– Да уж. Рэй Чейн может отдыхать, – сказал Квалин.

– У вашего Чейна или нашего Хейна не было доступа к технологии Предшественников. И знаешь, мне как-то все равно, кто успеет первым. Безумная Мэри или сумасшедший Канех. Они друг друга стоят, поверь мне.

– Я-то не сомневаюсь… – протянул Михаил. – Я вот о чем думаю: неужели они не понимают, что «Призрак» этим не исчерпывается?

– Скорее, не хотят понимать… Раз уж мы вернулись к «Призраку», предлагаю поменяться ролями. Мне интересно, что ты там видел. Совпадает ли это с моей гипотезой.

– Гипотезой потом поделишься?

– А как же!

– У меня еще один вопрос.

– Да?

– Что-то ты подозрительно много знаешь о секретном проекте «интеров».

– Я ж сказал – у меня там связи… – Диранст умолк, видя недоверие во взгляде Квалина. – Ну, ладно: я и сам понемногу прирабатывал на «интеров». Исключительно из тех соображений, чтобы легче было добраться до их документации. В Обществе об этом ничего не знали – они бы не одобрили. Теперь-то уже все равно…

– Понятно. Я, знаешь ли, сразу заподозрил, что с твоими заявлениями о «чистой науке» не все чисто.

– Нет, ты, пожалуйста, не смешивай! – взвился Койтль. – Что такое наука? Это, по большому счету, удовлетворение любопытства…

– За счет государства, – вставил Михаил.

– За счет того, кто согласен платить. – Диранст, похоже, не узнал цитату. – Да, мне платят за исследования, но есть одно маленькое отличие между мной и интеровскими специалистами. Я все равно исследую то, что хочу, а не то, что от меня требуют. У меня есть предложение, и я ищу на него спрос, а не наоборот. А если спрос регулярно возникает в одном и том же месте, так разве это моя вина? Они в Обществе подходили слишком буквально, потому и погорели.

– Ты бы, конечно, организовал все лучше?

– Может, и организовал бы! – Койтль не заметил иронии. – Только теперь это никому не нужно. Скоро вообще все наши трепыхания никому не будут нужны – галактические безумцы постараются!

– Ладно, все с тобой ясно, – сказал Квалин. – Так вот, что касается «Призрака»…

Он рассказал историю своих похождений, начиная с перевоплощения в Ремпальдса. Не упустил почти ничего, кроме несущественных подробностей, – разве что не стал упоминать некоторые имена. Когда Михаил добрался до посещения источника, Диранст слушал с особенным интересом, то и дело переспрашивая и прося уточнить. А как только Квалин рассказал, как снял скафандр, он всплеснул руками, и глаза его прямо-таки загорелись.

– Ну, что я могу сказать: твой рассказ все подтверждает, – заключил Койтль, когда Михаил закончил. – Причем настолько подтверждает, что я, признаться, и не ожидал… Если помнишь, несколько лет назад, когда открыли энерготрансформацию, все этим болели. Ну, у вас, может, и не настолько, а в нашей ученой среде дурным тоном считалось не иметь своей эргонной теории или хотя бы обоснованного мнения на этот счет. Ну так у меня тоже была теория, в меру бредовая. А теперь я гляжу, что «Призрак» кое в чем очень хорошо в нее вписывается.

– Хватит тебе интриговать вступлениями!

– Так я перехожу к сути. Сейчас уже почти доказано, что эргоны бывают активными и пассивными. То есть которые инициируют трансформации и которые служат для них материалом. Тогда таких понятий еще не было. У меня были другие: точки воли, уровни воли. Я предположил, что эргоны, которые соответствуют живым организмам, всегда активнее, чем спроецированные на мертвую материю. А самые активные – у тех, кто обладает сознанием. Чем сильнее воля, тем активнее, отсюда и уровень воли. А теперь предположим, что у нас есть прямой канал: сознание – подсознание – эргонное поле. Тогда что получается? Возьмем мой корабль: на эргонном уровне нет никакой разницы, корабль это или, скажем, домик. Нет разницы, держишь ты в руках чашку или лучемет. А вот между мной и тобой разница огромна. Мы – две точки воли в большом пассивном окружении. Окружение может меняться как угодно, но точки воли остаются постоянными. Был бы у тебя сейчас канал «сознание – эргоны», мог бы запросто чаек в вино превратить.

