— Понимаю…
— Вот я тут пробую-пробую, пробую-пробую…
— Пробуешь-пробуешь?
— Ну да! Пробую разобрать их обратно, а они никак, ну никак не разбираются! Просто не желают они разбираться обратно, вот ведь какая штука!
Лентяй Тихон
По-моему, больше всего взрослые работают в выходные дни. Они так устают к понедельнику, что их становится жалко до слез. Иногда мне кажется, если сделать не два выходных, а три или пять, — взрослые долго бы не выдержали. Уж больно они выматываются. Вот и в эту субботу они с самого утра принялись за дела. Первой начала мама. Она вошла в мою комнату со шваброй в одной руке, ведром в другой и спросила с порога:
— Алешка, ты чем занимаешься?
Я с трудом оторвался от окна, за которым наши ребята играли в хоккей, и показал на учебник:
— Учу уроки.
— Неужели? — ледяным тоном заметила мама. — А почему он у тебя лежит вверх ногами?
Я спохватился, но было уже поздно.
— Марш в другую комнату и принимайся за уроки, — распорядилась мама. — Да смотри у меня, не бездельничать! Господи, и в кого ты такой уродился?
Я промолчал. Взрослые любят задавать вопросы, на которые невозможно дать ответ. Не дадут человеку посидеть спокойно. Однажды на этот вопрос я ответил: в папу. Мама тогда прямо задохнулась от гнева и строго-настрого запретила мне так говорить об отце (хотя я о нем ничего и не сказал!) Поэтому в другой раз я ответил: в тебя, мама. Что тогда было, описать невозможно! Только с тех пор на вопрос, в кого я уродился, отвечать мне нечего. В кого, спрашивается, мне еще можно уродиться?! Чудаки эти взрослые. Итак, мама выслала меня в другую комнату. Едва я сел за стол, вошел папа, вытираясь на ходу полотенцем.
— Алешка, ты чем это занимаешься?
— Учу уроки.
— А почему на моем столе?
— Потому что в моей комнате мама делает генеральную уборку.
Папа раздраженно взмахнул полотенцем.
— Она же прекрасно знает, что по выходным я занят диссертацией! Марш на кухню и занимайся там. Да смотри, не бей баклуши!
Папа задумчиво посмотрел на меня, и я понял, что он сейчас спросит. И папа действительно спросил:
— Никак не пойму, и в кого ты у нас пошел?
— Я пошел на кухню, — ответил я.
Лишь только я устроился за кухонным столом, появился старший брат Геннадий. Он даже руками развел:
— Здрасьте, я ваша тетя! Ты что тут делаешь, а?
— Учу уроки.
— Другого места не нашел? — возмутился брат. — Мне нужно срочно допаять новый проигрыватель. Ну-ка, марш отсюда!
Я взял учебник и направился в коридор. На пороге я обернулся и сказал:
— От твоих проигрывателей кошки воют. Наш Тихон в прошлую субботу чуть в окно не выпрыгнул…
Брат рванулся за мной, но я успел заскочить в ванную и запереться изнутри.
— И в кого ты такой получился? — прокричал брат через дверь.
Ну уж ему-то я подавно не стал отвечать. Брат рванул ручку, не добился успеха и отправился на кухню паять свой очередной проигрыватель. Не успел я перевести дух, как в дверь постучала мама.
— Ты чего это закрылся? И вообще, что ты тут делаешь? Быстро уходи отсюда, мне надо сменить воду в ведре. Господи, и в кого ты только…
Я не дослушал и выскочил в прихожую. По субботам портфель у меня всегда наготове. Я быстро надел пальто, нахлобучил шапку и нагнулся за ботинками, как вдруг заметил под вешалкой нашего кота Тихона. По обыкновению, он преспокойно дремал, не обращая внимания на переполох в доме. Меня всегда страшно возмущало такое отношение.
— Ты что это тут делаешь? — строго спросил я. — Не знаешь разве, здесь стоят мои ботинки!
Кот не ответил. Это еще больше меня распалило.
— А ну, марш отсюда! — скомандовал я и вытащил ботинки из-под Тихона.
Тихон не спеша встал и направился по коридору такой ленивой походкой, что внутри у меня все закипело.
— Господи, — сказал я в сердцах, — и в кого ты такой уродился?
Тихон обернулся, серьезно посмотрел на меня зеленоватыми глазами и отчетливо мурлыкнул:
— В тебя!..
И шмыгнул на кухню.
