Анджела Додд подняла голову, быстро вытерла слезы и встала.

— Почему ты поднялся с постели, Том? Ты ведь знаешь, что тебе нельзя вставать! — Она сорвалась с места, подбежала к нему и, взяв под руку, подвела к стулу.

Но сэр Томас высвободился, сел сам и при этом улыбнулся жене.

— Ты прекрасно знаешь, что это уже не имеет никакого значения, — сказал он. Потом взглянул на Алекса, который держал в руках кинжал. — А зачем вы это вынули из моего ящика?

— Я прошу прощения, — Паркер заколебался. — Мне очень жаль, что я и дальше должен выступать здесь в своей официальной роли, но, к сожалению, преступление было совершено, и мы должны узнать правду. Минуту назад ваша супруга призналась в убийстве Стивена Винси.

— Это абсурд! — перебил сэр Томас и повелительным жестом призвал к молчанию. — Ты действительно сказала что-то подобное, дорогая? Если этот человек лжет, я немедленно свяжусь с министром внутренних дел и…

— Этот джентльмен говорит правду.

— Что такое? — лицо известного археолога стало еще бледнее. — То есть, как, почему?

— Потому. Потому что.

— То есть, вы отказываетесь от того, что сказали прежде? — спросил Паркер.

— Да. Отказываюсь. — Она вытерла платочком следы слез. Казалось, сейчас она снова взяла себя в руки.

— Ну хорошо. — Паркер вынул платок и вытер пот со лба. — Мне очень жаль, сэр. Я знаю, что вы недавно перенесли операцию и что состояние вашего здоровья оставляет желать лучшего. Я не хотел бы сейчас, посреди ночи, продолжать эту ужасную сцену, но есть масса вопросов, на которые вы, мадам, должны нам ответить. Из всего вами рассказанного неопровержимо следует, что вы находились на месте преступления. Вы сказали нам даже, каким орудием был убит Винси. Потом хотели указать нам место, откуда взяли это орудие, и действительно показали мне идентичный кинжал. И тут же потеряли сознание. Я хочу, что бы вы, сэр, и вы, мадам, отдали себе отчет в том, что я должен услышать всю правду, в противном случае я с большим сожалением вынужден буду арестовать миссис Додд по подозрению в совершении убийства, а завтра вся британская пресса объявит об этом, публикуя на первых страницах газет ваши огромные снимки, мадам, и вываляет в грязи всю вашу семью. Так что, если вы не убивали Стивена Винси и у вас есть шансы доказать это, прошу вас говорить. Прошу сказать мне также, каким чудом в собственности вашей семьи оказался точно такой же кинжал, как тот, которым был убит Винси? Причем тот кинжал был его собственностью много лет. Прошу сказать мне, что находилось в битком набитой сумочке, которую вы принесли в гримерную Винси, и почему вообще вы оказались в его гримерной, скрыв этот факт от дочери и будущего зятя. Я хочу знать всю правду, и мой долг — добиться ее любой ценой. Только зная всю правду, я найду убийцу. Итак — хотите ли вы, мадам, сказать нам эту правду, или предпочитаете, чтобы она все равно выплыла на поверхность, но несколько позже и с огромным скандалом, потому что убийство такого актера, как Винси, отзовется громким эхом и станет желанной и огромной сенсацией для газет.

— Быть может, я вам отвечу, — тихо произнес сэр Томас Додд.

— Том! — воскликнула его жена. — Эти люди не имеют права. Никто не может.

— Боюсь, моя дорогая, что в конце концов они и так доберутся до правды, — ее муж развел руками. — Есть документы, факты, даты. Если полиция начинает искать, она рано или поздно все найдет. А ты ведь не хочешь быть сейчас обвиненной в убийстве? — Он указал на кинжал в руках Алекса и, улыбаясь жене, ласково прошептал: — Моя бедная, глупенькая деточка. А ведь достаточно было лишь спросить меня.

— Должен ли я понимать ваши слова как желание дать показания? — Паркер встал и открыл свой блокнот.

— Показания? — сэр Томас Додд ласково посмотрел на него и улыбнулся чуть снисходительно. — Два месяца назад меня прооперировали по поводу рака. И якобы после этой операции я должен был получить по крайней мере с полгода спокойствия. Но пару дней назад боли снова начались.

