Вопросов не было.

Бирюлин взглянул на часы и кивнул головой начальнику штаба?

— Поехали на КП. Михаил Александрович, вы тоже с нами, посмо́трите…

Едва они вышли, летчики стали надевать высотные костюмы. Уточнялись позывные, данные о запасных аэродромах. Спешно докуривались папиросы и сигареты.

— Иванову — воздух! — раздалась первая команда.

Сероглазый паренек в неуклюжем скафандре кинулся навстречу ветру к блестящим, обмытым дождем самолетам.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Пара истребителей стлалась низко над землей. Вытянувшись в боевой порядок «пеленг», они походили на хищников, мчавшихся на сумасшедшей скорости в поисках добычи. Они прижимались к самым купам деревьев, проносились над полями, прятались за лесистыми сопками от всевидящих глаз радаров.

Зацепа летит вторым, с небольшим превышением над машиной ведущего. Ему тяжелей вдвойне. Попробуй-ка держаться в строю на предельно малой высоте, когда стоит лишь чуток зевнуть — и от соприкосновения с безобидным деревцем самолет разлетится вдребезги. Ведь такая скорость!

Фричинского мало заботит состояние напарника. Он занят более важным и ответственным делом: отыскивает «вражеский» аэродром, чтобы с ходу ударить по нему бомбами и реактивными снарядами, вывести из строя взлетную полосу, тогда ни один самолет «противника» не взлетит — такая задача поставлена их паре командиром полка. Другие истребители-бомбардировщики рыщут по другим районам и уничтожают подвижные стартовые установки «противника». Каждому свое, а в общем-то делают одно общее дело.

Аэродром они увидели почти одновременно — Фричинский и Зацепа. Их взгляду открылась ровная полоса с рулежными дорожками, которые прямыми ручейками вливались во взлетно-посадочную полосу. По этим ручейкам уже плыли белые стрелы самолетов.

Опоздали?.. Неужели часть самолетов успела взлететь? Тогда задача будет выполнена не полностью. Впрочем, в воздухе вроде пока никого не видно. Надо действовать так, как было предусмотрено, как много-много раз повторяли, оттачивали в учебных полетах. Только бы не переусердствовать, не перейти из одной крайности в другую.

Самолет Фричинского вздыбился и полез вверх. Зацепа не отставал. Безбрежная синева неба, распахнувшись, полилась навстречу, солнце слепило глаза. Пора! Летчики нажимают на боевые кнопки.

Завершив петлю, самолеты устремились вниз. Уже на пикировании Зацепа заметил маленькие стрелы, стремительно мчавшиеся им наперерез. Значит, успели-таки взлететь до их прихода…

— Впереди слева — четверка! — возбужденно крикнул он по радио.

Намерения неопознанных самолетов были явно не мирные. Расстояние быстро уменьшалось. Вот уже и поперечные черные полосы видны на фюзеляжах — опознавательные знаки «противника». На миг Зацепе подумалось, что случись это даже в боевой реальной обстановке, то все равно никакая сила не заставила бы его свернуть с выбранного курса, когда он готовился пустить по самолетам на земле реактивные снаряды. Во что бы то ни стало выполнить главную задачу, а уж затем… затем потягались бы и с вами «полосатиками»…

Эрэсами они ударили вдоль стоянки, на которой по ниточке выстроились самолеты. «Надо было бы им рассредоточиться — упущение «противника», — отметил Зацепа. Теперь на пленке фотокинопулемета будет зафиксирован результат их работы — пары Фричинского. Вслед за этим пара перешла в энергичный боевой разворот в сторону солнца. Заканчивая маневр, Зацепа подумал, что это, пожалуй, лучшее, что можно было бы придумать в создавшейся обстановке. Он весь подобрался перед решающими минутами, понимая, что предстоит трудный воздушный бой. Двое против четверых! Когда Зацепе приходилось драться с Фричинским, Волковым или с Митрохиным, он ясно представлял себе, с кем имеет дело и чего можно от них ожидать. Фричинский, например, уступает в виртуозности, он с трудом отказывается от тех азов, которые ему преподали еще в училище и которые рано или поздно становятся тормозом на пути роста. Зато если что усвоил, то крепко и надолго. Волков берет напористостью и неутомимостью. Хватка у него железная, не вырваться! Драться с ним — одно удовольствие: каждый такой бой — добрая зарядка и хороший экзамен. Митрохин, тот берет тактикой. Сотворит такой финт, что ни за что не удержаться в хвосте, а он, глядь, уже к тебе присосался. Только комэск больше поддаваться любит, боится, как бы его подчиненный, увлекшись боем, не сорвался в штопор…

