двигаясь к столу, чтобы не расплескать горячий суп и не обжечь руки. — С работой я все улажу.

Реальность была такова, что в этом мире ее вообще мало что беспокоило. Квартира и хранящиеся там вещи? Неа. Ее кошелек и телефон? Заменяемо. Она волновалась о Майе, которой надеялась когда-нибудь все объяснить, и Макелланах, которые вполне могли уволить ее с работы. Если ее уволят, она будет очень скучать по маленькой Пруденс, но даже Пруденс было не достаточно, чтобы она покинула Холдена. Так что, как бы ей ни было больно, она примет такие последствия.

Лишь один человек на всем белом свете был Гризельде по-настоящему дорог. Один единственный человек. И каким-то невероятным образом, спустя десятилетие, он прямо сейчас спал в нескольких шагах от нее.

Джона тихо выругался.

— Знаешь что? Ты… ты долбанутая, больная на всю голову, кусок…

— Увидимся когда увидимся, — сказала она, нажав на телефоне Холдена красную клавишу сброса, затем совсем его отключила, подержав подольше кнопку питания.

Если Джона вдруг перезвонит — а она была уверена, что он перезвонит — ей не хотелось бы разбудить Холдена. Если на его голосовой почте в приветствии звучит имя Сет, Джона может начать искать ее здесь, но единственным, кто мог связать Джону с Сетом был Квинт. И она очень сомневалась в том, что Квинт даст ее парню-придурку домашний адрес Холдена.

А значит, она совершенно свободна, по крайней мере, сейчас.

Глава 12

Когда Холден проснулся, было уже темно, но в квартиру даже глубокой ночью лился тусклый свет от расположенных под окнами фонарей внешнего освещения главной улицы. Он сознательно никогда не жил в местах, где по ночам полнейшая, кромешная тьма. Во всяком случае, не по собственной воле.

— Гри? — выдавил он, стараясь не двигаться.

— Я здесь, — произнесла она, и он увидел, как девушка встала из-за кухонного стола и босиком прошла к нему через комнату.

Она была прекрасна.

Она была так чертовски прекрасна, что у него загорелись глаза.

Она сняла свою толстовку. На ней остались только джинсы и белая футболка с глубоким вырезом. Волосы были собраны в хвост, и он не знал, то ли она накрасилась, то ли была от природы такой сногсшибательной, но склонялся скорее к последнему. Гризельда была высокой, стройной девушкой, но в какой-то момент, по-видимому, перестала расти, поскольку была явно на десяток сантиметров ниже его метра девяносто, но все же складной. Те легкие девичьи изгибы, что так интриговали его десять лет назад, теперь заметно округлились и выглядели очень женственно — полная грудь, мягкие линии бедер — даже с четырьмя ножевыми ранениями, ушибами ребер, подбитыми глазами, сломанным носом, переломом скулы и сотрясением мозга, тело Холдена среагировало, и его член напрягся, не смотря на то, что он не имел никакого права думать о Гризельде таким образом.

Она присела возле дивана на корточки, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от его лица. Он почувствовал исходивший от ее кожи аромат чистоты и свежести — вроде мыла или стирального порошка, и понял, что перед тем, как навсегда закроет глаза, чтобы умереть, его последним воспоминанием будет этот сладкий запах Гризельды в ночь, когда он узнал, что она еще жива.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она тихим и ласковым голосом, протягивая ему стакан воды.

Он попытался немного привстать.

— Хорошо. Да, хм, уже лучше.

Она поднесла стакан к его губам. Он сделал несколько больших глотков, затем со слабым стоном лег обратно.

— Холден… — произнесла она, взглянув на него.

— Все чертовски болит, — поморщившись, признался он. Однако, посмотрев ей в лицо, не удержался от улыбки. — Кроме моего сердца.

Увидев ее так близко, он замолчал, как зачарованный.

— Хотя и сердце у меня немного побаливает.

Его взгляд упал на ее губы, и он увидел, как они слегка дернулись вверх.

— Почему это?

— Потому что я все это пропустил. Я пропустил десять лет… ты… такая красивая.

— Смотри-ка, да ты — само обаяние, — тихо засмеялась она, поставив стакан на пол, и он знал, что если бы в комнате было светлее, он бы увидел, как у нее вспыхнули щеки.

— Мне неприятно это говорить, — продолжила Гризельда, по-прежнему улыбаясь ему. — Но ты выглядишь неважно.

— Да, ну… Не знал, что ты придешь. Не было времени навести красоту.

— Как часто ты этим занимаешься?

— Этим?

— Вот так дерешься.

Он услышал в ее голосе осуждение и отвернулся от нее, взглянув верх на потолок и раздраженно пожав плечами.