— Том! Почему ты мне об этом не сказал?! — В глазах миссис Додд Паркер и Алекс увидели искренний немой ужас. Она сжала губы. — Это ничего, — сказала она мягко. — Это, наверно, еще последствия той операции. Так бывает, что боли сначала появляются, но потом они исчезнут.

— Нет, моя дорогая. Когда вы поехали в театр, я позвонил Джорджу Амстронгу и спросил его, может ли он меня принять. — Он взглянул на Паркера. — Амстронг — это наш крупнейший специалист в области онкологии. Это он сделал мне операцию. — Паркер молча кивнул. — Но мы отклонились от темы, — сказал сэр Томас. — Вы спросили меня, хочу ли я дать показания. В десять часов мой друг, доктор Амстронг, сказал мне, что я. выздоровею. Но когда я потребовал правду, говоря, что каждый человек должен иметь шанс подготовиться к последнему путешествию, а кроме того, объяснил ему, что мои личные и профессиональные дела требуют от меня полного осознания положения, он несколько изменил свое мнение, и хотя не сказал мне этого прямо, но дал понять, что при таком диагнозе человек всегда и ко всему должен быть готов. Впрочем, мне уже хорошо знакома эта боль, и никто меня не обманет. — Миссис Додд закрыла глаза. Он погладил ее по волосам и выпрямился. — Видишь ли, моя дорогая, сейчас у меня, быть может, несколько иное отношение к жизни, чем было прежде. Я знаю, почему ты призналась в своей вине. Ты вошла в его гримерку и, увидев этот кинжал, решила, что это я его убил. Поэтому и призналась, когда эти джентльмены сюда пришли. Моя глупенькая храбрая малышка. Твоя жертвенность была совершенно не нужной.

— Так было? — спросил Паркер.

Миссис Додд молча кивнула головой в знак согласия.

— А могу я спросить, почему ваша супруга немедленно поверила, что это именно вы его убили? Среди множества вопросов, на которые вы мне еще не ответили, этот тоже очень меня интересует.

— Я думаю, что невозможно ответить на каждый из ваших вопросов отдельно, — сказал сэр Томас усталым голосом. — Либо вы должны узнать всю правду, либо — ничего. Но, полагаю, в такой ситуации правду утаить не удастся. — Он взглянул на жену. — Я хотел бы лишь добавить, что в этом деле замешана честь двух женщин и одного мужчины, а кроме того, счастье моей семьи и ее будущее. Можете ли вы мне сказать, какие гарантии сохранения тайны я получу, если соглашусь сообщить вам то, о чем не знал никто, кроме Стивена Винси?

— Я был офицером Военно-воздушного флота Ее Королевского Величества и являюсь офицером полицейских сил нашего королевства, — сказал Паркер. — Мой сотрудник, присутствующий здесь, был также во время войны офицером авиации и является кавалером нескольких высших военных орденов, но прежде всего, английским джентльменом. Несмотря на это, я не могу обещать вам ничего, кроме того, что никто никогда не узнает ни одного слова из всего, что будет здесь произнесено, при условии, что миссис Додд невиновна. В противном же случае я должен буду выполнить обязательную юридическую формальность и сказать: «Миссис Додд, вы подозреваетесь в убийстве мистера Стивена Винси, и я от имени закона предупреждаю вас, что с этой минуты каждое произнесенное вами слово может быть использовано против вас. Обращаю также ваше внимание, что вы имеете право не давать никаких показаний, прежде чем не поговорите со своим адвокатом». — Паркер развел руками. — Извините, но я действую от имени закона и в этой ситуации не могу больше ничего добавить.

— Этого достаточно, — кивнул головой сэр Томас. — Я должен довериться вам и рад, что вы ответили мне именно такими словами. Это было честно. — Он посмотрел на жену. — Может, ты предпочла бы отдохнуть у себя, дорогая?

Паркер удивленно вскинул брови, но миссис Додд опередила его.

— Нет. Я останусь. Если уж нам приходится пройти через такое, сделаем это вместе.

