Изменить стиль страницы

«Темные не носят фонариков… Это Светлый, — догадался Гэгэ. И, всмотревшись в лицо незваного гостя, поправился: — Светлая!»

Светлая негритянка не проявляла признаков агрессии, и он решил воздержаться от резких движений.

   — Сходит в постель утомленная в хлопотах Эос;
   Птиц, земнородных зверей, и людей, и другое творенье
   Думы оставить она приглашает рабочего дня восьмичасового,
   А у кого и двенадцати — стало быть, кто как учился.
   Так Олимпийцами нам заповедано; их же и чтим мы, божественных, непрекословно.

Гостья не выражалась словами — она общалась каким-то языком глухонемых, а жесты переводились в голове Стрельца чужим голосом без интонаций. Ворон говорил, что Светлые и Темные потеряли возможность общаться — видно, не совсем. Или нашли какой-то иной способ. Тем не менее, парень с трудом улавливал общий смысл словесной конструкции.

   — Что же ты, юноша стрелоопасный, в сей час утомленный свой день начинаешь?
   Может, бессовестный, ждешь ты, чтоб смеркнулось небо, и ночью укрывшись
   Тайно с разбойною мыслью стеречь у дороги прохожих? А может
   С милою девой свидания час дожидаешься в сладком томленье,
   Чтоб здесь, у костра, ее приписюнить на ложе хиппово-простецком?

Гэгэ, во время речевых вывертов Светлой посматривающий по сторонам, чтобы в вечерних сумерках засечь вероятную засаду, прыснул: «Приписюнить!»

   — Поведай мне: кто ты, каких ты земель, кто отец твой, кто матерь?
   Что завело тебя в эти края? Ты поверь, уж не праздно
   Я распрашаю: неспокойны места здесь, и люда лихого и ратников славных
   Здесь ты найдешь во вражде. Берегись с ними встречи, отважный!
   Слово желаю услышать твое, и к приличеству будь благосклонен:
   Не мастер потешный я здесь для того, чтоб слух чужестранца лелеять стихами.

«Чё ты доколупалась? Вали обратно своей дорогой».

— Разве здесь нельзя просто погулять?.. — робко спросил он. Спросил голосом, и тут же со смешком представил себе, как некий сурдопереводчик в голове Светлой с гримасами прожестикулировал его слова. Как бы там ни работал речевой адаптер Темных и Светлых — негритянка его поняла. Но не поверила.

   — И достойнейший муж у дверей нового топчется, жалкий. Достань
   Страх из груди; поднеси свое ухо к моим увещаньям:
   Я с миром и добрым советом к тебе пристаю; не подумай лихого, доверься.

Он колебался — и Ворон, и Вельс предостерегали встречаться со Светлыми, но эта барышня кажется совсем не агрессивной и даже готова помочь. Что делать: пустить стрелу ей меж бровей или довериться? Интересно, что она скажет.

— Сначала скажи, как тебя зовут.

   — Я Ифигенья, любовию нежной отца моего Агафона, славнейшего мужа,
   И матери Геллы на свет рождена. Близ города Старпы, увы неживого теперь
   От подлости Темных врагов, наш очаг на полях златоцветных меня возлелеял.
   Теперь же, лишившись отчизны, скитаюсь я грустно и речию труд выполняю:
   Молю о неметкой стреле и мече заржавелом, о дружбе в умах супостатов.

— А меня зовут… в общем, это неважно. Я Охотник, ищу здесь животное — питомца, которого никогда не видел.

   — Ты молод и велиречив, мне это в радость. Откройся:
   Чьему наставлению следуешь ты, иль сам, по велению сердцу?

— Вельс рекомендовал мне отправиться в эти места. А к Вельсу я пошел… — тут он вовремя прикусил язык: стоит ли докладывать случайной знакомой о Джеймсе и тем более о Вороне? Ифигения вроде и не пытает, а «показания» сами собой слетают с языка.

Но осторожность оказалась излишней: одного упоминание наставника Стрельцов было для негритянки достаточно:

   — Вельс… мне знакомо — он Кутхов помощник, военачальник.
   Ты с Темными в дружбе… Ах, милый! Обманами очи связали,
   И разум твой светлый в тень черного мага низвергнут. Опомнись!
   Раскрылась догадка моя: сознаюсь, что не праздно
   Лесною тропою свой путь совершая, тебя заприметила в спальнике теплом.
   Теперь уж сомненья развеяны: вижу доподлинно — здесь ты,
   Кого так спешила найти!..

— Офигенная, или как тебя там… — прервал перфоманс Гэгэ. — Ты мне зубы не заговаривай.

   — С колдовством я не связана, мальчик, недуг кариозный сводить
   Не искусна: ни заговором хитросплетенным, ни настоем полезным.
   А ведомо то мне — по воле богов, безусловно — что тяжесть задания,
   На плечи твои взгромоздив, злопакостный маг о недобром помыслил.
   — Выходит, ты знаешь меня? И какое мне дали задание тоже?
   — Задание тайно твое, и о нем разглагольствовать ты не свободен.
   — Все верно.

«Заказчики Джеймса решили связаться со мной. Интересно. Что мне сулит эта встреча?»

   — Позволь рассказать мне всю правду теперь, от которой с заботой
   Тебя оградил черный маг. Когда-то давно, еще до рождения Новых законов,
   Мы, мэрлонцы, жили в любви на просторах приветливой терры.
   Копили ученья, богатой торговлей града развлекали, искали миры недоступные в глубях
   Эфира — от тяги умов на поверхность бумаги и в легковоздушные звуки,
   А так же прекрасной гармонией красок на гладком холсте оживляли виденья свои
   Разведчики наши. Таков Апполон златострунный, искусный Гефест,
   Несравненная Клио, Афина, блестящая мудростью… и много, и много славнейших.
   Цвела благодать, все в достатке, охотно дарили подарки и всласть угощали
   Приезжего гостя. Никто не скрывал технологий доступных, и слова гнилого не знали —
   Таков был язык наш. Свобода в речах и поступках, на воле бескрайней купалася
   Мысль любая. Страна без запретов, о да, — словарь наш не ведал значенья запрета.
   — Похожее что-то и мне описал Темный Ворон в рассказах своих.
   Покамест не вижу я в вас расхождения. В чем смысл обмана?
   — Постой, не спеши ты крылатое слово на волю пускать — пусть созреет.
   Обильный достаток и скупость законов нам жизнь разорвали:
   Так к пиршествам склонный обжора калечится духом и телом.
   Нашлись среди мэрлонцев те, кто из жадности долю большую себе
   Заиметь сговорились. Не ведавши страха, ни пыток, ни прав ущемленья,
   Сговорщики делу триумф предрекали, но тайно, пока не созреют
   Все цветы плана. В ночной темноте, в стороне от очей миролюбных,
   Сходился совет — Вельзевул в нем начальствовал, муж недостойный
   И злой подстрекатель, какого доколе не видело небо.
   Назвалися Темными бунтовщики, поскольку и дело творили темнейшее,
   И в темноте укрывались. Другим же название Светлые дали —
   Чтоб кодовых слов суть никто посторонний не сведал.
   Так в Уличе славном в назначенный час восставание Темных свершилось.
   И вздыбились массы людские, и кровь потекла, и крик вдохновенный
   Из глоток преступников ввысь поднялся… И шагал перед всеми
   Злой ум Вельзевул — душа и сердце коварства…