Разве что всякая упоротая шелупонь из Киева время от времени вскидывалась, кричала о недопустимости подкармливания «сепаратистов» и наезжала всякими волонтёрскими и журналистскими группами на переправы через Северской Донец и на КПП у Станицы или шахты «Родина». Иной раз подбирались к месту действия, показывали потом по телевизору, как из грузовика вытаскивают мясо и лодками и плотами переправляют его на противоположный берег. А потом эти активисты тупые ещё и жаловались, что «куда ни обращались — реакции никакой». Ещё бы! — тут у всех глухой договорняк, в котором вы ни хрена не понимаете. А ваши киевские расклады тут всем по фигу. Дураку понятно, что и ваши наезды — тоже договорняк, только киевский. Так на фига нам ради ваших киевских тараканов налаженный бизнес рушить?
Определенная польза тоже есть — чем больше наездов и жёстче запреты, тем дороже обходы и привлекательнее бизнес. Но вламываться в него с дубинкой — это уже перебор. Потому слишком борзые «разбиральщики» иной раз внезапно попадали под огонь — как всегда, «сепаратистов».
А ещё, поскольку Сто первый был «наш», как сформулировал Митридат, то «трансграничники» — так, по его словам, они себя называли — благосклонно отзывались на отдельные деликатные просьбы молодой республики. В особенности, когда со взаимным интересом. А кто обеспечивал эту взаимность со стороны ЛНР?
Вот именно!
Мишка и предложил использовать возможности — а главное, лояльность — контрабандистов в операции в укропском тылу. Во-первых, оперативно помочь техникой и информацией. Во-вторых, они помогут обеспечить отход. Вместе с мясом, на паромах этих самопальных, возле Станицы.
«Ну, а как иначе писателей этих вывозить? — спросил он риторически. — Через шахту «Родина» переться — та ещё лотерея: вдруг всё же досмотрят, несмотря на «грев». Бывают срывы у укропов, они же там к концу смены все наполовину бухие стоят. Через промзону и лесопосадки — можно, наверное. Но там ведь секреты расположение своё каждый день меняют. Не укропы подстрелят, так свои казачки могут. Они теперь злые, недавно вон в такси стреляли, что с той стороны по лесопосадке пёрлось. А оно надо? А так среди мяса писак спрячете — и ладушки! Хрен кто догадается! Разве что намокнут немного».
Мишка предложил схему связи через Настю. Укропы мобилы слушают, значит, надо всего лишь изобразить общение семейной пары, где муж поехал затариться на подконтрольные украм территории. Соответственно, её вопросы-указания, типа: «Фёдоровна, соседка матери, говорила, что в Новоайдаре цены кусаются, лучше в Старобельске на рынок загляни», — означало, что следы похитителей ведут через первый пункт во второй.
Следы же отсматривала группа, которой управлял тот, первый гэбэшник, что в штаб к Персу приезжал и остался сопровождать операцию. Это под его командованием была та хитрая отслеживающая аппаратура, о которой говорил Тарас. Наименования которой подполковник Мешков не раскрыл, естественно, но заверил, что всё работает отлично, и уже определённые в местах повышенного радиообмена трубки ведут по IMEI и другим параметрам.
— По этим данным, — уже перед самым отъездом инструктировал Алексея гэбэшник, — после захвата необычная активность электронного обмена возникла возле Тошковки. Потом в Трёхизбенке. Так что, судя по всему, их повезли через Тошковку в Трёхизбенку. Там база у них, сам знаешь. Оттуда пошли по двум направлениям. Одни поехали в Счастье, а другие дёрнулись почему-то в Северодонецк, но город проехали, углубились в лесной массив в направлении Боровеньки. Предположительно, то есть скорее всего, Щедрищево. Что там, мы не знаем. Точнее, до войны был элитный дачный посёлок. Может быть, размещается командование. Или тюрьма для таких вот важных пленников, не то, что подвалы в Половинкино. Это, кстати, будет наша просьба вам, ребята, — разведать, что там и кто.
В Половинкино он посоветовал не лезть. «Да, операцию тогда надо будет признать провальной, — тяжело вздохнул Мешков. — Но там у них штаб, всё сильно очень укреплено. Попалитесь вы там только, а дела не сделаете. Целая операция нужна, да это не один день нужен на планирование и подготовку…».
