Опомнился отставной солдат на опушке, лёжа ничком в траве, раскрыл ладонь - в руке кольцо зажато, камушки в нем, как глаза Ксении. Ах девка... Кольцо подарила, а сердце украла...
Где-то в далеке попел петух.
Изоха вздохнул с облегчением. Осмотрелся, всё родное вокруг, трава, деревья, всё настоящее.
Курить захотелось отчаянно, сунул руку за пазуху, там тряпица, развернул - серьги драгоценные поблёскивают. Стоял Апанас Изоха, таращился на неслыханное богатство, то-ли сон то-ли явь.
Услыхал журчание ручья, пошёл на звук, наклонился и долго пил студёную воду. Стал, было подниматься и замер.... Из чистой воды ручья на него смотрело совершенно другое лицо. Почти молодое, ни шрама, ни сединки в щетине небритой. Только морщинки у глаз остались!. Волосы русые как в 20 лет. Поднялся, потянулся Изоха и в теле чувствуется прежняя сила. Быка Изоха кулаком сваливал. "Вот и нашёл я то, чего желал всего на свете больше, молодость свою, и любовь ненаглядную, а ты нечистый, стало быть, с носом остался" - подумал про себя солдат и отправился потихоньку, дальние пути не выбирая, рассудив что серьезное дело лишь на свежую голову думать надобно, а что может быть серьезнее для мужика, чем женитьба?
День шёл Изоха, к вечеру догнал его крестьянин на телеге, груженной свежескошенным сеном.
- А ну, посторонись ка служивый!.
- А доброго здоровьичка тебе батя, сыновей работящих да плодовитых и внуков крепких! Добрый человек, табачок уважаешь? Закуривай!
- Куришь стало быть? Ну садись на телегу. Быстрее проедем. Ты то как тута очутился?.. А ты смотрю, издалека идёшь, ночевать - то здесь ни как нельзя. Парень ты крепкий... А сейчас покос, можешь у нас в деревне остановиться сыт будешь, да и с покосом поможешь. Не подросли сыновья-то ишшо. Старшему только семь годков сравнялось. Не хорошее здесь место, парень, ох нехорошее. Зато луга знатные, косить то одна отрада! Но стога не ставим тут, ну его, скосить, просушить-ворошить, да вывести скорее. Я вот один с деревни не боюсь тут покос делать, но все равно, побыстрее бы справиться...
- А чем место нехорошее, добрый человек?
- Да нечисть водится, она хе-хе конечно, везде водится, но тут испокон веков её, нечисти, места родимые. То девку спортят, то парню голову русалка закружит, то оборотни сманят. Шалят, одним словом. Тама, в лесу том, капище языческое было, больш-о-о-е. Даже говорят, людей там убивали, для жертв богам старым, да и теперь вольготно нечисть всякая себя чувствует, нежить.
Крестьянин с чувством сплюнул в сторону, и продолжил:
- Вот если бы-бы не отец Серафим, совсем мы тут пропали бы.
У Апанаса был свой интерес, в том что связано с местным населением, а мужик был и так рад возможности поговорить, охотно рассказывал о священнике, который мог совладать с любой нечистью, о чудесах, что творятся в диком лесу. Изоха слушал его в пол уха, но все важное на ус мотая, да всё не шла из головы синеокая Аксения.
На предложение задержаться в деревне откликнулся с радостью, молодое тело хотело трудится, так что косой помахать за счастье было.
День, другой проходит, гостит солдат в у мужика, свояком назвался, чтоб вопросов меньше, с покосом помогает, печь переложил, забор сладил. День ещё ничего проходит, а ночью едва закроет глаза, видит её, Аксенею, во сне, да что во сне, наяву лишь только глаза закроет так и видит. Прям, белый свет солдату немил.
Жена то у крестьянина тоже не дура, поняла откуда человек вышел, ну и может догадалась, что с ним творится, а может лишний раз проверить решила, только привела она однажды по утру сухонького старичка в монашеской рясе. Лицо у монаха чистое, глаза аж светятся добротой и участием, прямо в душу заглядывает. Отцом Серафимом представился.
Чинно отобедали, а потом пошел отец Серафим на двор, да Апанаса с собой манит.
- Что, присушила тебя девка?
- Присушила, батюшка, только не девка она...
