Изменить стиль страницы

Я же… я был выкуплен в возрасте шести лет. Каюсь, первое время я бунтовал и ненавидел своего Мастера. Как же, меня забрали пусть и из бедной, но любящей семьи, оторвали от привычной обстановки…

Не радовали ни дорогие одежки, ни вкусная еда, ни собственная комната. Зачем мне все это, если даже писем домой писать не разрешали?! Хотя… я и писать-то не умел.

Мой Мастер происходила из очень состоятельной и древней семьи. Новых веяний здесь не признавали. Ей было уже тридцать четыре года, она была почти взрослой, красивой, веселой, и у нее уже было одно оружие: боевой доспех Микаэлла, ее младшая сестра по отцу.

Мастер была официальной наследницей, рождённой в законном браке, а Микаэлла — побочной дочерью. Ее мать была оружием главы дома. Такое практиковалось повсеместно и не вызывало неодобрения.

Поначалу я вообще не понимал, для чего понадобился этим двум здоровым «тетям». Моя боевая форма — серп — была предназначена для ближнего боя, ничего особенного. И только когда начались тренировки, стало заметно, что у меня просто огромная пропускная способность. А это означало, что со временем из меня получится мощнейший дистанционник. Притом, что Микаэлла уверенно развивалась в не менее мощный щит, наша боевая группа обещала стать одной из самых успешных в истории.

Медленно, но верно, за веером тренировок и всевозможных занятий (начиная от чтения и математики, заканчивая танцами и этикетом) я забывал свою старую семью и детские печали. Тем более, что Мой Мастер и ее доспех относились ко мне с искренней симпатией, всегда готовы были понять и помочь. Очень скоро они обе стали для меня если не кумирами, то лучшими друзьями.

Взрослея, я всё глубже осознавал, как сильно мне повезло. Приличное содержание, лучшие учителя, милый добрый Мастер и сестра Мастера. Они вдвоем меня откровенно баловали, хотя и требовали полной отдачи на тренировках и в учебе. Тут я не протестовал, сам понимал, что фантастически быстро развиваюсь из мелкого серпа в настоящую боевую косу.

А с наступлением зрелости открылся еще один огромный плюс — обе мои партнерши были великолепными женщинами, и обе они стали МОИМИ женщинами.

Обычно гарем себе могли позволить только Мастера-мужчины. А тут я, такой юный и красивый боевой серп, у которого сразу две потрясающие женщины. И хотя на самом деле это скорее я был у них, а не они у меня, мне было чем гордиться!

Но всё поменялось как-то очень быстро. Сначала умерли достопочтенные родители моего Мастера. Если честно, я не слишком огорчился, мы виделись-то пару раз по большим праздникам. Но Мастер…

Как же болела душа, когда она рыдала, забившись подальше, чтобы ее никто не видел. Ей было очень больно, и мы с Микаэллой, как могли, делили эту боль на троих. Я сидел рядом, обнимал, стирал слезы с их лиц и старался сделать так, чтобы мои любимые девочки хоть ненадолго забыли об этом горе.

Потом вроде бы все наладилось. Мастер вступила в права наследования, и мы вернулись в родовое поместье. Было много дел, забот, но тренировки мы никогда не забрасывали, и задания продолжали брать. Так прошел еще год… и вдруг все рухнуло в один миг. Весь мой счастливый мир оказался замком на песке, обманом, и рассыпался потому, что я оказался не нужен. Не нужен даже в посмертии…

Хорошее оружие никогда не переживет своего хозяина — так говорили древние мудрецы. Сейчас, когда большинство молодых мастеров меняют своих партнеров «как перчатки», это изречение потеряло силу… Но мы-то! Мы были настоящими! Сработанной с детства боевой тройкой! Наши души переплелись в одну! Так я думал, пока…

Это было совершенно рядовое задание. Никто не ожидал такой мощи от дикаря, никто не понял, что это ловушка. А потом стало поздно. Удар был такой силы, что меня просто снесло, я почти сломался. Почти! Я бы смог, я бы выстоял! Но Мой Мастер решила иначе. И отбросила меня в сторону, как бесполезную вещь. Ненужную и ненадежную палку.

