— Я спросил, что ему нужно и почему он не назвался. «Ты бы меня не принял», — ответил он и вынул из кармана пачку писем. Эти письма, мисс Юстас, некогда были написаны в Хартуме генералом Гордоном. Их довезли вниз по Нилу до Бербера. Но тот в день, когда они достигли города, он сдался махдистам. Гонец, привезший их, Абу Фатма, спрятал письма в стене дома торговца солью по имени Юсуф. Абу бросили в тюрьму, но он сбежал в Суакин. Письма оставались в стене, пока их не вернул Фивершем. Я просмотрел их и понял, что в них нет особой ценности, и в открытую спросил Гарри, зачем он, не решившись в свое время отправиться на войну со своим полком, рисковал ради них жизнью.

Стоя на веранде над раскинувшимися перед ним тихими водами, Фивершем спокойно поведал свою историю. Рассказал, как наткнулся на Абу Фатму в Суакине, как замыслил вернуть письма, как они вдвоем добрались до Обака, но Абу Фатма не осмелился идти дальше, и тогда Фивершем один на сером осле двинулся к Берберу. Он даже не скрыл, что при виде низких бурых стен города и финиковых пальм на берегу Нила его охватила паника, как в безумном страхе он метался по пустыне. Однако кое-что он опустил. Он ничего не сказал про те часы, которые провел, лежа на горячем песке с натянутым на голову плащом, когда представлял печальное лицо женщины с другого континента, чтобы набраться мужества.

— На закате он пошел в Бербер, — только и сказал капитан Уиллоби, однако Этни Юстас этого было достаточно. Она вздохнула с облегчением, лицо ее смягчилось, серые глаза осветились улыбкой.

— Он пошел в Бербер, — тихо повторила она.

— И обнаружил, что старый город разрушен ордами эмира, а новый построен со стороны его южной границы. А те приметы, по которым Фивершем мог бы опознать нужный дом, исчезли. Крыши сорваны, дома разрушены. Остались лишь узкие переулки между осыпающимися стенами, разбегающиеся в разных направлениях под звездным небом, так Фивершем описал это место. То там, то сям поднималась разрушенная башня, руины дома богача. Но никаких признаков, где мог находиться дом Юсуфа, когда-то торговавшего солью на рынке. Никакой надежды найти его на многих акрах осыпающейся глины. Там уже вырыли норы лисы.

Улыбка на лице Этни потухла, но она снова посмотрела на белое перо в своей ладони и довольно засмеялась. Перо пожелтело от пыли пустыни. Это было доказательством, что история правдива.

— Продолжайте, — попросила она.

Уиллоби описал, как Фивершем отправил к колодцам Обака негра с осликом.

— Две недели Фивершем оставался в Бербере, — продолжил Уиллоби. — Неделю он каждое утро ходил к колодцу и ждал возвращения негра из Обака, и неделю негр искал Юсуфа, некогда продававшего на рынке соль. Вряд ли вы представляете, что значили для Фивершема те две недели: тревога, опасность, постоянное ожидание, что кто-то его остановит, понимание, что если его поймают, смерть окажется самым легким из возможных наказаний. Вообразите город: низкие дома и широкие песчаные улицы, там и сям ямы, из которых добывают глину для строительства, и жгучее солнце на безоблачном небе. Ни одного темного угла, чтобы укрыться. И весь день по улицам носится и шумит толпа — такова махдистская политика, набить город народом, чтобы каждый был на виду и каждый мог оказаться шпионом. Фивершем не смел искать ночлег из страха, что его выдаст акцент. Он мог покупать с лотков еду, но боялся заводить разговоры. Ночами он спал в каком-нибудь углу заброшенного города. По тем же причинам он не мог праздно разгуливать днем, прислушиваясь, не прозвучит ли случайно где-нибудь имя Юсуфа, рискуя, что другие зеваки заведут с ним беседу. Не смел он и исследовать руины. От заката до рассвета он должен был быстро ходить по улицам, как человек, спешащий по неотложному делу. И так продолжалось две недели, мисс Юстас! Хотел бы я рассказать вам об этом столь же живо, как он в ту ночь на балконе дворца в Суакине.

Этни тоже желала этого всем сердцем. Гарри Фивершему удалось превратить для капитана Уиллоби свою историю в реальность, так что даже по прошествии пятнадцати месяцев этот лишенный воображения человек чувствовал контраст и ущербность своего рассказа.

