— Так и далась вам великая русская сказочница, — не выдержала я этой семейной идиллии и тут же выскочила за дверь.

— Арина Родионовна, ты наша, — полетело за мной вслед, но так как я уже выскочила, смогла просто сделать вид, что ничего не услышала.

Я сразу полюбила эту одинокую прогулку на исходе невероятного для меня ноября.

Это странное ощущение тепла в начале уже зимы. Где-то там, где я всегда жила и привыкла жить, совсем лежит снег, и люди ходят в шапках, шубах и варежках. Там уже забыли, как теплый ветер туго и солнечно треплет свободные волосы, убегая, чтобы пошелестеть листвой.

Горы, конечно, меняли цвет. Сегодня они были ещё местами зелеными, но желтый, золотой уже теснил зелень по всем фронтам, ещё немного — зальет все рыжим, а затем и багровым. Уже сейчас лопается спелостью на осенних ветках хурма, а к январю, говорят, поспеют мандарины.

Я прошла к краю деревни, но не туда, где вчера вечером забрела нагло в дом без хозяев, а в другую сторону. Хотя мне очень хотелось посмотреть, что же там происходит сейчас, съеден ли суп, вернулись ли те, кто его сварил и растопил печку, но знакомство этими постояльцами или хозяевами решила отложить на все то же неопределенно грядущее «потом». Я так сейчас часто делала. Все, что вводило меня в недоумение, пугало или вызывало растерянность, откладывала на «потом». Раньше я себе никогда такого не позволяла. Лия пока ничего не говорила, но чем дальше, тем чаще я ловила на себе её испуганный взгляд, и по этому взгляду понимала, что изменилась. Очень сильно я изменилась за последние три года, что мы не виделись. А точнее, не виделись мы со дня моей свадьбы.

Вчера вечером я попыталась расспросить её ещё немного о том странном заброшенном, но ухоженном домике, но она знала о нем все так же не очень много. Жили они здесь совсем недавно, и покосившаяся изба за пределами деревни не входила в круг первоочередных интересов Лии и Алекса.

Какое-то время по краю дороги тянулись заброшенные чайные плантации с белыми лопнувшими бутонами, кое-где они раскрылись в нежные цветки. Их сменили колючие заросли со спелой и уже подсохшей ежевикой, переплетенной с не менее спелым, тугим и костистым шиповником. Затем кусты стали попадаться все реже, а вскоре и вообще абсолютно уступили территорию могучим, выгнутым мощными стволами в сторону солнца деревьев. На очень длинной, петляющей улице мне иногда попадались какие-то люди, местные жители. Они были очень приветливы, все громко здоровались, а один седой статный аксакал даже крикнул мне: «Посмотри, есть ли грибы!». Я прятала лицо, стараясь, чтобы это выглядело по возможности приветливо. Так, словно киваю в ответ. Потому что не могла, просто не могла выдавить из горла простое «Здравствуйте». Уже то, что я не сжималась в себя, было с моей стороны большим достижением.

Выйдя за околицу, по маленькой речушке, бурлящей по горному склону, я отправилась вверх, куда ещё и зачем, сама не очень понимая. Ощущение сказки, не оставляющее меня вот уже несколько дней моего пребывания здесь, звало вперед, и это ощущение просто уверяло, что главную, лучшую свою сказку, я напишу здесь. Потому что — гигантские, невероятных изгибов, поросшие мхом стволы деревьев, уходящих куда-то вверх по горе, и корни под ногами, которые уже непонятно — где корни, где стволы, где ветви, и все перепутано, как в самом настоящем сказочном лесу. И то, что я взяла с собой блокнот и ручку, и могу делать по ходу зарисовки — это просто удача!

Я села на поваленное дерево, практически прямо над водой и достала ручку. Фразы получались банальными, чего-то не находила в себе, чтобы описать чудо, которое происходило вокруг, так что скоро оставила все эти попытки. Просто сидела и смотрела на воду, на обрывы, на камни и деревья.

И тут я услышала песню реки. Очень-очень тихий напев, словно кто-то осторожно дышал и дул в бутылочные горлышки. Нежный, на одном дыхании звук сквозь бурлящее меццо-форте реки по перекатам.