Я в ужасе и бессилии наблюдал, как следующий удар они с Микаэллой принимают на себя. Удар такой силы, что Мастер и ее доспех буквально испарились в огненном шторме. А я… а меня не стали добивать. Кому интересно терять время на бьющееся в агонии оружие. Само подохнет после того, как разорвалась связь.

Когда я первый раз очнулся в больничной палате, рядом со мной лежал кинжал. Остриём ко мне, без ножен, с лезвием, заточенным, будто бритва. И… я не смог. Трус. Так и потерял сознание, с ножом в руках. А когда очнулся второй раз, кинжала рядом со мной уже не было. Я упустил последний шанс уйти вслед за своим Мастером…

С тех пор началась не жизнь, а смутное существование. Я не обращал внимание на врачей и людей в деловых костюмах. Из череды лиц запомнилось лишь одно — леди Мариэлла. Тетка моего Мастера по отцу.

Но она не разговаривала со мной, лишь дала мне пощечину. А через некоторое время пришли из «органов опеки» и констатировали мою полную «невменяемость». Я не возражал. Мне было уже все равно. Я вообще скоро ушел в свой боевой облик и отключил почти все чувства. Сознательно превратил себя в…

«Металлолом» — ненадежное или сломанное, покрытое ржавчиной оружие называется именно так. Его презирают и игнорируют, позволяя медленно и болезненно ржаветь и распадаться в пыль. У Металлолома нет чувств, нет прав, нет имущества, нет ничего. Редко, очень редко, кому-то приходит в голову попытаться вернуть металлолом к жизни и тогда над ним выкупают «опекунство» в попытке «реабилитировать».

Похоже, со мной случилось именно это. Но в зыбком полусне мне почудилось, что все произошедшее со мной и моими девочками — всего лишь кошмар, который закончился, и мы снова вместе, в нашей комнате, в нашей постели. И теплые руки Мастера обнимают меня… а потом я по-настоящему проснулся. И понял, что кошмар никуда не делся.

Разочарование было таким острым и болезненным, что я сорвался.

***********

— Какой это мир? — стараясь унять бешено бьющееся от воспоминаний сердце, спросил я у… женщины. Называть ее своим Мастером было выше моих сил, это казалось святотатством, предательством! Как я вообще мог поддаться и позволить провести эту ржавую сцепку? Действительно, никчемушник…

— В смысле? — удивилась она. — А какой может быть?!

— Понятно, периферия, — скривился я, — Сколько светил на горизонте днём и сколько ночью? Развитие идёт в технике или магии? Выход в бездну или безвоздушное пространство есть? Какой главный источник энергии? — я перечислил некоторые базовые характеристики мира, которые обычно указываются в листках с заданиями.

— Эй, стоп! — женщина выставила перед собой обе руки, в одной из которых была зажата кружка с чаем. — Нет, я помню про дурдом… но не настолько же все плохо? А? — она как-то даже умоляюще заглянула мне в глаза снизу вверх. Ржа-а, да к какой же дикарке я попал!? Кстати, действительно, какой?

Медленно, стараясь не упустить ни одной детали, я осмотрел жен… нет, девушку, а может и вовсе… девочку? Может, болела много? Потому что если бы я вчера собственноручно не ощущал достаточно зрелые округлости, то больше шестнадцати этой вешалке для одежды не дал. А то и вовсе, со спины за пацана бы принял.

А еще у нее были слишком короткие волосы, светлые, будто выжженные на солнце. Либо это мир с совершенно несуразной модой, либо это чтоб насекомые не завелись. Судя по состоянию жилища, второй вариант вполне возможен. Нет, здесь чистенько, но бедненько. Я бы даже сказал облезленько. И размерами это жилище больше напоминало кротовую норку. Вот попал!

Как будто издеваясь надо мной, откуда-то из угла выпорхнула моль, и неспешно протанцевала в воздухе перед моим носом. То есть, это мир натуральной шерсти, натуральной моли и натуральных вшей. Зашибись!

Стараясь игнорировать насекомое, я снова перевёл взгляд на… на… как ее зовут-то? Девушка как раз тоже провожала хищным прищуренным взглядом несанкционированный полет вредителя, но большая дымящаяся кружка в руках помешала более решительным действиям. Зато у меня было время рассмотреть ее получше.