Прекрасно понимая, что каждый встреченный прохожий может оказаться врагом, надвинула пониже капюшон и отправилась к человеку, который стал моей последней надеждой.

В дневном свете вспомнить по памяти дом Ильи оказалось довольно просто. Был ли он сейчас у себя? Я готовилась к долгому ожиданию где-нибудь подальше от прохожих и машин, но удача впервые за день повернулась ко мне лицом: стоило нажать на звонок, как он почти сразу распахнул дверь, вытирая масло с рук мягкой тряпкой.

- Привет, - сказала тихо. Сазонов привалился плечом к косяку, словно подталкивая продолжить разговор, а я не знала с чего начать. Нервно теребила ручку сумки и не могла оторваться от его карих глаз, а язык словно онемел. Илья не торопил, но и помогать не собирался. Лицо серьезное, хмурое. На щеке темная полоса – след от сегодняшней работы, и мне хочется коснуться, стереть его.

- У меня мало времени. Если сказать нечего, не буду тебя задерживать, - он начинает закрывать дверь, и только после этого я словно отмираю, хватая мужчину за руку.

- Пусти, - шепчу, ощущая как еще чуть-чуть, и голос сорвется. – Я объясню все. Только не здесь.

Илья молча пропускает меня внутрь гаража. Знакомый «БМВ» с поднятым капотом, рядом инструменты. Он вытирает руки, а я не свожу глаз с его спины, вспоминая, что делала тут неделю назад. Кажется, с этого момента прошла целая вечность.

Мы поднимаемся наверх, в руках дурацкая сумка, которую я не знаю, куда приткнуть. Илья забирает ее, устраивая возле дивана, а я подбираю слова, чтобы начать рассказ, но как назло, ничего не выходит.

Он достает из шкафа чай, и я успеваю увидеть нарисованные на нем вишни. Сердце сжимается, и я, наконец, начинаю рассказывать.

Сначала речь льется бессвязно, но чем дольше говорю, тем больше успокаиваюсь. На его лице – неверие, другой реакции сложно ожидать. Когда я заканчиваю, Илья сидит на барном стуле, подперев кулаком лицо. Все это время я стараюсь избегать прямого взгляда, сосредоточившись на его руках, но и они отвлекают. Кожа еще помнит горячие прикосновения, и я кляну себя за то, что думаю совсем не о спасении собственной шкуры.

- Я должен поверить в эту историю?

- Не должен, - мы смотрим друг на друга, а в голове – туман. Как бы не завело наваждение за пределы разумного. – Но мне больше не к кому идти.

Илья встает, обходит комнату. Я вижу, как напряжены его мышцы, и боюсь думать о том, что у него в голове. А сама бы я смогла поверить? Не вызвала бы санитаров, приди ко мне с такими речами? Не знаю, не знаю.

- Что ты хочешь от меня?

- Мне нужно найти бабушкину тетрадь. Это последний шанс выбраться отсюда.

- Ты знаешь, где ее искать?

- Примерно догадываюсь, - на самом деле, это единственный возможный вариант. – Мне нужно забраться в дом к отцу.

- Забраться? – Илья вскинул бровь, а я со вздохом рассказала о звонке папе.

- Если не получится вернуться, что ты будешь делать?

- Пожалуйста, не задавай вопросы, ответов на которых нет.

- Я тебя понял.

Снова молчание наполняет комнату, Илья выходит из нее, а я смотрю на свое отражение в зеркале. Кажется, как будто оно усмехается надо мной, и я торопливо отхожу в сторону, хватая книгу со стола. «Сто лет одиночества», - читаю название и удивляюсь. Знаю ли я этого человека? Знаю ли я хоть кого-нибудь настолько, чтобы быть уверенной в нем?

Невеселые ответы терзают душу, но размышлять долго мне не дают. Появляется Илья, переодевшийся в темные джинсы и серую толстовку с капюшоном.

- Поехали, - зовет он, и я хватаю сумку с вещами. Мужчина смотрит удивленно, но ничего не говорит. Понимает, что я здесь – временный гость.

Мы садимся в машину и плавно выезжаем со двора.

- Тридцатая? – спрашиваю, поглаживая панель.

- Угадала, - кажется, вопрос об автомобиле слегка прибавляет настроения и я, ободренная успехом, продолжаю:

- Прости, что тогда убежала. Я думала, что больше не увижусь с тобой, и не хотела делать больно.