- Девка, служивый, девка... бабку ее, тоже красавицей писаной была, нечисть сманила, та ведьмою стала, да и жить там осталась, а кольцо то, что ты на шнурке рядом с крестом носишь, железное человеческое. Его нечисть надеть не может. Сама подарила?
- Видать сама... силой я ничего не брал. В душу она мне запала. Только не помню, как выбирался.
- Может и хорошо, что не помнишь, а то гляди и умом бы повредился... А служивый - туда путь держать надумал? Тебя грусть тоска гонит. Никак решил в дикий лес податься?
Изоха только глянул на монаха тяжело. А что говорить то? Хоть к черту в пекло готов идти за ней, только-бы кто дорогу показал, уж е раз по очам в лес хаживал, только сколько не бродил - выводит его леший к утру обратно на дорогу, хоть ты тресни! Только зря вымотает по лесу.
- Пойдём тогда сначала со мной, так просто в ТОТ лес не пройдешь. Слово знать надобно.
И в самом деле, места чудные, нечисть по дорогам как купцы шляется, священники с утра пораньше неизвестно от куда в деревню идут. Вот так приснопамятный отец Серафим! ...
Провел солдат вместе со священником целый день, не бездельничал, дров наколол, воды наносил, баню истопил. Да попарились первым паром вместе с батюшкой.
- Научил я тебя словам заветным, не забудешь. Да вот, возьми еще крест старинный, что силу имеет великую, и вот кольцо, освященное.
Протянул священник колечко простое, гладкое из золота, с наказом: "надеть ей это кольцо на палец, взамен того, что она носит. Будет она тебе доброй женой"
Вспоминал слова Серафима солдат, и сердце его млело, ибо ничего так не желал Изоха, как жизни семейной с красавицей Аксенией.
Днём в лесу не так страшно было, видать вся нечисть по дуплам, по норам, да берлогам отсыпалась. Слово заветное свое дело сделало, и больше не блуждая и никого, не встретив, дошёл Изоха до озера.
И, правда, вода в озере цвета киселя ягодного, а трава на бережке, как трава, зеленая. Ждать что-ли до вечера? Но после заката и нечисть она сильнее будет... Огляделся по сторонам Изоха, вспомнил, что ему нечистый говорил.
"Да чего сюда приперся, дурак старый. На болоте девицу искать надобно, раз мать у Аксении - Болотница»
Болото то вона оно, если со своей стороны смотреть, то поправе руку будет.
Все в этом лесу не по-людски, только что лес был густой с елями столетними, земля сухая, только жёлтыми иглами припорошена - как тут же лес расступился и предстала перед глазами ровная полянка с мягкой на вид зеленой травкой., только кое-где подозрительный темные лужицы, да кочки. А так благодать - и птицы щебечут, и бабочки порхают, и цветочки, само собою, благоухают, на страивая на лад, так сказать игривый.
Стал кликать девицу Апанас на разные лады: и голубушкой её назовёт и красавицей. Нет, не показывается. Только из-за кочек то одна темноволосая голова покажется, хлопая большущими глазами заспанными, то другая Болотница по плечи голые покажется, да подмигивает так, бесстыже.
Но Апанасу эти подмигивания - что псу морковка. Крепко запала в душу Ксения.
Тут, наконец, видит Изоха, прыгает с кочки на кочку, она. Улыбается, на щеках ямочки, рубаха на ней на этот раз лазоревая, как незабудки, шёлковая, цветами расшитая.
Остановилась Аксения за десять шагов, и кричит ему: "Чего пришёл, Апанас? Чего кричишь, лес пугаешь? Аль по мне соскучал? Так иди сюда, я песню спою нежную, поцелую в уста сахарные".
"Знаем мы эти песни нежные, да поцелуи сладкие - подумал Изоха - так вот и батюшка ваш, белый свет покинул, песен да басен заслушавшись".
- Да нет, душа моя Аксения, лучше вы сюда, на бережок подойдите, я тоже расскажу вам, что-нибудь интересное, или песенку спою, маршевую, солдатскую. Да и поцеловать - не откажусь.
Заманивала, заманивала его Аксения, но Апанас твёрдо на своем стоял: мол солдатских маршей местная нечисть еще не слыхала, а именно они, строевые песни самое сильное влияние на мужика - то и имеют. А то? Что, по-вашему, господа душегубы болотные, заставляет тысячу человек строем на встречу смерти идти? Да! Именно песня! Да, спою. Но только тут, на бережку.