Вопрос носил чисто риторический характер и не подобал по положению «его светлости», от него конгресс и страна ждали новых ратных подвигов во имя драгоценной свободы. Вашингтон получил благодарность за Бостон от конгресса, который постановил отчеканить в честь славной победы золотую медаль в Париже. Гарвард воздал должное в достойной ученых форме, присудив Вашингтону степень доктора права. Художники малевали его портреты, а поэты сочиняли хвалебные оды.
В Америке объявился собственный военный гений, страна обрела полководца. Нет ни малейших сомнений в том, что поздней весной 1776 года Вашингтон уверовал в свою счастливую звезду.
Генерал Вашингтон отвоевал Новую Англию, и конгресс на гребне успеха счел возможным распоряжаться освободившимися частями континентальной армии. Нокса отправили в Ньюпорт укреплять город, Ли — на юг, командовать в Вирджинии, подкрепления пошли в Канаду. «Это значительно ослабило наши силы», — пожаловался Вашингтон в письме брату. Публично он не возражал, всегда признавая верховенство гражданской власти над военной.
Он ожидал, что англичане нанесут сильнейший удар, скорее всего высадившись в Нью-Йорке. Туда Вашингтон и погнал армию, озаботившись новым укреплением дисциплины, в чем, как уже объяснялось, по его разумению, и состояла основа боевого духа. За проступки — от игры в карты до самовольной отлучки — теперь полагалось 100–300 ударов плетью, иногда предписывалось: «По получении последних пятидесяти ударов спину наказуемого хорошо промыть водой с солью». Чтобы крепче помнили и злее были.
За десять с небольшим лет до описываемых событий во время Семилетней войны Англия выставила армию в 300 тысяч человек. Для подавления «бунта» американских колоний никак не могли собрать войско в 55 тысяч человек, на которое отпустил средства парламент. Хоу для кампании 1776 года требовал 50 тысяч человек.
Георг III, премьер Норт и министр по делам Америки лорд Джермен — трое, вознамерившиеся вернуть короне заатлантические владения, столкнулись с оппозицией к войне в собственной стране. В парламенте звучали отвратительные для слуха монарха речи вигов — лорда Чатама (У. Питта), Бёрке, Фокса и других. Их было мало, но они громко оплакивали действия короля, подрывавшего самые основы Британской империи. Как водится в Англии, то была оппозиция его величества — виги стояли за главенство английского парламента, однако указывали, что пробил час заменить узы имперских связей содружеством наций. Практической помощи «бунтовщики» по ту сторону Атлантики от них получить не могли, единственное, чего можно было ждать от вигов, — объективное признание справедливости их дела с парламентской трибуны.
Этого было, впрочем, немало. Лучшие британские военачальники и флотоводцы, отклоняя предложения короля воевать с американцами, ссылались и на парламентариев. То, что кощунственные для Георга III речи звучали в Вестминстере, неслыханно затруднило вербовку солдат. Очень скоро выяснилось, что в Англии потребной армии не собрать. В народе смотрели на поход, затевавшийся королем, как на братоубийственную войну. Тогда Георг III по обычаям века решил купить наемников. В сентябре 1775 года он обратился к российской императрице с просьбой продать 20 тысяч казаков, о воинском мастерстве которых понаслышались и в далекой Англии.
Обращение из Лондона изрядно повеселило российский императорский двор. Георгу III был послан изысканно-вежливый отказ. Он возмутился — императрица «не проявила той теплоты, которой я ожидал от нее, она даже пренебрегла приличием и не написала ответ собственноручно». Король напрасно гневался на императрицу, будто бы не желавшую лично вникнуть в дело. Екатерина II в эти дни писала (собственноручно!) одной из своих приятельниц в тоне милой светской болтовни: «Английский король — превосходный гражданин, добрый супруг, отец и брат. Такой человек не может остаться равнодушным к смерти сестры, хотя бы ничего не стоящей, и я готова держать пари, что потеря сестры причинила ему большее горе, нежели поражение его армии в Америке. Вы знаете — его прекрасные подданные тяготятся им, и даже часто». Императрица в заключение выразила сердечное убеждение, что еще при ее жизни Америка отделится от Европы.