- Кому?

Я наклоняю голову, пряча лицо за спадающими волосами, и снова повторяю еле слышно «прости».

Дорога до отцовского дома наполнена молчанием, разбавленным тихим голосом солиста «Сплина». Музыка играет чуть слышно, зато звонок на мобильнике раздается словно гром среди ясного неба. От неожиданности я вздрагиваю, а увидев номер звонящего, решаю не брать.

- Кто там? – вопрос Ильи звучит слегка собственнически, но я говорю:

- Дима.

- Ответь.

Нехотя нажимаю на прием и слышу отборную брань в свой адрес, срывающуюся на крики. Не отводя глаз от дороги, Сазонов забирает трубку, слушает с минуту, после чего произносит:

- Отстань от девчонки. На твоем месте я бы не раскидывался угрозами, иногда за такие слова можно неслабо схлопотать.

Говорить дальше он не собирается, протягивая смартфон обратно, а я вцепляюсь в него, ощущая чужое тепло. Дура, о чем ты думаешь…

Чем ближе мы к дому отца, тем сильнее я начинаю дрожать. Илья искоса смотрит на меня и подкручивает печку, но теплее не становится. Этот холод снова идет изнутри, и я не знаю, чем его можно согреть.

- Сверни вот здесь, - окна в доме папы не горят. Спит? Уехал? Лучше бы второй вариант, но я готова к любому.

Мне не нужно заходить в сам дом, я вовсе не уверена, что один из связки ключей подойдет к местному замку. Сзади – беседка, в ней стол, два кресла, старый сундук. Между ним и стенкой есть небольшое отверстие, размера которого хватает ровно настолько, чтобы засунуть туда руку. Я делаю глубокий вдох как перед нырком и протягиваю ладонь. Когда пальцы нащупывают шуршащий уголок пакета, сердце уже готово насквозь протаранить грудь от волнения. «Хоть бы оно, хоть бы…»

Тетрадки старые, холодные. Рада надежно запаковала записи, но не учла одного – об этом тайнике мы узнали одновременно, как и о многих других вещах, и проще было их уничтожить, а не прятать. По крайней мере, именно так я и сделаю.

Обратно к машине я бегу, оставляя следы каблуков на свежевыпавшем снегу. До утра их обязательно заметет, и вряд ли отец поймет, что я была ночью здесь. Осталось еще немного. Илья стоит возле машины, опираясь на капот. Я спешу к нему, думая, что вместе нам быть - час от силы, и вряд ли за это время я смогу узнать его лучше.

- Вот она! - я слышу крик и поворачиваясь к звуку. Яркие фары ослепляют, я инстинктивно закрываю лицо от света и теряю драгоценные секунды, стоя на месте.

Двое парней бегут в мою сторону, но Илья хватает меня за рукав и прячет за собой еще до того, как они оказываются рядом.

- Свалил, придурок! – орет один из них и сразу получает кулаком в нос. Второй бросается следом, но и он через мгновение оказывается сбитым с ног. «Морская пехота – это вам не шутки», - в голову лезут всякие глупости, и я вдруг понимаю, что вхожу в число тех людей, которые без чужой помощи в книгах и фильмах дохнут первыми, еще до того, как зрители запомнят их имя. Я – балласт. Бред, бред, бред…

Пока нападавшие не успели прийти в себя, Илья заталкивает меня на заднее сиденье и резко стартует с места. Я вижу его профиль, временами выхватываемый из темноты светом дорожных фонарей. «Он красивый», - думаю я, а вслух говорю:

- Как ты?

- Рада, в какие игры ты играешь? Расскажи правду, и я постараюсь тебе помочь, - голос спокойный, словно ничего особенного вокруг не происходит.

- Это и есть правда, Илья, - я закачала головой, горько усмехаясь. – Я не знаю, во что она меня впутала, и не знаю, как вылезти из этого дерьма.

Мы остановили машину невдалеке от города. Заглушив мотор, Илья поправил зеркало заднего вида так, чтобы смотреть мне в глаза. Я ловлю его усталый взгляд и понимаю, что сама едва ли выгляжу лучше, и руки тянутся поправить волосы.

- Они ждали тебя возле дома отца, значит, и в квартире не безопасно. Нам обязательно туда идти?

-Мне – да, - я покусала губы, вздохнула и добавила: - А тебе нет. Спасибо за помощь, дальше я как-нибудь сама.