– Спасибо, мне сейчас чаек в самый раз.

– Ну так я к чему веду: на «Призраке» такой канал есть. Источник поддерживает поле – его, должно быть, сгенерировали, когда построили эту жестянку, а дальше источник его даже в пассивном режиме вытягивает. Реальность «Призрака», Квалин, – это эргонная реальность. Вот ты говоришь: коридоры и двери – будто декорации. А они и есть декорации! Я тебе даже скажу, кто их создал! Думаешь, Предшественники? Да ничего подобного! Один-единственный наш с тобой предшественник – тот бедолага из первой экспедиции. И коридоры, и трубы… и «защитники», живые формы эти, которые скафандры портят, – все его работа! А мы ее приняли за реальность и воюем с призраками… Это как во сне, Квалин. С тобой что-то происходит, швыряет тебя туда-сюда, едва успеваешь следить за событиями… А надо только осознать, что это сон. И начать самому управлять сном. И все станет совсем иначе.

– Погоди, Койтль. А в пустыне как? Почему там были те же коридоры и те же существа?

– А очень просто. Это, мой друг, мы с тобой поработали. Ты побывал на «Призраке». Я сам не бывал, но видел записи, так что наши с тобой представления совпали. А две одинаково сориентированные точки воли – это сильнейший резонанс! Мы увидели именно то, что ожидали увидеть, – вот и все.

– Так, дай подумать, – остановил Квалин Диранста. – Значит, на «Призраке» каждый может строить реальность на свое усмотрение, так? Но приоритет все же у того, кто включил центральный источник?

– Точно. Его воля – основа. Когда источник активен, думаю, ей вообще нельзя ничего противопоставить. А в пассивном режиме она просто берется за базовый паттерн. Мы можем менять его, если наша воля войдет в согласие с подсознанием, но только локально и временно. Когда мы уходим, паттерн возвращается к исходному.

– Короче, если я сейчас попаду на «Призрак», то опять не смогу дышать без скафандра? Пока мое подсознание не согласится, что это возможно.

– Да. Но сейчас будет проще. Это как преодоление комплексов: один раз справился – во второй уже легче. В третий и вообще никаких проблем.

– И все-таки «Призрак» – это чужой сон, – сказал Квалин.

– В каком смысле?

– Да в таком. Звучит красиво: формирование собственной реальности усилием воли! Выглядеть может тоже красиво, если постараться. А по сути что? Навешивание рюшечек? На его настоящие функции вся наша воля нисколько не влияет, как я понимаю. Есть атмосфера, нет атмосферы – им глубоко до лампочки. Коридор вправо или влево, дверью больше или меньше – тьфу, ерунда какая! На эргонном уровне, сам говоришь, все эти коридоры и двери равнозначны.

– Это точно, – согласился Диранст.

– Зато у него есть своя воля. Которая заставляет нас идти, чтобы включить источник. По трупам, между прочим, идти! А ты говоришь – точки воли постоянны. Где же они постоянны, если эта зараза их давит, как хочет?

– Ну, я не совсем верно выразился. Уровень воли может меняться под действием кучи факторов. Постоянны – в смысле, их нельзя принудительно трансформировать. А вот направить, переориентировать… это можно, почему нет? Вся человеческая история на этом построена. Где не хватает силы, можно взять обманом и хитростью.

– Ага… – Квалин допил чай. – Знаешь, о чем я еще думаю? Или, вернее, о ком?

– О Кейвоне Хаймсе.

– Именно! Вот у кого со связью «сознание – эргоны» никаких проблем нет. И «Призрак» ему для этого, по-моему, совсем не нужен.

– Да, извини, – спохватился Диранст, – я упустил один момент. Ко мне этот Хаймс тоже являлся.

– Когда? – Михаил подскочил на месте.

– Да вот когда я думал, то ли мне уже бежать от «интеров», то ли еще повременить. Тут-то он и пришел. Говорит, лучше бы ты завязал со всеми «призрачными» делами, а то плохо кончишь. Я его, попятно, послал погулять подальше. А он… в общем, про такое сказал, чего уж точно никто узнать не мог. Вот я и пораскинул мозгами, как вы говорите. Понятно, что менять планы не стал. Наоборот – подумал, что надо действовать быстрее и решительнее.