— Хорошо, — сэр Томас склонил голову. — Чтобы вы могли понять, что случилось сегодня вечером, мы должны вернуться на двадцать с лишним лет назад. Я был одноклассником Стивена Винси. — Он задумался. — Я был не только его одноклассником, я был его другом. Мы тогда были неразлучны. Нас связывала общая любовь к театру. Мы ходили вместе на все спектакли, вдвоем основали драматический кружок в школе и были в нем ведущими актерами. Может, вам это покажется смешным, джентльмены, но многие утверждали, что я обладаю большим актерским талантом. Окончив школу, я, однако, поехал учиться в Оксфорд, потому что мой отец, который был археологом, даже слышать не хотел о том, чтобы я выступал на сцене. Впрочем, археология тоже привлекала меня с детства. Наш дом жил жизнью древних веков, и в нем было полно черепков, статуэток и разных тому подобных старинных вещей. Отец научил меня понимать и любить их. А Винси тем временем делал попытки получить ангажемент в каком-нибудь театре. И вот когда мы в те годы расставались, то заказали эти два кинжала. Это, наверно, очень по-юношески, но кинжалы должны были означать, что в будущей жизни один из нас всегда может рассчитывать на дружбу другого. Стивену удалось устроиться в какой-то провинциальный театр, а позже, когда я уже окончил Оксфорд, он оказался в Лондоне, но все шло у него как-то не очень. В те времена он часто бывал у меня. После смерти отца я унаследовал этот дом и небольшую сумму наличными. Стивен жил у меня некоторое время и питался «когда не хватало денег», а не хватало их ему постоянно, ну, в общем, я старался поддерживать друга, как только мог. И так тянулось до тех пор, пока я не познакомился с Анджелой Кроуфорд, девушкой, в которую влюбился и на которой собирался жениться, — она тоже меня любила. Вот тогда-то и произошло то, что бросило тень на всю нашу жизнь, тень, которая в эту минуту снова ложится на эту комнату. Конечно, я их познакомил, веря, что мой единственный друг и моя единственная девушка тоже подружатся. Так и случилось. Случилось даже большее. В один отнюдь не прекрасный день я получил от Анджелы короткое письмо, содержание которого было для меня как удар грома посреди ясного неба. Она ушла от меня к Стивену. Я вынес это, потому что должен был вынести. Стивен выселился из моего дома еще раньше, и я его больше не искал. Впрочем, скоро его имя стало более известным. Прошло полгода, потом еще год. Однажды я оказался на юге Британии. Мы вели там раскопки какого-то кургана друидов, невдалеке от маленького городка, в котором жили члены экспедиции. И там я встретил Анджелу. Мы встретились на улице, и она хотела пройти мимо. Я остановил ее. Я еще ничего не знал. Спросил о Стивене. И тогда узнал правду. Анджела вместе с ребенком, маленькой двухмесячной девочкой, жила теперь у старой тетки, которой сказала, что она вдова и ее муж погиб в автомобильной аварии. Я пошел туда. Мы стояли над колыбелью этого ребенка и смотрели друг на друга. Я по-прежнему любил ее. Думаю, что и она любила меня даже тогда. Но мы смотрели друг на друга, как жертвы урагана, который разрушил их дом и унес с собой все надежды. А между нами лежала эта малютка — спящий ребенок. Ребенок ее и Стивена Винси. Конечно, он на ней не женился. Он бросил их обеих и даже не поинтересовался, что стало с ней и с его крошкой-дочерью. В то время его карьера стремительно росла. Зачем же ему было обременять себя семьей?.. Спустя некоторое время мы с Анджелой поженились. Я как раз тогда отправлялся с экспедицией в Египет, где провел два года. Анджела и малышка поплыли на другом пароходе. Мы обвенчались в Каире, почти тайно. Позже я устроил так, что Анна получила свидетельство о рождении на полтора года позже. В конце концов, трудно определить точно: девочке три года или четыре с половиной. Египет помог. Никто ничего не заподозрил. Впрочем, я тогда был всего лишь молодым, никому не известным научным сотрудником, и никто не интересовался моей жизнью. Я много путешествовал по всему миру, и ни у кого не было причин предположить, что Анна — не мой ребенок. Шли годы, пробежало их почти двадцать, и как раз сейчас, когда кузен моего отца скончался, оставив такое огромное состояние, Винси отозвался. Он знал правду, хотя никогда ею не интересовался. Однажды он встретил Анджелу на улице и с веселой улыбкой спросил, как у нее дела. Быть может, она плохо сделала, что сказала ему всю правду и отнеслась к нему как к жалкому ничтожеству, которым