— Спасибо…
Пит снова присаживается на крыльцо, освобождая и ей место, но Китнисс не готова к такой опасной близости — иначе ее и так кашеобразные мысли окончательно растекутся — не соберешь. Потому она лишь отрицательно машет головой, кутаясь в его куртку, наслаждаясь его теплом. Как будто сам Пит ее обнял…
— А куда ты так мчалась, среди ночи?..
— К тебе… — при свете полной луны, Китнисс заметила, как глаза его заблестели.
— Почему, Китнисс?..
— Мне приснилось, что я… теряю тебя… И я хотела… Мне было нужно убедиться, что… с тобой все хорошо…
— Почему?
— Потому что… ты… мне нужен.
— Знаешь, иногда я ощущаю себя спасательным кругом, который отбрасывают прочь, когда надобность в нем отпадает.
— Нет, Пит… Все не так!
Ну, вот… Не это ли самый благоприятный момент для… правды? Теперь или никогда. Вспомнился ментор с его наставлениями — всего три слова.
— Я… люблю… тебя… — щеки как будто прижали к раскаленной печке, она прикрыла веки, боясь, что не увидит в его глазах тех чувств, что переполняли её саму.
Китнисс услышала, как Пит встал. Уходит? Слезы уже тушили ее румянец, а губы дрожали.
Неужели все?
И вдруг… теплые ладони обхватили ее лицо, стирая непрошеную влагу.
— Я тоже тебя люблю. Снова. Хотя, наверное, и не переставал никогда… — Пит коснулся губами ее губ легким поцелуем, словно солнечный луч пробежался по коже…
И вот она уже в его объятиях, таких робких, но таких долгожданных.
*******
Они проговорили весь остаток ночи — обо всем и ни о чем. Вспоминали детство, Игры, ушедших близких, обсуждали, что Деревню Победителей стоит привести в порядок, возможно, даже разбить сад.
Впервые, за долгое время Китнисс испытывала легкость и подобие… счастья?.. Да, наверно. Ведь понятие счастья у каждого свое… Потеряв практически все, что было дорого сердцу, сегодня ее мир вновь обрел равновесие — Пит рядом. Он ее любит.
И это главное.
32. Возрожденный Обескрыленный мир. Перемены
Спустя несколько дней, Пит уже перебирал свои вещи — он переезжал к Китнисс.
К Китнисс…
Его потрепанная Капитолием мечта, кажется, сбывалась. И не по чьей-то указке, а потому что они сами так решили.
Они захотели.
Сначала Пит не соглашался — считал, что слишком рано. Китнисс же попросила его прислушаться к себе, так он и поступил.
Чувствовал он себя хорошо, охмор как будто остался где-то за гранью. Конечно, некоторые последствия останутся на всю жизнь, но большую часть себя ему удалось вернуть. И не без помощи Китнисс. Ненависть к девушке казалась теперь далекой и ненастоящей, даже призрачной, словно из сна. Зато мир вокруг оживал как раз таким, каким Пит его помнил когда-то. Теперь, зная, что она его любит, он как будто действительно вернулся… По-настоящему.
В то знаменательное утро, когда на горизонте забрезжил рассвет нового дня, обещающего и совершенно иную жизнь, они, не сговариваясь, вошли в дом Пита.
Впервые, Китнисс и Пит спали в обнимку, зная, что так будет…
Всегда?
Отчаянно хотелось в это верить.
Что самое удивительное — пробуждение было пропитано неловкостью и стеснением. Раньше такого не случалось. Теперь же движения слишком обрывочные, глаза смотрят в пол, и невесть откуда взявшийся румянец…
Пит даже усмехнулся про себя — столько объятий было между ними, столько поцелуев, но природа их происхождения была совсем иной. Теперь все изменилось. Теперь они знали, что испытывают друг другу одинаково трепетные чувства.
Он решил подняться в свою студию — нужно собрать краски, кисти и некоторые полотна. В доме Китнисс тоже найдется место для мира красок. Вот Пит остановился напротив той самой картины, на которой позволил себе изобразить ее такой, какой ему хотелось ее видеть.
Сзади послышался шорох, Пит обернулся, пытаясь заслонить собой картину, но Китнисс стояла уже рядом с ним и вовсю рассматривала его творение.
— Здесь я такая… ранимая.
— Открытая, — поправил ее Пит.
— Уязвимая…
— Хрупкая… — не сдавался художник.
