Он не сказал ей, что должен отказаться не только от родного мира, но и от жизни, которая могла длиться почти целую вечность. Зачем об этом говорить? Если он уверен, что получает неизмеримо больше, чем теряет. Любовь и тепло. Они тоже живут целую вечность, уходя за край материального мира и возвращаясь вновь в новых воплощениях.

Вечность, наполненная любовью, взамен вечности, наполненной холодом. Отказаться от снежной магии, от возможности никогда не болеть, не стареть, не мучиться с бытовыми проблемами? Он был уверен, что оно того стоит! Тысячу раз — да! Его нежная девочка, влюблённая в зиму, его снежинка с горячим сердцем. Её любовь — это и есть вечность.

Теперь это их общая вечность, разделённая на двоих, наполненная кружением звёзд и снежинок, биением и жаром сердец, лаской рук, шёпотом, наслаждением, счастьем…

О наступлении Нового года их оповестил треск и грохот фейерверков, что запускали во дворе соседи.

— С Новым годом, — улыбнулась Алёна, не выпуская своего снежного, нежного, теперь такого горячего, почти обжигающего фейри из объятий. Её щека лежала на его груди, он гладил её волосы, пропуская пряди между пальцами.

— С Новым годом, — Снежень тоже улыбнулся — это было слышно в его голосе, мягком, как… как падающий на город снег, укрывающий землю, укутывающий деревья, дарящий первозданную чистоту.

— Хочешь, у нас будет свой фейерверк? — спросил он. — Снежный.

— Как это? — Алёна подняла голову и потрясённо смотрела, как, подчиняясь мановению руки любимого, из ниоткуда появляются крупные мерцающие снежинки, закручиваясь в медленном кружении, летят к ним с потолка, а потом снова взмывают, переливаясь искристым многоцветьем.

— Когда я увидел тебя в первый раз, ты рассматривала снежинки. Тогда мама сказала тебе, что они все разные — нет ни одной точно такой же, как другие. Ты очень удивилась, ловила снежинки на варежку и рассматривала их. Я тогда нарочно подсыпал тебе снежинок покрупнее, — он лукаво улыбнулся.

— Я помню тот вечер, — ахнула Алёна. — Помню! Да, снежинки были такие крупные и красивые… Я потом часто их рассматривала, но таких, как тогда, больше ни разу не было.

Она замерла, рассматривая те, что кружились сейчас над ней. Самые крупные — размером почти с ладонь. Нежно мерцающие, прекрасные.

— Спасибо… Спасибо тебе. Это настоящее снежное чудо!

— Это, наверное, в последний раз, — ответил Снежень печально. — В этом мире у меня не будет снежной магии, или она станет совсем слабой. Скорее всего, я вовсе забуду свою прежнюю жизнь.

Алёнка нахмурилась, прижалась к нему, со страхом заглянула в глаза.

— Так может… — она не смогла продолжить. Слова просто застряли в горле.

— Уйти? Сохранить снежную магию и потерять тебя? — Снежень заглянул Алёне в глаза близко-близко, склонился к её губам, провёл рукой по шелковистому плечу. — Я не смогу, — прошептал он. — Твоя магия сильнее. Магия любви. И веры в чудо.

От созерцания снежного кружения их оторвала трель мобильного телефона. Алёна дотянулась до трубки.

— Папа, — вздохнула она.

— Ты нужна ему, — сказал вдруг Снежень. — А он — тебе. Не отталкивай того, кто тебе нужен, — и посмотрел ей в глаза так, словно говорил о себе.

Алёна замерла на несколько секунд, в которые успело вместиться очень много — целый хоровод мыслей и чувств. Снежень прав. Она всё пыталась отгородиться от отца после того как он встретил Татьяну, женился. А ведь это прекрасно, что он не остался один, что Татьяна не осталась одна. Что у них теперь будет ребёнок… Это же будет её братик… Или сестричка.