он, по сути, и был. Винси пытался ей что-то объяснить, но она повернулась и ушла. Думаю, что это его обрадовало. Со времени этой встречи прошло более десяти лет. На прошлой неделе он вдруг позвонил Анджеле, требуя свидания. Когда она отказалась, он стал угрожать, что все обнародует. Анна, конечно, не имеет понятия, что она. что ее с Винси связывают узы родства. Я — ее отец, и Господь мне свидетель, что я заслужил это звание больше, чем тысячи других людей. Анджела рассказала мне о телефонном разговоре с Винси. Мы начали думать, что нам делать. Запоздалые отцовские чувства у Винси явно были вызваны публикациями СМИ о наследстве Анны. Винси оказался в очень благоприятной для себя ситуации. Во-первых, он мог предать все огласке, принеся нашей семье огромное несчастье, потому что, я думаю, для нашей девочки это был бы огромный стресс, тем более если бы она узнала, что ее биологический отец оказался таким негодяем. Во-вторых, ее двоюродный дед, умирая, написал в завещании, что наследовать ему могут лишь кровные родственники. В качестве моей дочери Анна является его кровной родственницей, в качестве дочери Винси — конечно, нет. Это была очень мрачная ирония: теперь, когда судьба столь неожиданно и щедро улыбнулась девушке, откуда ни возьмись появляется страшный призрак, который стоял когда-то у ее колыбели, а сейчас угрожает уничтожить всю ее жизнь. Впрочем, Анна очень любит молодого Крессвела, который тоже, как мне кажется, влюблен в нее. К счастью, он точно так же себя вел еще до того, как Анна получила наследство. Если бы Винси обнародовал всю историю, опасаюсь, что Крессвел мог бы поехать к нему и дать ему пощечину, но оказался бы в очень трудной ситуации по отношению к своей консервативной семье. Он — сын лорда, а Анна внезапно стала бы внебрачным ребенком актера. Все это было ужасно. Винси звонил регулярно, два раза в день. Наконец мы решили уступить. В конце концов, что такое деньги по сравнению с несчастьем, которое могло бы случиться. А кроме того, я тяжело болен, и мысль о том, что Анна может когда-нибудь остаться почти без денег, в такой унизительной ситуации и с таким печальным опытом в самом начале подающей большие надежды молодости, — была для нас невыносимой. Три дня назад Анне были переданы унаследованные ею драгоценности на сумму миллион фунтов — прекрасная коллекция бриллиантов. Это, конечно, только маленькая часть всего состояния, но я подумал, что Винси удовлетворит столь крупная сумма. Анджела встретилась с ним в кафе. Он цинично заявил, что не видит ни малейшего повода, чтобы его дочь, незаконно ставшая обладательницей такого богатства, не могла бы поделиться его частью со своим стареющим отцом. Анджела сказала ему, что восемьдесят процентов наследства вложено в рудники и недвижимость, а наличных денег немного. Винси заявил, что хочет миллион, который откроет ему путь к подлинной славе, потому что в этом мире без денег никакой талант не может подняться так высоко, чтобы преодолеть барьер мнений тупых театральных критиков. Если он получит миллион, то готов никогда не напоминать Анне о своих правах на отцовство. Анджела согласилась, но сказала, что это займет какое-то время. В ответ Винси вытащил из кармана газету и сказал, что согласен подождать получения наличных денег несколько недель, но при условии, что в залог получит упомянутые драгоценности. Никто их у него не украдет, потому что никто даже предположить не сможет, что у него хранится нечто такое. Драгоценности Анна положила в банковскую ячейку на мое имя. Я взял их оттуда. Сегодня Анджела должна была для видимости пойти в театр на спектакль вместе с Анной и Чарльзом, а потом отнести Винси сумочку с драгоценностями. Он хотел, чтобы передача произошла в его театральной гримерной. Может, ценность этой сумочки его слегка ошеломила, а может, он боялся какого- нибудь подвоха со стороны Анджелы. Во всяком случае, он заупрямился, и ей пришлось согласиться. Вчера вечером она поехала с молодыми людьми в театр, а после спектакля велела им возвращаться домой, под предлогом того, что у нее есть еще какое-то дело в этом районе, а сама направилась в гримерную Винси. Остального я не знаю. Когда в одиннадцать я вернулся домой, она уже была у себя и сказала мне лишь: «У меня болит голова. Я тебе завтра все расскажу»… — Он обратился к жене, которая на протяжении всего его рассказа сидела совершенно неподвижно с бледным окаменевшим лицом. — Остальное известно тебе, дорогая.