Свой среди своих
Вовка страшно любит задавать вопросы. Когда он приходит к нам, старший брат Геннадий запирается в своей комнате. Мама говорит, что это у Вовки возрастное и с годами пройдет. Не знаю. Мы с ним знакомы уже четыре года, а никак не проходит. По-моему, даже наоборот — усиливается. Однажды мы с папой смотрели по телевизору детектив. Как один наш разведчик проник в школу абвера и стал там крупной птицей. Тут пришел Вовка и тоже смотреть пристроился. Мы смотрим, а папа все нам объясняет. Когда на экране появился наш разведчик, Вовка спросил:
— Это кто? Фашист?
— Нет, — ответил папа, — это наш разведчик. Его забросили в тыл к фашистам. Он специально переоделся в их форму, чтобы выведать все секреты. Кругом враги, и он должен замаскироваться. Понимаешь, в чем штука?
— Понимаю, — ответил Вовка.
В это время наш разведчик пришел в кафе на конспиративную встречу с полковником абвера. Когда полковник уже совсем согласился, что его карта бита, и начал незаметно передавать нашему секретные сведения, Вовка опять спросил:
— А этот толстый кто?
Папа терпеливо объяснил:
— Во-первых, не толстый, а полный. А вообще-то он полковник, но вынужден сотрудничать с нами.
— Значит, он наш?
— Н-ну, не то, чтобы наш, — замялся папа. — Но, пожалуй… Да, наш. Но не до конца. Не перековался еще.
Тут на экране показался второй наш разведчик. Он работал в кафе официантом и прикрывал первого на случай засады.
— А это кто? — спросил Вовка. — Ух, какой злой!
— Не бойся, — сказал папа. — Он не злой, а сосредоточенный. Он начеку! Это тоже наш. Они вдвоем заброшены в тыл для разведки. Им поодиночке нельзя, понимаешь? Кругом враги. Надо ухо востро держать. Чуть что не так — хлоп, и готово!
И точно, тут же в кафе ввалились эсэсовцы, начали стрелять из автоматов и ловить наших. Первого нашего схватили и привезли на допрос к рыжему штурмбанфюреру с черепом на фуражке. Мы с Вовкой смотрим, не отрываясь. На допросе наш, конечно, молчит. Тогда эсэсовец решил сделать ему укол для расслабления воли и вызвал врача со зловещим чемоданчиком… Мы с Вовкой с ужасом смотрели на огромный шприц. Но тут эсэсовский врач незаметно прошептал нашему: «Вместо вещества для расслабления воли я впрыснул вам обычную воду. Я помогу вам бежать. Штурмбанфюрер подкуплен…»
Папа облегченно вздохнул и объяснил Вовке:
— Спокойно, Владимир! Без паники. Это тоже наш.
Не добившись успеха, рыжий штурмбанфюрер повез нашего разведчика в гестапо. У светофора наш выскочил из машины и помчался по улице. Штурмбанфюрер выхватил «вальтер» и начал стрелять: бах! бах! ба-бах!
— Убьет! — закричал Вовка, хватаясь за меня. — Убьет!
— Не убьет! — закричал папа в ответ. — Он мимо попадет, вот увидишь!
— Почему? — спросил Вовка. — Стрелять не умеет?
Папа замялся.
— Потому что, э-э-э… Ну, он, вроде как бы тоже наш… Видишь, мимо!
— А, так он наш… — разочарованно протянул Вовка, подумал и спросил: — Значит, тот толстый… то есть, полный полковник, он ведь наш, да?
— Не совсем, но… Да, почти. Не мешай, сейчас будет самое интересное, — ответил папа, не отрываясь от телевизора.
— И бармен тоже? — не отставал Вовка.
— И бармен, и бармен, успокойся.
— А врач?
— Что врач? — не понял папа.
— Врач тоже наш?
— Врач антифашист.
— Значит, наш. Да, наш?
— Наш, наш! — папа сделал погромче звук.
Вовка еще немножко подумал и вдруг спросил:
— А где же тогда фашисты?
Папа даже откинулся в кресле и развел руками.
— Ну, ты даешь, Владимир. Фашистов тебе мало? Человека в Берлин забросили, в самое пекло, а он: «где фашисты?» Да кругом! Все подряд, в кого ни ткни! Мал ты еще для таких фильмов, как я погляжу. Смотри давай, серия заканчивается.
В это время наш разведчик, прорвавшийся сквозь облаву, осторожно пробрался на окраину Берлина и постучался в дверь конспиративной квартиры. Дверь ему открыли… радистка и ее муж-связник! Папа старался не смотреть в Вовкину сторону. Вовка кашлянул и спросил, осторожно подбирая слова: