– Я понял, господин. Я все сделаю, – произнес Скрилп и вышел из комнаты.

Выйдя из лабиринта, я чувствовал себя уставшим, разбитым и голодным. С трудом передвигая уставшие ноги, я плелся следом за магами, жалея, что вообще сегодня проснулся. Когда мы вновь подошли к апартаментам Лириуока, нас (ну по крайней мере меня) ждал неожиданный (впрочем, в этом месте всё неожиданно, даже само его существование) сюрприз. В углу очень скромненько стоял симпатичный урод и крутил в руках свой длиннющий слоновий хобот. Стоило нам появиться, как существо перекинуло свой внушительный обонятельный орган через плечо и, отскочив от стены, подбежало к эльфу.

– О-о, Великие Мамувашу, я, презренный раб, приветствую Вас и смиренно прошу Вашего соизволения выслушать меня, Мамувашу, – пропищало существо и замерло в ожидании ответа.

– Этот карлик, что, издевается? – произнес я, с трудом сдерживаясь от смеха. – Он же нас столь изысканно оскорбил, что даже рука не поднимается в нос ему дать. Хотя, судя по виду, его не только за нос, но и за уши тягают за подобные выходки довольно часто.

– Ничего подобного. Нос и уши у него такие от рождения, – начал пояснять Парадокс. – А оскорблять он нас и не думал. Даже наоборот, хотел выразить нам свое уважение.

– Говори, Скрилп, – обратился к существу Лириуок.

Длинноухий, носастый и мелкий хвостатый урод подобрался, поклонился и снова заговорил:

– Я пришел сказать Вам, Мамувашу, – обратилось существо к Лириуоку, – чтобы Вы шли в одно место, куда Вас послал превеликий Кабеель Хамониус, желающий Вас в своих апартаментах видеть по делу очень нам важному, Мамувашу.

– Хм, Хамониус, говоришь, зовет. Ладно, пойду, узнаю, чего этот… как ты его назвал?.. а, кобель хочет.

Эльф ушел, а коротышка вновь обратился к нам:

– Уважаемые Мамувашу, кому из Вас я должен нанести рунический символ?

– Одинону, кому ж еще? – ответил за меня Парадокс.

Скрилп упал пере до мной на колени, сложил ручки в молитвенной позе и затянул свое: – О, вели…

– И велю. – Прервал я коротышку. Все эти странные титулы и уважительные обращения меня порядком достали. – Не называй меня больше Мамувашу.

– Хорошо, – подозрительно легко согласился скрилп и я уже хотел, было обрадоваться, но не успел. – Я не могу вас называть Мамувашу. Вы же великий солнцеподобный Фигеель.

– Сам ты Фигеель, – разозлился я, – ща как дам.

– Но…

– Запомни раз и навсегда – меня зовут Одинон, и никак иначе. Ты меня понял?

Только тут я заметил, что Парадокс смеется стоя неподалеку. Точнее не смеется, а просто бесстыдно ржет как лошадь. Представив всю картину со стороны, я разразился еще более диким хохотом. Еще бы. Только представить себе: пацан лет двенадцати стоит напротив плюшевой игрушки, которую явно собирали недоделанные полудурки-мутанты по своему образу и подобию, и заявляет, что бы эта самая игрушка называла его "Одинон и никак иначе".

Дождавшись, пока я вдоволь насмеюсь, скрилп вновь обратился уже без всякого почтения:

– Ладно, умник, пошли. А-то мне с тобой еще час возиться.

Несколько удивившись резкой смене настроения Скрилпа и его отношения ко мне, я все же проследовал за ним.

"Черт, что за бред" думал он смотря в зеркало, "дымящиеся тапки, эльфы, гномы, магия, стакхи, Гонзары, а я… я… Зараза, как же меня зовут-то? Не, ну не Одинон же в самом-то деле?.. О-ой-ё голова-то как раскалывается!" Выпив таблетку аспирина, запив его таблеткой цитрамона и на всякий случай еще и таблеткой анальгина, он вновь подошел к зеркалу. "Н-да, а по роже то не скажешь, что вчера… а, собственно, что вчера? Так, давай кА вспоминать сначала. С утра я пошел в универ, отслушал все причитающиеся лекции и потопал домой. Не, чего-то не сходится. Почему тогда я не помню своего имени? И почему голова трещит как при похмелье?"

