— Мы бы и сами с предводителем кафским управились!

— И коней кафских он зря загубил. Сейчас бы вон их сколько было у нас!

Плюнул с досады Вел при этих словах, ушел за вал, в Городец. А ивичи, закончив дележ, начали собирать своих павших воинов в последний путь. Тут же, на месте битвы и пиршества, выкопали девять ям. Потом привели девять коней в уздечках и со звериными шкурами на спинах. Глиняную посуду принесли и еду. Жердей натаскали из леса. Сделали из них в ямах небольшие жилища без крыш.

Закричали, заплакали женщины, прощаясь с уходящими сыновьями, мужьями, братьями. Воины отстранили их, подняли тела погибших и понесли от места пиршества к их новым жилищам. Как сидел мертвый воин на пиру, так и лег на бок в могилу, будто уснул после множества выпитых чар. Рядом с каждым кувшин с водой поставили, лучшие куски мяса положили, копья, луки, ножи — все, что понадобится воину, когда снимет с него Смерть заклятье молчания и снова поднимется он для жизни в неведомой стране предков.

— Вот, — сказал Тук, — каждому из вас даем по коню. Юноши, подведите коней к могилам, пусть запомнят их воины, чтобы сразу узнать потом. Когда станут нужны вам кони, к себе позовите их. А пока пусть ваши кони у нас побудут, пусть пасутся вместе с другими, силу на сочной траве набирают. Юноши, уведите коней!

Настилом из крепких жердей закрыли сверху каждую могилу. Плотно закрыли, чтобы звери лесные — барсуки и лисицы — не проникли к ним, не потревожили сна умерших. А сверху землей засыпали. Много земли натаскали. Каждый, и старый и малый, всю ночь носил землю. Кто в совке деревянном, кто в пригоршнях. Носили до самой зари, большие кучи земли насыпали над могилами.

Когда взошло солнце, старый Тук приказал:

— Снова костры разжигайте! Проводим в дальний путь братьев и сыновей наших. Готовьте еду, женщины, несите вино и мед.

Второй после битвы день начался новым, погребальным пиром. А Вел и Лана сидели в это время на берегу тихой, спокойной реки, слушали доносившиеся сюда печальные погребальные песни. Им не хотелось идти на пир.

— Железные кольца на ногах до самых костей вгрызлись. Снять их хочу! — жаловалась Лана, тесно прижавшись к Велу.

Вел молчал, только еще плотнее укутывал ее в теплую кафскую накидку, сшитую из бараньих шкур. Не знал, что с железными кольцами делать. Не может он железо сломать. Сколько раз пробовал.

— В тайном месте, в лесу, — нашептывала Лана, — старый колдун живет. Никто не знает дороги к нему. Раз в году приходит он в наши селения, приносит ножи, наконечники для стрел из железа. Только он может кольца с моих ног снять. К нему надо идти.

— Завтра же пойдем в лес искать его, — сказал Вел. — Попроси у родичей зерна и соли, в путь приготовься. Найдем мы того колдуна!

— Ты найдешь, Вел, я знаю… — доверчиво улыбнулась ему Лана. — Ты все можешь, ничего не боишься.

Наутро Лана и Вел по уже наведенному мосту вышли из Городца. Их сопровождал Ул с конем, на котором лежала поклажа. У свежих могил и Священного дуба понуро стояли под мелким, моросящим дождем быки, коровы, овцы. Тут же толпились воины Яра и поселяне.

— Что они делают? — спросил Вел.

— Скот делят, — сказала Лана. — С каждого рода Яр по быку, по две коровы и по пять овец берет.

— Почему? За что?

— За то, что от кафов спас.

Вел остановился, хотел что-то сказать, да так и остался стоять с открытым ртом. Такое удивление было у него на лице, что Лана расхохоталась. А он рассердился:

— Не хочу у ивичей жить! Не останусь у вас. Глупые вы, сами у себя скот отнимаете. Разве Яр и его воины не из вашего племени? Разве не все ивичи наравне с ними против кафов дрались?

Вел пошел было дальше, но к ним подбежал молодой воин из дружины Яра.

— Предводитель тебя зовет!

— Нет войны сейчас! — сердито ответил Вел. — Не должен я больше исполнять приказы предводителя. Если нужен ему, пусть сам подойдет.

Недобрая улыбка тронула губы Яра, услышавшего эти слова. Погладив светлую, курчавую бородку свою, не спеша подъехал он к Велу.

