Прежде, чем Ран успел сообразить, он вышел из грузовика, чтобы открыть пассажирскую дверь.
— Это так мило с твоей стороны, — подойдя, сказал Сэкстон с улыбкой.
Ран едва удержался, чтобы не наклониться за поцелуем. И, будто поняв его намерение, Сэкстон, сев в машину, погладил его руку.
Закрыв дверь, Ран вернулся за руль.
— Здесь достаточно тепло?
— Идеально. — Мужчина посмотрел на него. — Как дела?
Достаточно простой вопрос, но в его серых глазах не было призыва к ответу. Скорее к диалогу.
Ран прокашлялся, а потом сфокусировал взгляд на губах мужчины. И разом воздух вокруг них стал плотным и заряженным.
Низким, очень низким голосом Ран честно ответил на вопрос:
— Я голоден.
В дневные часы он мог думать только о времени, проведенном с Сэкстоном, снова и снова проигрывая в мыслях эротичную сцену в кухне… пока не пришлось облегчить напряжение.
Раз сто.
Так странно чувствовать влечение к кому-то своего пола.
Но их секс казался самой естественной вещью на свете.
— Что ж, — пробормотал Сэкстон. — Посмотрим, сможем ли позаботиться об этом, когда закончим с работой. Мужчина должен хорошо питаться, не так ли?
— Да.
Между ними витало обещание будущих оргазмов, удовольствия, тщательного исследования друг друга, и Ран завел двигатель… молясь, чтобы встреча с человеческими застройщиками не затянулась.
— Я знаю, чем мы займемся, — сказал он.
— Я тоже, — рассмеялся Сэкстон.
Ран, оглянувшись, покраснел.
— В смысле, в городе.
— Я тоже. — Сэкстон сжал его руку. — Не стоило дразнить тебя. Но твое смущение… Ты понял.
— Не мужественно.
Сэкстон нахмурился.
— Странный выбор слов.
— Что я несу… Я не умею красиво говорить.
— Ты отлично справляешься. — Сэкстон снова сжал его руку, а потом ослабил хватку. — Ты должен перестать постоянно извиняться. Ты не хуже других, все люди разные.
Учитывая, что Ран не знал, что ответить… как всегда… он надеялся, что издал одобрительный звук. Согласный. Что-то в этом духе.
Боги, он вляпался по уши.
— Так, — оживленно начал адвокат. — Я все устроил. Договоры, подписанные задним числом и уже в процессе регистрации в нужных человеческих ведомствах, письмо-предупреждение, чтобы напугать застройщика и куропатка на грушевом дереве[56].
— Мы принесем им птицу?
Сэкстон рассмеялся.
— Есть такое выражение.
— А-а.
Включив сигнал поворотника, Ран съехал в сторону реки. В самом конце съезда он кивнул на ответвление, которое выведет их на шоссе.
— Нам сюда?
— Вези нас куда пожелаешь. Я доверяю тебе.
Ран кивнул, испытывая гордость за проявленное доверие, и вырулил на оживленный участок Северного шоссе.
— Плотный траффик.
— М-м, — ответил Сэкстон. — Скажи, Минни была в порядке? Когда ты заходил к ней перед рассветом?
— О да, да, она в порядке. Ничего из ряда вон выходящего. Постучавшись к ней, я просто сказал, что заскочил проверить ее. Она ответила, что все нормально…о, а еще я починил туалет на первом этаже. Он протекал.
— Так мило с твоей стороны.
— Также протекает раковина в ванной. А печь странно шумит, когда ее зажигаешь. Я могу посмотреть все позже.
— Теперь я понимаю, почему она не хотела отпускать тебя.
— Ее дом требует много внимания. На самом деле.
— Согласен.
Почему-то согласие, установившееся между ними, казалось намного более основательным, нежели простое совпадение мнений касательно Госпожи Минайны.
Но, может, он просто романтизирует.
***
В комнате для допросов учебного центра, Пэйтон с ума сходил от списка вопросов Мэри.
В конце концов, он должен сказать «всё, баста».
— Прости, — сказал он, прерывая женщину. — Не хочу тебя перебивать, но я думал, что речь пойдет о моей работе? Не понимаю, почему ты расспрашиваешь о семье?
— Просто собираю дополнительную информацию.
— Брат Бутч уже проверял меня сразу после ориентирования. То есть мое досье.
— Я предпочитаю делать все сама. — Женщина улыбнулась. — Тебе по какой-то причине неприятно говорить о семье?