— Пап, — зачастила Алёнка в трубку, не дав ему и слова вымолвить. — Я тоже тебя поздравляю! И Таню! Я тоже тебя люблю, пап! Знаешь… было бы так здорово, если бы у Тани девочка родилась… Вы ещё не смотрели на УЗИ, нет? Я ведь всегда хотела младшую сестрёнку. Ты её обними от меня. Таню, не сестрёнку. Её пока что не обнимешь… Хотя, поцелуй её от меня в Танин живот, ладно? — она улыбалась и смеялась сквозь слёзы облегчения. И обретения.

Папа на том конце линии связи на несколько секунд, кажется, лишился дара речи.

— У тебя всё хорошо, Алён? — спросил он осторожно. — Ты одна или…

— Не волнуйся, пап, — ответила она серьёзно. — Я не пила ещё, вот ни капли. И у меня всё прекрасно. И я не одна, я — или. Я просто счастлива, вот и всё, — она улыбалась в трубку, отец это услышал и успокоился.

Они поговорили ещё, радуясь так, словно встретились после долгой разлуки. Разлуки, которая теперь закончилась — навсегда.

Все праздничные дни Алёна и Снежень не расставались. Вместе готовили еду из её небогатых продуктовых запасов, вместе ходили в магазин — Снежень накинул старую куртку Алёнкиного отца, и очень удивлялся тому, что чувствует холод, прежде он никогда не мёрз. Один раз поиграли в парке в снежки, смеялись до упаду, чувствуя себя настолько счастливыми и свободными, что захватывало дух, как будто летишь с горки. И становилось страшно, что этот полёт может прерваться…

Они много разговаривали, Алёнка радостно удивлялась пониманию — такому полному, о котором она уже и не мечтала даже тогда, когда представляла себе любимого и любящего мужчину, с которым хотела бы создать семью. Вечерами смотрели любимые Алёнкины фильмы или искали что-то новое в Сети. Снежень активно осваивал компьютер. А ещё он рассказывал ей, как прекрасна Снежания. Когда слов не хватило, попросил карандаш и бумагу, потом в дело пошли цветные карандаши и старая акварель, которая осталась у Алёнки ещё со школьных времён, но, как ни странно, до сих пор годилась в дело, или, может быть, всё объяснялось снежной магией, пока ещё не исчезнувшей полностью.

Рисунки Снеженя заворожили Алёну. Они были сказочными, невероятными, казалось, что в них можно войти и гулять, дышать, жить там — внутри.

— Ты правда готов отказаться от всего этого? — спросила она вечером последнего праздничного дня перед неминуемо приближавшимся выходом на работу.

— Там очень красиво, — ответил Снежень, глядя в окно, где снова шёл снег. — Но теперь мне будет там холодно. Мне будет холодно везде, где нет тебя. А красота… она есть везде. Хочешь, я нарисую парк, где мы гуляли?

Алёнка радостно согласилась, и на рисунке Снеженя парк предстал вдруг не таким, каким его все могли видеть, а таким, каким он был {на самом деле}, когда они там гуляли — волшебным, сказочным, укрытым не снегом, а драгоценным искрящимся покровом, и готовым укрыть в своей волшебной красоте любящих, спрятать их от всего мира внутри снежной и нежной зимней сказки.

Первый рабочий день неумолимо приближался и наконец наступил. Снежень обещал ждать её. А раз обещал, значит дождётся, — твердила себе Алёнка, повторяя это снова и снова, хотя привычная повседневность была настолько далека от волшебных дней, проведённых с пришельцем из иного мира, что совместить эти две реальности никак не получалось. Чем дальше катился день, перетекая в вечер, тем страшнее ей становилось, тем яснее виделось возвращение в пустую квартиру.

Домой она почти бежала. Окна квартиры были темны. Может, он выключил свет и смотрит на снег, на улицу, очарованную зимой, может, ждёт её, Алёнку, — робко шепнула надежда. Но безнадежность твердила, что его там нет-нет-нет… А может, и не было никогда.