– Пииииии-п, Пииииии-п, Пииииии-п, Пииииии-п, – подал голос мобильник.

Так ты на экзамен решил не приходить? – гласила SMS-ка.

"Сейчас 9:20. Экзамен в 9:45. А я все еще дома (!!!). Физик меня точно завалит." – с этой мыслью он подскочил, и начал носиться по квартире в поисках чистых носков.

Через полчаса он уже стоял перед дверью в лекционный зал.

– Эрнст Абдурахманович, можно войти?

Преподаватель физики – Эрнст Абдурахманович Калиостов – маленький вредный старик в жизни любил только три вещи – себя, физику и пунктуальность. Иногда он мог не заметить очередного глупого прозвища, но студент, который его произнес, или посмеялся с него, почему-то с неуклонной регулярностью забывал выучить физику. А если учил, то совершенно не то, что надо. На его лекциях все сидели столь тихо, что было слышно, как скрипят шариковые ручки по бумаге. Ну, а уж если студент, не дай бог, опаздывал – отчисление ему было гарантировано.

– О, молодой человек, кажется, ошибся аудиторией? – съехидничал преподаватель.

– Вовсе нет. У меня здесь экзамен.

– Да, что вы говорите? – наигранно изумился физик. По его маленькому личику расползлась пакостная улыбка, отчего куцая бороденка преподавателя еще больше растрепалась. – Ну, тогда выбирайте билет, – в протянутой руке Эрнста Абдурахмановича красовался целый… ОДИН билет.

– А как же право выбора?

– Пока вы спали, все билеты уже разобрали. Так, что берите, не стесняйтесь!

Одинон, а именно так он решил себя называть, пока не вспомнит настоящего имени, взял билет и побрел в направлении последней парты.

– Молодой человек, сумочку-то оставьте. На экзамене вам понадобятся только бумага и ручка, которые я вам с радостью предоставлю. – Физик окончательно убил последнюю надежду на конспект и шпоры.

Положив сумку и забрав, предложенные противным старикашкой бумагу и ручку, Одинон вновь побрел к последней парте.

Каково же было его удивление когда он прочитал билет. Задачи были столь просты, что уже через пять минут листик с правильными ответами лежал у преподавателя на столе.

– Уже сдаетесь? – почти разочарованно спросил Эрнст Абдурахманович.

– Отнюдь, я все решил, – радостно сообщил ему молодой человек.

– Что ж, присаживайтесь пока, – проскрежетал своим визгливым голосом физик. Ему явно не нравился этот студент, и он желал его "завалить" всеми возможными способами.

– ЭТО НЕ ВОЗМОЖНО!!! – От дикого визга преподавателя у Одинона заложило уши. Физик не кричал, он именно визжал, словно стёртые тормозные колодки на старом автомобиле. От этого визга задребезжали стекла в аудитории, а студенты на передних партах готовы были скорчиться в судорогах. – Признавайтесь, где у вас шпаргалка, и я поставлю вам честно заработанную тройку.

– Но у меня нет шпаргалки, – возмутился Одинон.

– Нет, говорите? – Эрнст Абдурахманович подобрался, как кобра перед прыжком, а из его рта словно яд так и брызгала слюна. – Я поражаюсь вашей наглости. Хорошо, если вы сейчас при мне решите вот эту задачу, – преподаватель вынул из своего портфеля написанную от руки записку с заданием, – ставлю вам пять, а нет – два без права пересдачи.

Одинон молча взял записку, и довольно быстро написал на доске решение. Минут пять, пока злобный старик изучал надписи на доске, в аудитории стояла гробовая тишина. Вся аудитория замерла в ожидании. Большинство студентов даже прекратили писать ответы на экзаменационные вопросы. Самые же проворные и сообразительные бросились ворошить свои шпаргалки, пока физик отвлекся от аудитории. Даже муха, влетевшая вначале экзамена и не дававшая всем покоя своим неуместным жужжанием, села на парту и замолчала.

– Потрясающе! – Вдруг вскрикнул физик. В этот момент у него был донельзя забавный вид. Казалось, в нем борются два противоположных чувства: с одной стороны, он был обижен, что какой-то студент решил задачу, которую он сам решить не мог; С другой стороны, это ведь был его студент. В конце концов, победило чувство гордости за себя любимого, что смог воспитать такого студента. – Браво! Я искренне вас поздравляю! Вы гений! Как ваша фамилия?