— Куда путь держишь, воин? Что гостил мало? Или еда наша не по вкусу пришлась, по вареной коже соскучился?

Гневно сдвинулись брови Ланы, а стоявшие вокруг воины засмеялись. Вел же насмешки не понял. Забыл он, что ивичи их, венов, кожеедами называют.

— Идем мы в лес, — спокойно ответил он. — Колдуна искать вашего. Пусть железные кольца у Ланы с ног снимет. Еда же у вас хорошая. И по коже я не соскучился. Ее только во время большого голода люди едят. О чем еще спросить хочешь?

В цепких, ястребиных глазах Яра отразилась растерянность. Что сказать этому странному парню? Глуп он как пень или хитер чрезмерно? Никак на ссору его не вызовешь. Да и стоит ли ссориться?

А Вел ясным, чуть презрительным взглядом смотрел на него и ждал новых вопросов. Что надо этому человеку? Почему мысли прячет? Почему и он, и Фабан, и Теокл, и Безволосый, и даже многие ивичи между собой постоянно враждуют? Неужели из-за вещей, из-за коней и быков, из-за этих баранов мокрых?

Вел повернулся, молча пошел в лес. За ним Лана и Ул с конем. На опушке Вел снял поклажу с коня, перекинул себе через плечо.

— Поезжай назад, Ул. Дальше мы с Ланой одни пойдем. Пусть не думают ивичи, что Вел забрал их коня с собой.

Попрощались брат и сестра. Ул поехал назад, а Вел и Лана пошли по густому, темному лесу. Куда — оба они не знали. Зато хорошо знали, за чем идут. Надо, обязательно надо разыскать колдуна, что железом повелевает.

Свое жилище

Тяжкие думы мучили Вела. Лежа у костра, он смотрел, как прыгают отблески огня на стволах деревьев, слушал знакомые, понятные голоса леса. Вот филин вдалеке ухнул, сова засмеялась человеческим голосом. Вот белка с дерева уронила шишку. А это мышь тоненько пискнула. Совсем рядом, с другой стороны костра, слышится мерное дыхание спящей Ланы. Хорошо спит она, тихо. И в лесу тихо, спокойно. Совсем по-домашнему потрескивают сучья в огне. Некого здесь бояться. Никто не может напасть на них с Ланой. А сон не идет к Велу. Лежит он с закрытыми глазами, а сам все думает, думает… То Бала вспомнит, то теплое море соленое, то встречу с Ланой, то недавнюю битву с кафами.

Хорошо могут жить люди города и степных племен. Всего у них много. А живут плохо. Одни объедаются до тошноты, другие ходят голодными. Для одних — каменные жилища красивые, для других — клетки звериные. Одних на носилках носят, других плетьми бьют. Почему так? Разве нельзя всем жить одинаково, по-братски, как у них в племени? Вот и Лана, хорошая, добрая Лана, не понимает его, сердится. «Ты смелый и сильный, сразу несколько воинов победить можешь. На охоте больше других дичи всегда добываешь. Поэтому и доля твоя должна быть больше». Вот как она говорит. А зачем Велу большая доля? Разве могут они вдвоем съесть все, что он добудет? «Можно впрок заготовить, на другие нужные тебе вещи обменять: на бронзу, железо, соль, украшения для меня…» Так Лана ответила. Знакомые слова… Кто еще ему так говорил? Крисс! Когда Вел с Балом на Торжище собирались. Он тогда амулет для добывания огня попросил у Крисса. Пропал этот амулет. В день, когда Бал погиб, забрали амулет конные люди. Хорошо, что теперь у Вела новые кремень и кресало для добывания огня есть. А Крисс тогда те же самые слова говорил, что и Лана теперь твердит. Может быть, в самом деле лишние вещи менять надо? А женщины, дети, старики с чем останутся, если Вел начнет всю свою добычу себе оставлять? Уф! Даже жарко от стыда Велу стало. Никогда такого не будет! Никогда!

Вел повернулся на другой бок, подставил спину огню и, успокоенный своим решением, незаметно уснул.

Немало дней прошло с тех пор, как они простились с Улом. В глухие места зашли, а никаких следов Повелителя железа не встретили. Лана становилась все грустней. Уже не собирала она на ходу грибы и ягоды, не угощала ими Вела. На остановках отходила в сторонку, долго возилась со своими ногами, перевязывала их полосками мягких шкурок. По запаху Вел понял — загноились ноги у Ланы. Однажды, перед тем как тронуться с места ночевки, он подошел к ней, решительно размотал с ног повязки.