Нелогическое чудо, что он не рассек голову.

Шок сотряс его, руки и ноги свело. Ладони на нем потащили куда-то, дым от огня был едким, жалил горло, пока он пытался вдохнуть. Уравнения кружились в голове, танцевали, как существо над ним.

Он застыл, его тащили, а он смотрел, как механизм над ним раскачивается на тонких ногах. Одна нога задела крышу дворца, и камень разбился. Насекомое ползло по щитку, тонкая тень на сиянии механизма. Пыль глушила свет дня, но Клэр прищурился. Он, казалось, увидел…

— Назад! — прокричал знакомый голос, рев боя заставил бы гордиться тевтонского берсерка. Меха Зигмунда дымилась грудой, два стража с мрачными лицами — один из Дорсета, судя по носу — тащили Клэра. Он пытался шевелить ногами, но не мог. Они могли и отсутствовать, раз не слушались.

— Внутрь! — крикнул кто-то еще. — Они идут! ВПЕРЕД!

Этот голос тоже был знакомым, и Клэра несли в дверь замка как мешок картошки, а он пытался понять, что тут делал Микал.

Низкий вопль поднялся среди атакующих меха.

— Пруссы! — крикнул Микал, Зигмунд ругался на немецком. — Отступаем! Заприте двери! Двигайтесь, псы!

«Мисс Бэннон не просто так выражается, — веки Клэра трепетали. Зиг склонился над ним, что-то влажное и холодное задело лоб Клэра. Платок, пропитанный чем-то. — Пруссы. Наемники. Они уверены, что побеждают. Да, меха не так полезны во дворце. Некоторые в этом заговоре хотят, чтобы Виктрис схватили живой или доказали ее смерть. Меха не могут говорить о своих жертвах так, как люди».

— Ментат, — хрипло сказал Микал рядом с ним. — Почему я не удивлен. И… где убийца?

— Большой Спиннэ снаружи, — сказал Зигмунд, рот Клэра не открывался. — Мертвый, наверное. Wer weiss?

Теперь Клэр видел Щита. Лицо было серым, желтые глаза яростно сияли, мужчина выглядел плохо. Эли за ним говорил с капитаном стражи, часто поглядывая на укрепленную железом дверь.

— Долго не продержится, — мрачно сказал Микал. — Несите его. Ваше величество?

И, что было невозможно, королева Виктрис появилась в поле зрения, ее лицо было в пыли поместья и ужасно усталым. Безвременная тень в темном взгляде была Британией, правящий дух был отвлечен, несмотря на угрозу сосуду.

— Я должна добраться до Трона.

— Верно, — Микал не дрогнул от сильного удара по двери. Несколько стражей закрывали дверь всем, что можно было двигать, включая обломки камней. — Идемте. Эли!

— Что теперь? — другой Щит был мрачен. Половина его лица была в крови, но он хотя бы нашел обувь лучше. Он сиял яростным оживлением, не осталось ни капли сонливости, и Клэр ощутил, как оковы на легких ослабли.

Зиг перевернул его так, что мог сломать пару ребер. Клэр закашлялся, чуть не запачкал пыльные юбки королевы. Она не заметила, вышла с Эли из виду, и Микал взглянул на Клэра.

— Молодец, ментат. Один из стражей найдет вам оружие. Мы выступим перед Троном.

«О», — Клэр подавил тошноту.

— Да, — он закашлялся с силой, повернул голову. Его тошнило, а потом Зиг поднял его, и Клэр обнаружил, что ноги его несут. Они дрожали, но работали. — Так и будет. Бог и Ее величество. А мисс Бэннон?

— В другом месте, — Микал развернулся и пошел за королевой. Зиг похлопал его по спине, но уже не сильно.

— Арчи, — баварец тряхнул грязной лысеющей головой. — Ты безумен, друг. А мерзавцы заплатили.

Клэр закашлялся снова, прислоняясь к широкому плечу Зига.

— Да, Зигги. Точно.

«Если я должен умереть, то это едва ли плохая компания».

Кулон у его горла стал ледяным, и кожу вокруг него начало покалывать.

Глава тридцать восьмая

Работа жизни

Купол защитной магии разбился, острые дротики эфирной энергии пронзали дрожащий воздух. Эмма застыла, Левеллин пошатнулся, запнулся. Она хотела дотянуться до рукояти, выхватить его и ударить снова и снова, столько раз, сколько будет нужно, чтобы он замолк.

