Короче, проснулся я морально и телесно истерзанным. Конечно, на общем моём состоянии сказались не только зверские сновидения, но и события предшествовавшего дня.
Ночь в экваториальной части Даннеморы длилась тринадцать часов, понятно, что мы не могли бездействовать так долго. Поэтому за четыре часа до восхода, я, демонстрируя нарочитую бодрость, принялся будить своих десантников. Для каждого у меня нашлось доброе слово, пинок и стимулировавшее мозговое кровообращение щекотание ножом горла. После завтрака на траве, во всём напомнившего недавний ужин, мы попробовали отыскать гостеприимного хозяина скалы дабы попрощаться. Но не тут-то было. Мазай-Банзай так и не вылез из той щели, в которую забился давеча; полагаю, что сломленный алкоголическим угаром, он просто-напросто проспал час нашего отлёта.
Если считать, что карта Свена Борцля верно передавала пропорции континента Ист-Блот, то до ранчо Коррехидор нам оставалось куда меньше того расстояния, что мы покрыли накануне. Нам надлежало перевалить через южную часть Бэлд Маунтайнз, немного пролететь над лесостепью, достигнуть побережья и двинуться вдоль береговой линии на юг. Где-то там и должен был находиться искомый Коррехидор. Всего нам надлежало преодолеть менее двухсот километров, разумеется, в том случае, если расстояния по карте Свена Борцля коррелировались с действительностью.
Геликоптер с Нильским Крокодилом ушёл в разведку, мы же потянулись следом. Поскольку тёмное время суток ещё не кончилось, нам пришлось надвинуть маски фотоумножителей. Я опасался, что полёт при помощи заплечных реактивных двигателей в горах да притом ещё в тёмное время суток, может привести к травмированию кого-либо из членов команды, однако, этого не случилось. Мы очень спокойно, без лишней суеты, менее чем за час преодолели предгорья Бэлд Маунтайнз и вновь спустились на тёмную равнину.
Двигаться через неё ночью не очень-то хотелось. Ещё слишком свежи оставались впечатления от скоротечной схватки с геноцвалами. Вторичное искушение судьбу представлялось неразумным, все прекрасно понимали, что исход новой схватки мог оказаться совершенно иным.
После пятиминутного обсуждения мы выработали план, который позволял с одной стороны, избежать ненужного риска, а с другой — не потерять времени в ожидании рассвета.
Мы разделились.
Нильский Крокодил перебросил меня к океану на геликоптере. Перелёт занял всего двенадцать минут, что означало ширину лесостепной зоны примерно сорок пять километров. На побережье мы извлекли из контейнера надувную лодку и я принялся готовить её к спуску на воду. Нильский же Крокодил отправился назад, чтобы забрать Сергея Лазо: нам предстояло изобразить людей, приплывших в Коррехидор с соседнего континента Сентрал-Блот. Обнаружив ранчо, мы бы поставили рядышком с ним радиомаяк, ориентируясь по которому, остальная группа должна была прибыть прямиком в окрестности Коррехидора.
План предусматривал несколько вариантов наших действий в зависимости от того, как станут развиваться события. Ведь мы решительно не знали какой приём мог ожидать нас в Коррехидоре.
К тому моменту, когда геликоптер доставил на побережье Сергея Лазо, я надул портативным компрессором лодку, привесил на корму мотор с ионной батареей и проверил всё, что могло нам понадобиться в ближайшие часы. Вдвоём с китайцем мы столкнули посудину в чёрную воду и и взяли курс прочь от берега.
Если верить карте Свена Борцля, мы находились у северного входа в Гудзонов пролив, разделявший континенты Ист-Блот и Сентрал-Блот. Ширина пролива в этом месте превышала сто километров. К югу он сужался до семидесяти километров, а затем опять расширялся. Где-то там, в самой узкой его части и должен был находиться Коррехидор.
Океан оказался спокоен. Бриз гнал в сторону берега довольно высокие, но редкие волны и, преодолев прибрежную полосу, мы попали в зону ленивой зыби, которая нашей лодке, имевшей борт метровой высоты, ничем не грозила. Не упуская берег из вида, мы пошли к югу, надеясь на то, что нам удастся увидеть нужный посёлок, когда тот появится.