В Половинкино пленных, похоже, не повезли. Не та активность в диапазонах. А вот куда всё же отправили, было неясно. Сами пленники на связь с момента захвата, естественно, не выходили, так что мобилы их по сигнатурам было не вычислить. А из укропских подозреваемых одни переместились из Счастья в Станицу. А вот другие как раз отправились не в Старобельск, рядом с которым штаб «Айдара», а в Новоайдар. Как и куда они поедут — и поедут ли — оттуда, пока вопрос. Но для дальнейшей передачи информации — товарищ Савина, как и предложил старший лейтенант Коренев.
Настя?
Старший лейтенант Коренев выглядел серьёзно и по-боевому жёстко.
— Значит, так, ребятки, — сказал Митридат сухо. — Ваши тёрки на данный момент — наплевать и забыть. Потом разберётесь между собой. Сейчас вы — любящие супруги. Садитесь и воркуйте, как зашифруете сообщения. Где у вас рынок, где магазин, как будете обозначать команду на отход и так далее. Настя мне потом доложит. И побыстрее — время цигель ай-лю-лю!
И улыбнулся. Не по-мишкински, но и не по-ящерски. По-новому. С теплом, что ли…
Настя была отстраненна и деловита. На работе самостоятельный котёнок, понятное дело. Достала новые чистые симки, разделила на него с ребятами, на себя с Мишкой и на командира с Кугой. Но это — на крайняк, как решили. Основной трёп — только между ними.
Телефоны тоже, кстати, новые привезла. Нулёвые.
И ни словом, ни взглядом не дала понять, будто помнит, что между ними что-то есть. Впрочем, и без того всё должно быть так и не иначе. Все друг другу понаприказывали всякой ограничивающей дряни, колючей проволокой друг от друга отгородились, ощетинились. А то, что так сильно, до дрожи в руках, хочется её прижать к себе… Потому что как ни отгоняй от себя мысль о возможном крайнем случае — или тут уж точно последнем? — всё же в глубокий тыл к врагу идём…
Да хоть отгоняй, хоть нет — перед каждым боем она фоном всё равно в голову садится, эта мысль… И хочется ей вопреки прижать к себе это ставшее родным тельце, растеплить душу в нём своей нежностью, перетащить частичку её к себе, уложить в сердце к самому дорогому… — чтобы там тепло было при воспоминании о том, что здесь осталось…
Но… нельзя и этого. Какое право он имеет снова будоражить этой девчонке душу, отщипывать от неё кусок для собственного обогрева? И если мыслишка эта, фоновая, тыловая, вдруг явью станет, — кто он такой и какое право имеет понуждать её к горю и страданию по нему? И так есть кому страдать, в случае чего, зачем ещё этого дорогого котёнка в это втягивать?
И он тоже был сух и деловит. Только в качестве пароля на «норм» предложил: «Давай, целую». И при штатном возвращении: «Ну, всё, крупой затарился. Готовь нашу постель». Ну, вот захотелось немножко схулиганничать. Что, разве не естественный разговор для супругов?
Настя посмотрела на него внимательно, отвела глаза, наклонила голову, почесала бровь алой виноградинкой ноготка. Потом глянула из-под бровей — показалось, что хмуро, даже зло — и произнесла медленно:
— Чтобы только это я от тебя и услышала, понял? И никак иначе…
«А постель?» — хотел схохмить он. И вдруг понял…
Глава 7
Куда их везли, было не видно. Конвоиры не снисходили до объяснений. Но по всему выходило, что путь получался каким-то мудрёным. Сначала поехали в одну сторону, затем явно развернулись. Петляли, подпрыгивая на дороге, потом остановились.
Сергей Зайцев, писатель, что помоложе, попросился дать оправиться — а заодно пусть и руки перевяжут, а то отсохнут к чертям. Конвоиры поглумились некоторое время, похохатывая над собственными же плоскими шутками на тему, что сделают с «поганым москалём», ежели тот забрызгает им машину. Но потом несколько образумились, позволили удовлетворить естественные надобности, и даже сняли на время эти пластиковые держатели. Срезали, точнее говоря. Позволили размять руки, потом дали каждому по рёбрам — не очень сильно — и снова загнали в будку на колёсах.