И все же, несмотря на эти железные капканы, мы уверенно пошли в атаку. Во фланг финским надолбам шла рота Коврижкина, под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня. Перед лыжниками лежала открытая местность, вся заваленная камнями. Я приказал бойцам идти вперебежку, укрываясь за камнями: они представляли собой отличные щиты.
Враг усилил ответный огонь.
Медленно, шаг за шагом, бойцы батальона совместно с частями полка вышли на рубеле высоты 30, что в 500 метрах южнее Пелтола, захватив четыре полосы надолб. Саперы снимали финские мины и ими же взрывали надолбы. После этого по расчищенному пути продвигались танки, отрезая финнам возможность окружить нас. Таким образом, мы врезались к Выборгу клином глубиною до трех с половиной километров, содействуя тем самым частям, наступавшим в направлении Кангасранты. До города теперь оставалось 1,5–2 километра. Он уже был совсем ясно виден. Но здесь надо было подыскать направление для наступления, чтобы сократить число потерь до минимума.
Я выслал разведку. Разведка установила связь с соседом справа; теперь нам не угрожал обход врага с фланга. Другая же партия разведчиков в составе 10 смельчаков-лыжников, одетых в белые комбинезоны, отправилась узнать, как поживают другие наши «соседи» — финны и на каких островах они еще существуют. С берега мы предусмотрительно организовали поддержку этой десятке огнем: пулеметами и орудиями.
— Поползли наши молодцы, — сказал Назаров, глядя в бинокль.
Все мы стали следить за разведчиками, готовые оказать им немедленную помощь. День был морозный, солнечный. Мы без особого напряжения различали, как пробиралась наша десятка разведчиков среди рыжих, высохших тростников и через зеленоватый лед от островка к островку.
Комиссар Назаров засмеялся:
— Видно, скучно финнам стало жить на ближних к нам островах, они и покинули их. Вон наши ребята добрались уже до третьего. Видите, машут шлемами: никого, мол, нету.
И как раз в это время заговорили пулеметы. Видно было, как взлетает тростник и комья земли, взорванные минами. Наша разведка завернула и начала отходить. Тогда, выручая их из беды, рявкнули наши орудия.
Мы стали всматриваться.
Только восемь разведчиков добрались до ближнего к нам островка. А где же остальные? Но вот один из разведчиков пополз обратно, видно, выручать товарищей. Молодец! Наконец, мы свободно вздохнули: ползут все трое. Огонь вражеских минометов и пушек еще более усилился, но уже было поздно: все десять разведчиков вернулись в батальон. На основании собранных ими сведений, командир полка ночью выслал отряд в 80 штыков из лыжников разведывательного взвода, и они овладели группой островов, захватив несколько сильных вражеских сооружений.
Здесь с утра стали действовать наши мощные батареи, а лыжный батальон перебросили в район поста Тирхьян. До окраины Выборга оставалось не более 800—1000 метров, и мы, не отдыхая, пошли в бой. Город горел, подожженный финнами. Трудно было среди почерневших труб предместья различить здание школы, на которую теперь был нацелен батальон. В течение всего дня Выборг отвечал нам ливнем снарядов, мин и пуль. В разгар сражения ко мне прибежал боец Трофименко, весь в снегу.
Товарищ капитан, — отрапортовал он. — Убит наш геройский командир взвода тов. Шишов. Он только и успел сказать: «Возьмите мое оружие, чтобы не досталось врагу». В захваченном дзоте нас осталось всего 12 человек, слева находятся еще два финских дзота и вокруг никого наших. Дайте нам подмогу.
— Сейчас вышлю, — ответил я, — возвращайтесь обратно, назначаю вас командиром взвода.
Я тут же приказал направить вслед ему группу лыжников и один станковый пулемет.
К вечеру, после упорного боя, батальон и другие части прорвались к линии железной дороги. До города оставалось всего 200–250 метров. Отвоевывая пядь за пядью, медленно, но упорно двигались мы вперед: падение Выборга было неизбежно.
Наступила ночь.