— Перед нами лежала тихая гавань Красного моря, над нами — африканские звезды. Фивершем говорил совершенно спокойно, но со странной решимостью, не отводя глаз от моего лица, будто заставляя меня чувствовать вместе с ним. Даже закурив — а к тому времени я предложил ему сигару и кресло — он не отвел взгляд. Да, я сделал это, мисс Юстас, и впервые за четыре года он сидел с равным себе, или, точнее, со своим соотечественником на равных. Он сам так сказал. Как бы я хотел вспомнить все, что он говорил.

Уиллоби остановился, беспомощно напрягая память, но в конце концов сдался.

— Что ж, — продолжил он, — после того, как Фивершем две недели скрывался в Бербере, негр обнаружил Юсуфа, который больше не торговал солью, а завел маленькую плантацию сорго на берегу реки. От Юсуфа Фивершем заполучил приметы, позволявшие найти дом, где были спрятаны письма. Но Юсуфу не стоило доверять. Возможно, Фивершема выдал акцент. Скорее всего, Юсуф принял его за шпиона и счел за лучшее самому признаться эмиру Мухаммеду-аль-Хейру в своей роли в сокрытии писем. Однако это лишь предположение. Факт в том, что в ту же ночь Фивершем в одиночестве отправился в старый Бербер.

— Один! — воскликнула Этни. — И что же?

— Он нашел дом, выходивший в узкий переулок, шестой от начала. Фасад обвалился, но остальные стены сохранились. Письма были спрятаны в трех футах от пола и двух футах от правого угла в задней стене. Фивершем принялся ковырять ножом глиняные кирпичи. Стена была толстой, и он долго возился, то и дело ощупывая дыру в поисках пакета. Наконец, он вытащил его, и тут же сзади его осветил фонарь.

Этни вздрогнула, будто сама попала в ловушку. Кварталы домов без крыш, башни, пустые переулки, мертвая тишина в свете звезд, крики и барабанный бой, огни нового города, Гарри Фивершем с письмами, вернувший честь, и наконец, вспышка света, осветившая его — Этни видела все так живо, что даже с пером на ладони едва могла поверить, что Гарри спасся.

— Так что же дальше? — спросила она.

— Он стоял лицом к стене, и тут из переулка за его спиной мелькнул огонек. Фивершем не повернулся, но краем глаза заметил, как позади него застыл человек в белом. Фивершем аккуратно перевязал сверток, с такой выдержкой, что даже сам удивился. До сих пор ему было неведомо, что крайнее напряжение вызывает подобную концентрацию и ясность мыслей. Его пальцы дрожали, когда он завязывал узел, но от возбуждения, от нахлынувшей на него волны возбуждения. Его разум работал быстро, но хладнокровно и четко. Фивершем ясно понял, как следует поступить. В руке у него был нож, он резко развернулся и побежал. Его поджидали двое. Фивершем бросился на того, кто держал фонарь. Он точно знал, куда целиться, пригнулся и ударил левой в сторону, потом правой вперед. Араб упал, фонарь погас. Фивершем перескочил через тело в белом и побежал на восток, к пустыне. Но без паники, он никогда еще не был так собран. За ним погнался второй солдат. Фивершем это предвидел. Если он хотел ускользнуть, то должен был предвидеть подобное. Он свернул за угол и присел за стеной, а когда араб пробегал мимо, напал на него сзади. И снова сбил с ног.

Здесь капитан Уиллоби остановился и повернулся к Этни. Он собирался сказать нечто, одновременно озадачивающее и восхищающее его, и заговорил с надеждой на объяснение.

— Самое странное, что Фивершем не чувствовал страха. Я не могу этого понять, а вы? С первой секунды, когда вспыхнул свет, и до того, как он повернулся и помчался по руинам переулка на восток, к пустыне и колодцам Обака, он не чувствовал страха.

Эта часть истории озадачивала капитана Уиллоби больше всего. Фивершема так пугала сама мысль о сражении, что он подал в отставку, однако, столкнувшись с непосредственной опасностью, не почувствовал страха. Этни поняла ничуть не больше, чем капитан Уиллоби.

Для Гарри Фивершема в этом не было загадки, лишь величайшая горечь. Он сидел на веранде в Суакине, постукивая по краю стола капитана Уиллоби тем самым ножом, которым выковыривал в Бербере письма и оказавшимся подходящим оружием, когда за спиной замерцал фонарь — одинокая, тусклая вспышка света на обширных руинах. Гарри Фивершем не смывал с ножа кровь и берег его, пока бежал по пустыне до Суакина двести сорок миль. Как и белые перья, нож был одним из самых ценных его сокровищ, и не просто потому, что служил подтверждением истории, рассказанной капитану Уиллоби, но и потому, что заставлял поверить в нее самого Гарри.