Она не успела.

За ней раздался протяжный вопль и влажный хруст. Пал еще один Щит. Она оглянулась через плечо, два оставшихся Щита были заняты грифонами. Птицы-львы нападали, дикие бросались опасными дугами. Их было слишком много, даже Щит калибра Микала не смог бы сдержать пернатую волну.

А грифоны не перестали бы нападать, пока не насытят голод.

Но Эмму тревожил Главный, рухнувший на колени перед башней. Алтарь — простой кусок камня — сиял перед ним тускло-красным эфиром, пошел трещинами. Он пытался продолжить заклятие, брешь в ноте открылась и стала бездной, сложные звенья отваливались.

Ее горло сжалось. На миг она пожалела его, Взглядом она видела собор заклинания, прекрасный и целый, а потом по нему пошли трещины, он начал искажаться, портя работу Главного.

Работа жизни. Как долго Левеллин планировал это?

Вопросы могли подождать. Она потянулась к ножу, но Главный выгнулся, его тело ударила магия, вышедшая из-под его контроля. Она обрушилась на него, его плоть дернулась, физическое тело не могло столько выдержать, мышцы и кровь расслаивались.

Смерть была неприятной. Так было с симулякром в сумасшедшем доме, когда от него остались лишь разбитые кости и куски кровавого мяса. Его глаза лопнули, волосы сожгло заклинание, отомстив ему. Нож вывалился, звякнул о камень. Эмма рефлекторно потянулась за ним, схватила пальцами скользкую рукоять. Что-то прокатилось еще, и ее свободная рука схватила это и спрятала в карман юбки.

«Ох, Ллев».

Башня со стуком вернулась к своему обычному облику. Она уже не была когтем рептилии, а стала просто грудой обломков поместья и мха, склонившись, словно от сильного ветра.

Тени кружили над головой, грифоны ныряли, триумфально крича, и Эмма отвернулась от тела на земле, от кипящей крови, ее ладонь закрыла лицо.

Земля перестала дрожать. Вортигерн, бесцветный дракон, Третий змей и праотец всех Безвременных детей, что еще не спали, погрузился в сон, остров на его спине натянулся зеленью и серым.

А Эмма Бэннон, Главная волшебница, плакала.

Тишина была такой же сильной, как какофония до этого, она подняла голову, вытирая щеки.

Многие грифоны питались павшими Щитами и трупами птиц-львов. От звуков разрывания и глотков не по себе было даже ей. Даже Клэру стало бы плохо от этого.

«Клэр», — она сглотнула, невидимые нити подрагивали. Лондиний был далеко. Она уехала на Хлоросе до Уэльса.

Один из грифонов приблизился. Он поглядывал на нее, зрачок с золотой радужкой отражал маленькое идеальное изображение уставшей волшебницы, вооруженной зубочисткой.

«Ох», — Эмма сглотнула.

Синий язык грифона мелькнул, когда он открыл клюв. Он был черным, оставшимся от тех, кто управлял повозкой, его блестящие перья на солнце отличали синим.

— Вортигерн, — свистнул он. — Вортигерн еще спит, волшебница.

«Для этого все и было, да? И теперь у меня есть другие дела», — рукоять была мокрой от крови и ее пота, пульсировала в ее сжатом кулаке.

— Да.

— Мы голодны, — щелкнул клюв.

— Пируйте мертвыми, — указала она. — И Вортигерн спит.

Другими словами: «Я оказала вам услугу, я верна Британии, как вы». Или проще: «Прошу, не ешьте меня».

Он рассмеялся. Он сжал когти, от него воняло кровью, это терзало нос Эммы. Кровь могла доводить зверей до безумия…

Невидимые нити, привязанные к кулону, снова дрогнули. Если так было здесь, то Клэр был в беде.

— Прости, — сказала она грифону, ее хватка на ноже стала крепче. Камень на горле был ледяным, это жалило, и она знала, что символ поднимается из его глубин, мерцает, принимая форму спутанных линий эфирной силы.

Зверь рассмеялся снова, его лапы шевелились, он готовился прыгнуть. Перья шуршали, его зрачки были темными, а золото радужки — ярким.

— И ты прости, волшебница. Но мы голодны.

Сила извивалась в ней. Она устала ментально и эмоционально от открытия Дисциплины. Ее волшебная Воля была сильной, да, но эфирная сила истощила ее физическое тело. Это замедлит ее в момент, когда скорость и сила требовались сильнее всего.