Небо нависло черное, беззвездное, по в лесу, где расположился наш батальон, было светло, как днем. Впереди и слева пылал Выборг. При ярком багровом зареве можно было свободно читать карту. А в городе вспыхивали все новые языки пламени. От запаха гари и дыма начинало мутить.
Из штаба я получил новый приказ, собрал на полянке под мохнатой елью, прямо на снегу командиров и зачитал его им.
— Итак, товарищи, запомните: завтра мы должны будем внезапно ворваться в Выборг. Нашему батальону дано задание овладеть кварталом «Школа». Необходимо взять с собою ручные гранаты для уличного боя и забрасывать ими все дома, откуда противник будет стрелять. Действовать группками в 3–5 человек. Каждый боец должен иметь за поясом хвойную ветку, по которой мы будем опознавать своих. Все понятно?
— Прямо как суворовцы, — вставил один из командиров, — Когда брали Измаил, русские солдаты тоже имели отличительные знаки: белые повязки на рукаве.
Началась подготовка штурма. К часу ночи, бесшумно скользя на лыжах, прибыли все бойцы. Они расположились за гребешком. У всех за поясом зеленели хвойные ветки. Они чистили оружие, проверяли гранаты. Оставалось взять небольшое пространство, но самое трудное: впереди лежало заминированное поле, а за ним— забаррикадированный вход в улицы Выборга.
Все были готовы, когда в 6 часов поступило новое распоряжение командования: сдать участок прибывшим частям, а батальону сосредоточиться в Алясоми.
— Как же так? — говорили лыжники, — подошли к предместью, а теперь отводят?
— Значит мы нужнее на другом участке, — отвечали более дальновидные.
Позже нам стало известно, что окружение Выборга с запада через Финский залив ставило задачи нового оперативного значения. Наш батальон перебросили в район Вахваниеми с задачей зайти на 10–12 километров в тыл финнам и перерезать железнодорожную линию, идущую на Хельсинки. Прорывая фронт врага, батальон помог некоторым частям, застрявшим во льдах залива, выбраться на материк.
Здесь 13 марта, в 12 часов, нас и застало заключение мира.
Сразу смолкли орудия, минометы, танки, автоматы и наступила странная, непривычная тишина. Из окопов повылезали и наши красноармейцы и финские солдаты. К группе недавних врагов подошел комиссар батальона Назаров. Солдаты с жадностью ожидали, что им скажет большевик. Но тут к ним прытко подбежал офицер и стал загонять обратно в окопы: наших правдивых слов они боятся не меньше, чем пуль.
— Вы один километр туда, — сказал офицер по-русски, показывая нашим бойцам рукой назад, — а мы один километр туда.
Но тут один из наших лыжников ответил ему:
— Нет уж лучше вы 25 километров туда, — ткнул он в сторону Хельсинки, — а мы тут останемся.
Бойцы засмеялись. Они знали, что теперь уже никогда вражеская нога не коснется территории, занятой доблестными красными полками.
Это произошло невдалеке от высоты, названной «Кирка-яйцо». После ночевки в землянке, утром 11 марта, 2-я рота лыжного батальона, в которой был и я, получила приказ войти в непосредственное соприкосновение с противником и оттеснить его. Белофинны, удерживая две высоты, обстреливали третью, уже занятую нашими частями. Выбить их с этих высот должна была наша рота.
Перед выходом бойцы тщательно проверили обмундирование, количество боеприпасов, осмотрели оружие. У меня был автомат очень точного боя. Кроме того, я пользовался, как биноклем, оптическим прицелом.
Получив приказ, рота встала на лыжи. Пройдя несколько километров, надели на короткой стоянке маскировочные халаты, белью шапки и развернутым строем пошли по полю. С левого фланга чернел густой лес. Часть деревьев была повалена, верхушки отдельных сосен сбиты.
Когда мы подошли к ближайшим соснам метров на сто пятьдесят-двести, неожиданно по роте был открыт ружейный и пулеметный огонь. Пришлось окопаться в снегу. Но финны вели настолько сильный огонь, что мы вынуждены были пролежать неподвижно до наступления темноты.