— Сломленная…
— Восставшая из пепла, — Пит не кривил своей истерзанной душой: он действительно видел её такой. Раньше — на бумаге, а теперь… и в жизни.
Китнисс удивленно изогнула бровь, а потом прошептала, краснея:
— Только благодаря тебе, Пит. Это ты возродил меня к жизни…
33. Возрожденный Обескрыленный мир. Звонок из прошлого
С того разговора минуло уже несколько месяцев. Китнисс и Пит жили в одном доме и проводили много времени друг с другом.
Девушке пришла идея создания Книги Памяти — наподобие книги трав, что они заполняли той далекой зимой перед Квартальной бойней, только с более горьким содержимым… Лица близких людей, кто погиб по ее вине (как она сама считала) застыли на страницах.
Вот Финник, вечно улыбающийся задорно и искренне.
Вот отец Пита, с добрыми глазами, такими же, как у сына.
А вот… Прим… совсем юная и… снова грудь сдавило чувство вины — Прим погибла, а она, Китнисс, выжила и даже нашла в себе силы жить дальше… Точнее, Пит наделил ее этой силой. Она снова прерывисто вздохнула, как и всегда, добираясь до страницы с портретом сестры.
— Все хорошо, Китнисс? — Пит внимательно следил за возлюбленной.
— Да… Лучше, чем я могла себе представить, — смущенно проговорила она, закрывая книгу.
******
Когда ментор узнал, что они съехались, то отнёсся к этому событию довольно серьезно.
— Может, вам узаконить отношения, чтобы не болтали лишнего?..
— Хеймитч! — возмущаясь, воскликнула его подопечная. — Между нами ничего такого…
— Ну-ну, не заливай, солнышко! Видел я вас вместе. Эй, ты опять стала цвета свеклы, — заржал он.
На самом деле, Китнисс и Пит, действительно, вели довольно целомудренный образ жизни. У них были свои отдельные спальни, пусть и по соседству. Но каждую ночь Китнисс неизменно приходила к нему и молча ложилась на другую половину кровати. И все равно в итоге они оказывались в спасительных объятиях друг друга. Он был только рад — она нуждалась в нем. Да и она ему была нужна не меньше. Так они оба справлялись с кошмарами. Утром девушка всегда ускользала раньше, чем Пит просыпался. Видимо, ей не хотелось испытывать снова неловкость и смущение. Но это не важно. Главное — она с ним.
******
Этот день походил на все остальные — на душе было спокойно, впрочем, как и всегда, после переезда Пита. Сейчас он рисовал в студии, а Китнисс хозяйничала на кухне. Хотя, если честно, полноправным хозяином здесь был Пит.
Тишину разорвала трель телефонного звонка, девушка поспешила в кабинет: наверняка, это доктор Аврелий… Узнав, что молодые Победители живут вместе, он регулярно справлялся о состоянии Пита.
— Да?
— Привет… — донесся до неё далекий голос, бывший когда-то таким родным, а теперь ставший бесконечно чужим…
— Здравствуй… мама.. — на слове «мама» Китнисс предательски запнулась.
— Как твои дела, дочка? — чувствовалось, что разговор матери даётся тяжело.
— Нормально… — механический ответ.
— Я хотела с тобой поговорить…
— О чем?.. — напряглась Китнисс.
— Видишь ли… Я слышала, что ты снова с Питом…
— И?
— Доченька… Мне кажется, ты совершаешь ошибку.
Какая ей разница? Она бросила меня, моя жизнь больше её не касается…
— Твоё мнение меня интересует меньше всего.
— Зачем ты так?.. Просто выслушай меня, хорошо?
-…
— Я знаю, что к тебе приезжал Гейл…
Дорогая, мне кажется тебе следовало принять его предложение и уехать… Двенадцатый дистрикт — это ещё одно напоминание о боли… Видит Бог, ты этого не заслужила. И честно говоря.. Пит. Он ведь болен. Он опасен. Я не хочу тебя потерять… — произнесла миссис Эвердин на одном дыхании.
— Мама, не поздно ли ты спохватилась?.. Ты, которая уехала не оглянувшись? Теперь тебе есть дело до моей жизни?! Как же ты хорошо устроилась. Дождалась, пока я соберу свою жизнь по кусочкам, а теперь раздаешь советы?.. Что ты обо мне знаешь? - голос девушки сорвался.