— Нет, вовсе нет. — Пожав плечами, он откинулся на спинку жесткого стула. — Мне все равно. Но это напрасная трата времени.
— Почему так?
— Слушай, я уже говорил. Мы же знаем, чем все это закончится.
— «Все» — это что?
Он рукой обозначил пространство между ними.
— Этот разговор. Отчет, предоставленный твоему хеллрену. Намного эффективней вышвырнуть меня из программы сейчас и не марать бумагу. Я же не стану подавать на вас в суд за якобы неправомерное увольнение или подобное дерьмо… извини, то есть фигню.
— Говоришь так, будто тебя легко заменить.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты спокойно принимаешь факт своего исключения.
— Так и есть. Почему должно быть иначе?
Переплетя пальцы, Мэри подалась вперед, устроив локоть на блокноте.
— Ты — часть команды.
— Это же из песни про «миньонов»?
— Не поняла?
Он покачал головой.
— Я просто умничаю.
— Я знаю. Это один из твоих защитных механизмов… но твое стремление избежать неудобных вещей с помощью юмора — тема для другого сеанса. — Опять эта улыбка. — Так, почему ты решил, что другие члены команды не считают тебя важным?
Пэйтон сфокусировал взгляд на жемчужной сережке в ее ухе.
— Вопрос не в том, важен я или нет.
— Значит, ты уверен, что за одну ошибку необходимо выгонять из программы?
— Прошу меня извинить, и да, сейчас я не пытаюсь острить… но проблем с логикой у меня тоже нет.
— Ты продолжаешь уклоняться. Если бы Пэрадайз поступила бы так же, как ты в том переулке, ты бы попросил ее уйти из программы?
— Нет. Но она — не я.
— И в чем же разница?
В голове внезапно застучало, и Пэйтон закрыл глаза.
— Не знаю. И я здесь не главный… по понятной причине. Можно уже закончить?
— Почему ты не можешь быть главным?
— Не сомневался, что ты это спросишь, — пробормотал Пэйтон, подавшись вперед и положив руки на металлическую поверхность стола. — Не знаю. Мне нечего ответить. Так, может, используем это в качестве повода для моего исключения?
— Хочешь знать, почему они попросили меня поговорить с тобой?
— Я отправил Ново на больничную койку.
Мэри покачала головой.
— Нет, ты этого не делал. Ты принял неудачное решение, которое, честно говоря, свидетельствует о недостатках учебной программы, а не твоих личных. Братья попросили меня поговорить с тобой, потому что они хотят знать мое мнение о том, насколько серьезно ты относишься к произошедшему. Вопрос в ответственности. Все, кто работал с тобой, признают твои навыки. Ты очень хороший боец, ты умный, быстро реагируешь. Но ты легко сдаешься. Когда возникают трудности, ты разворачиваешься и уходишь. Они заметили это во время ориентирования, когда Пэрадайз буквально протащила тебя через спортзал в бассейн. Они заметили это во время тренировок. И, честно говоря, твои заявления в духе «просто выгоните меня» также характеризуют в тебе эту черту.
— Я не сдаюсь.
— Так докажи это.
— Что?
— Останься.
Пэйтон покачал головой.
— Не мне решать.
— Тут ты ошибаешься. — Голос Мэри стал серьезным. — Все зависит исключительно от тебя.
Пэйтон, притихнув, обратил внимание на то, что поверхность стола была отражательной… и если посмотреть на нее, то можно увидеть свое лицо.
Он никогда не думал об этом в таком ключе, но все женщины, которых он поимел и бросил? Школы, из которых его отчисляли? Все, что он бросил начатым, невыполненные обещания…?
Черт, самые близкие его отношения с кем-то и те были по телефону.
Мэри права. Все заморочки вокруг его исключения? Да он же буквально упрашивал выгнать его.
Именно это так бесило отца? Поверхностное отношение, без преданности делу? Его отец по-прежнему был первосортным дерьмом, на которое нельзя положиться, но Пэйтон задумался, а не сам ли он вложил оружие в его руки, образно выражаясь. А что насчет тех тусовщиков-мудаков, которых он называл своими близкими друзьями? Такие же, как и он, живут на деньги родителей, слоняются без дела, развивают пристрастие к наркотикам вместо характера.
56
Отсылка к одному из самых известнейших рождественских гимнов — "Двенадцать дней Рождества", написанном в Англии еще в 1780 году; в каждом куплете поется о том, какой подарок преподнесла рассказчику его истинная любовь в один из дней Рождества. Куропатка на грушевом дереве была подарком первого дня.