Приходилось Зацепе вести воздушный бой и пара на пару, но чтобы двое против четверых — это не предусмотрено курсом боевой подготовки. Действительность преподнесла такой вариант, с каким часто приходилось сталкиваться на войне. Дрались, несмотря на численное превосходство противника, и нередко были победителями. Даже маститых гитлеровских асов, имевших за плечами опыт войны в небе Испании, Африки, Европы, сбивали наши безусые ребята, только что закончившие школы. Ненависть, страстное желание победить и уцелеть самому — вот что двигало этими парнями и помогало им в смертельных схватках. А сейчас? Сейчас союзники пилотов — спортивный азарт и самолюбие, помноженные на мастерство. Чем сильнее эти союзники, тем больше шансов на победу.

Фричинский и Зацепа приняли бой, находясь в невыгодном положении. Пока они расправлялись с наземными целями, звено «полосатиков» успело занять заднюю полусферу, и единственное, что могло бы помочь выйти из-под удара, — это боевой разворот в сторону солнца. Так подумал Зацепа в те короткие секунды, но Фричинский поступил по-другому. Переворотом через крыло он ринулся вниз. Раздумывать некогда, надо действовать. Темп, темп, только темп! Надо задать «противнику» такой темп боя, который стал бы для него невыносимым. Все-таки звено, как бы оно хорошо ни было слетано, не может тягаться с парой истребителей. Кто-то сказал: тысячи дорог у убегающего, у преследующего только одна.

Фричинский бросал машину в головокружительные петли и боевые развороты. Зацепа с трудом удерживался в строю, поражаясь, откуда все это вдруг взялось у его медлительного друга. «Давай жми!» — мысленно подбадривал он ведущего и боялся только одного, как бы Фричинский не сбавил этого бешеного темпа. Им удалось-таки уйти из-под удара. Зацепа заметил сильно растянутую поотставшую четверку.

Взглянуть с земли — не сразу и разберешь, что к чему. Точно злые, рассвирепевшие осы гоняются друг за другом остроносые, с резко отброшенными назад крыльями серебряные самолеты. Перевороты, петли, умопомрачительные виражи… Небо стало тесным, а глубинный раскат грома рвет тишину распадков и сопок. Засмотрелись ребятишки глухого таежного села на странную игру железных птиц. Внимательно вглядывается в синеву неба пожилой человек. Что-то шепчут его сухие, потрескавшиеся губы, а в глазах застыла требовательная серьезность. Он видит на крыльях самолетов красные звезды и давно понял, к чему эта жестокая карусель. Он как строгий судья, этот старый, бывалый солдат: он видел другое, военное небо.

Зацепа ликовал и недоумевал одновременно. Они сумели зайти в хвост паре «противника». Но куда девалась другая пара? И лишь случайно, оглянувшись, увидел их. Самолеты шли в сторонке, намереваясь незаметно подойти сбоку. А, голубчики, ах, хитрецы, ничего у вас не получится! Докладывать об увиденном Зацепа не стал — только отвлечешь внимание ведущего, некогда. Он решился: на хитрость — хитростью…

В годы войны считалось, что разорванная пара уже не боевая единица, где щит надежно и верно прикрывает разящие удары меча, где один в бою охраняет другого. Стоило лишь остаться одному, как тебя тут же собьют. Об этом Зацепа немало читал, об этом был наслышан от старых летчиков. А все-таки надо попробовать. Зацепа ослабил усилие на ручку управления, машина, повинуясь силе инерции, тотчас вышла на внешнюю орбиту. «Нате, ешьте меня!» Пара «противника» сразу заметила отставшего ведомого и решила быстро разделаться с ним, чтобы затем навалиться на строптивого ведущего и доконать его, оставшегося без щита. Что ж, попробуйте!