Едва только молочный рассвет забрезжил над горизонтом, по небу поползли облака, которые скоро затянули небосвод от края до края. Переход от ночи к утру долгое время оставался совершенно незаметен — такой плотности оказался спустившийся облачный покров. Наконец, когда рассвет всё же начал пересиливать ночь, Сергей Лазо ткнул пальцем куда-то в сторону береговой полосы: «Кажись, вот он!»
Я ничего не увидел ничего, даже отдалённо напоминавшего человеческое жилище. Гряда меловых утёсов стеной обрывалась в океан, а там, где эта гряда заканчивалась, открывался низкий отлогий берег, поросший густым лесом. Никаких построек, освещённых окон — ничего такого, что выдавало бы присутствие здесь человека.
— Ты уверен? — уточнил я на всякий случай.
— Уверен, потому как помню этот вид. Там, где ты видишь пологий берег колонисты углубили дно: туда причаливают корабли. А само ранчо отстроено наверху утёсов, так безопаснее.
Я направил лодку к берегу, немедленно связавшись по закрытому радиоканалу с остальной группой. Если с нами что-то случится, казаки будут примерно представлять, откуда начинать поиски.
Не прошло и десяти минут, как наше утлое судно, пройдя вдоль грубо сколоченного наплавного пирса, ткнулось носом в берег. Я включил радиомаяк, спрятал его в рундук под непромокаемую ткань, брошенную в носовой части лодки, и шагнул через борт. Вокруг ни души. В расселине скалы можно было видеть грубо вытесанные ступени, идущие наверх. Пока я стоял на берегу, оглядываясь, Сергей Лазо сноровисто привязал лодку к пирсу и, выпрыгнув из неё, стал подле.
Смотрелись мы, должно быть, комично: я практически на две головы был выше потомка китайцев и в своём широченном селенитовом сари со спрятанной под ним абляционной подложкой, выглядел, должно быть, раза в три шире. Лазо отправился на дело в массивном керамо-металлическом панцире, придававшем ему весьма воинственный вид, но рядом с моим пропорциями, он всё выглядел жидковато.
— Who you such? — донеслось сверху.
Задрав головы, мы увидели человеческую фигурку на краю утёса. Вопрошавший товарищ интересовался кто мы такие. Что ж, у нас был ответ на этот вопрос.
— We — «gynecologists» from Peking! — сложив ладони рупором, гаркнул Лазо. Получилось это у него неожиданно зычно.
Согласно выработанной легенде мы решили представляться членами банды «гинекологов» из ранчо Пекин на континенте Вест-Блот. Такой ответ, во-первых, очень трудно было оперативно проверить, а во-вторых, он автоматически снимал массу лишних вопросов, неизбежных в том случае, если бы мы принялись рассказывать о своём прилёте на звездолёте.
Человек на краю обрыва, удовлетворившись, видимо, услышанным, исчез.
— Побежал докладывать местному «капо», — прокомментировал негромко Лазо. — Пошли, что ли, познакомимся с публикой.
По грубо вырубленным ступеням мы поднялись на верх скалы и я увидел то, что называлось ранчо Коррехидор. Прямо скажем, местечко оказалось самобытным. Сравнить увиденное можно было со степью, сплошь изрытой змеиными норами — если кто видел, тот поймёт, о чём это я. Довольно просторная площадка на верхушке скалы вся была изрезана зиявшими провалами и уходившими вниз ступенями. Для того, чтобы дождевая вода не заливала эти ходы, над ними помещались разнокалиберные навесы, подчас очень ветхие и сколоченные сикось-накось. Чуть поодаль виднелась площадка с установленными на ней скамьями и столами — очевидно, местный аналог пивного заведения. Там за рядом бочек, игравших роль барной стойки, внаклонку трудился мужчина, перекладывавший дрова. Подле бочек лениво курился мангал, а через прозрачную дверь холодильника, установленного рядышком, виднелись ряды пластиковой посуды и канистр с пойлом. Из недр скалы доносился приглушённый визг перфоратора, не иначе, кто-то уже принялся в этот утренний час расширять территорию посёлка.
Нас поджидали: колоритная компания из четырёх человек в примитивных самодельных доспехах и с разнообразным холодным оружием в руках стояла прямо напротив лестницы, по которой мы поднялись. То ли почётный караул, то ли ночной дозор, то ли просто конвой — предполагать можно было всякое. Я ломать голову не стал и сразу взял быка за рога.