Я наклонилась чуть ниже, чтобы лучше слышать эту главную партию, звучащую в унисон с моим дыханием, и тут в камерной идиллии мелькнуло на солнце странное пятнышко света. Что-то маленькое и блестящее несла по перекатам бурливая речка, и прямо у моих ног вдруг небольшая хрупкая цепочка зацепилась за острый угол камня. Я опустила ладонь в прохладную прозрачную воду, и через секунду уже держала тонкую затейливую вязь из непонятного металла. На цепочке чудом уцелел небольшой замысловатый кулончик с непонятными вензелями.

Посмотрела на солнце сквозь него. Лучи, отражаясь от неизвестного металла, рассыпались золотом на мои ресницы. И тут чувство вполне реальной тревоги заставило меня отвлечься от наслаждения прекрасным. Какое-то животное древнее чувство сигнализировало, что кто-то на меня смотрит. Очень внимательно, не отрывая взгляда. Оглядываться было бесполезно, но я все равно попыталась вглядеться в лесной калейдоскоп красок и предметов. Древний инстинкт охотника, умеющего различить в лесной пестроте малейшую деталь, особенно подозрительную, у меня, как оказалось, напрочь отсутствовал. Наверное, потому что многие поколения моих предков уже давным-давно определили в своей жизни лес только как площадку для пикников, разленились в городах, потеряли состояние ежесекундной настороженности. Поэтому, конечно же, ничего и никого подозрительного я не обнаружила, вернее не разглядела. Но чувство тревоги все равно не отпускало. И ощущение чьего-то взгляда — тоже.

— Эй, — крикнула я на всякий случай в это поплывшее перед моими глазами «никуда». — С вами все в порядке?!

Ничего, более подходящего моменту, придумать не смогла. Конечно, мне никто не ответил, собственно я этого и не ожидала.

В тот момент, когда я уже готова была сломя голову, бежать из этого ставшего вдруг опасным места, послышался шум мотора, плеск воды, и из-за поворота, прямо по мелкой речушке выехал джип. За рулем сидел счастливый и довольный жизнью армянин, рядом сидела русоволосая девушка, а с двух сторон джипа бежали тоже прямо по воде две счастливые собаки. Я с улыбкой проводила эту живописную процессию, и тут же вслед за ними отправилась назад.

На веранде меня поджидали два ведра уже собранного фейхоа. И никто в меня ими бросаться и не думал. Цепочка с вензелями осталась забытая в кармане походного флисового жилета.

За вечерним чаем я попыталась сделать ещё один заход:

— Лия, ты бы спросила у Ануш, что за легенда, связанная с Домом невесты...

Лия вздохнула и в очередной раз предложила:

— Давай, Джен тебя с ней познакомит. Если тебе нужны всяческие страшилки, то все равно больше Ануш, наверное, никто на свете их не знает. Это просто ходячая энциклопедия легенд. Как местных, так и всей округи. Я сама с ней знакома только шапочно. С какой стати вдруг полезу её расспрашивать?

— А я с какой? Я тут вообще абсолютно чужая. Всего несколько дней.

— Это же деревня! Я ж говорила тебе, что уже на следующий день все знали, что к нам приехала моя подруга. Знали откуда ты, и как выглядишь. А Ануш мы честно скажем, что ты писательница. Хотя....

Лия осеклась, а Алекс, до сих пор молча и сосредоточенно жевавший свой кусок пирога с рыбой и рисом, дополнил то, что она собиралась сказать:

— Если вы начнете тут распространяться, что Лиза — писательница, точно никто ничего не скажет. Начнут её обходить за три километра. И кидаться прочь, как от прокаженной.

С одной стороны, на самом деле, моя социофобия была бы совсем не против такого поворота событий, но, с другой стороны, я же собиралась хоть и постепенно, но вернуться к нормальной жизни в обществе. И начинать лучше всего это было действительно в этом маленьком, уютном, довольно замкнутом мире. Причем, полном легенд, сказок и неосознанного язычества. Того, от чего я бы ещё совсем недавно пришла в полный восторг.

— Просто постарайся с кем-нибудь подружиться, — почти умоляюще произнесла Лия. — Ты же смогла заговорить с Джен. И даже чувствовала себя довольно непринужденно. Как раньше....