Проученный в России, Георг III обратился к тем, кого он знал, — немецким князькам. Они, презрительно заметил Бёрке, «жадно втянули ноздрями трупный смрад прибыльной войны» и охотно продали Англии солдат. Кузен Георга III князь Брунсвик Люненбургский продал 4300 человек. За ним последовали другие — немецкие правители содержали дворы и были чадолюбивы. Князь Ханау имел от разных женщин свыше 70 детей, а ландграф Гессен-Кассельский — около 100. Последний правитель сумел из 300 тысяч подданных собрать почти 20 тысяч солдат. Уроженцы этого ландграфства составили большинство наемников, и поэтому всех их американцы стали именовать гессенцами. В общей сложности Георг III купил в германских землях и отправил за океан 30 тысяч наемников, что обошлось Англии в 4,7 миллиона фунтов стерлингов.
Лондон не делал секрета из своих военных приготовлений, и вести о них достигали берегов Америки. Быть может, королевские министры хотели посеять панику среди восставших. Результаты получились обратные. В колониях заговорили о том, что пора рвать все связи с Англией. Собственно, терять больше было нечего, — в декабре 1775 года парламент объявил, что американские колонии больше не находятся под защитой Англии. Был санкционирован захват и конфискация американских судов в открытом море.
9 января 1776 года увидел свет памфлет Томаса Пейна «Здравый смысл», сыгравший решающую роль в повороте настроений в Америке в пользу независимости. За три месяца было продано неслыханное количество экземпляров — 120 тысяч! А жило в стране не менее трех миллионов, многие были неграмотными. Пейн целил прямо в институт монархии, то есть опрокидывал последнюю надежду лоялистов. Он знал о Георге III и прочих из первых рук — Пейн приехал в Америку в ноябре 1774 года и очертя голову бросился в местный политический водоворот. Импортированные им идеи получили немедленный отклик на новой родине, где к выходу памфлета он прожил год с небольшим.
Пейн объяснил американцам, что династия английских королей, основанная Вильгельмом Завоевателем и представленная Георгом III, возникла не по воле всевышнего. «Французский ублюдок, высадившийся во главе вооруженных разбойников и воцарившийся в Англии вопреки согласию ее жителей, является, скажем прямо, весьма мерзким и низким пращуром. В таком происхождении, конечно, нет ничего божественного». Автор велеречиво обосновал справедливость отделения от Англии, причем подчеркнуто оценивал это событие в глобальных терминах и категориями меньшими, чем тысячелетия, не мыслил. «Здравый смысл» привел его в заключение к утверждениям, что американцы соорудят никак не меньше чем рай на земле. Он закончил свое внушение недавно обретенным соотечественникам весьма возвышенной тирадой: «О! Вы, которые любите человечество! Вы, кто отваживается противостоять не только тирании, но и тирану, выйдите вперед! Каждый клочок Старого Света подавлен угнетением. Свободы травят по свету. Азия и Африка давно изгнали ее. Европа считает ее чужестранкой. Англия же потребовала ее высылки. О, примите беглянку и загодя готовьте приют для всего человечества».
Читать эти строки поднявшимся против метрополии было сладостно и очень приятно. Пейн по своему разумению пытался раскрыть внутренний смысл борьбы и ее значение для истории. Вашингтон, как и другие лидеры революции, принял к сердцу «Здравый смысл». Но как военный он отвел должное место сообщенному Пейном. Коснувшись умонастроений народа, он писал 31 января 1776 года: «Еще несколько горячих аргументов типа продемонстрированных в Фалмуте и Норфолке (города, сожженные английским флотом в октябре 1775 года и январе 1776 года. — Н. Я.) в дополнение к трезвой доктрине и неопровержимой аргументации «Здравого смысла» не оставят сомнения, что отделение уместно». Спустя десять дней он добавил: «Дух свободы бьется в наших сердцах, чтобы мы могли надеть ярмо рабства, и, если ничто другое не удовлетворит тирана и его дьявольское министерство, мы преисполнены решимости порвать все связи с таким несправедливым и неестественным государством».