- Вы знали, что она ждала ребенка?
- Вы, господин королевский прокурор, верно, хотите добавить, что это был ваш ребенок? - убийца продолжал говорить тихо и спокойно, ожидая реакции представителя власти. - Вам не следовало оставлять свою ненаглядную одну...
- Так вы знали!
Виктор всячески старался сдерживать безрассудные порывы гнева и безумное желание вгрызться в горло этому человеку до тех пор, пока он не захлебнулся бы в собственной крови. У него в голове не укладывалось, как мужчина, зная, что девушка беременна, вообще мог притронуться к ней, а тем более причинить столько боли и страданий. Неужели, человек может дойти до подобной жестокости, уподобившись зверю до такой степени? Похоже, может, если черта, разделяющая эти две сущности, стирается. Де Вильере сразу вспомнилась одна давно услышанная им фраза «В убийстве зверя нет греха, в отличие от убийства человека». Но разумно было бы спросить, где же та грань, что мешает им смешиваться? Королевский прокурор не знал ответа на этот вопрос, предполагая, что нет никакой границы между человеком и зверем, есть только вменяемость и безумие, сменяющиеся друг другом. Хотя, если задуматься, то сумасшествие - это всего лишь самый популярный способ оправдания совершенного греха.
- Понимаете ли, господин главный королевский прокурор, - нарушил тишину убийца, - перед смертью человек особо беззащитен. Он меняется прямо на глазах. Хотите знать, какие были последние слова вашей ненаглядной?
Де Вильере не уже не мог контролировать свою ненависть у этому человеку и, резко дернув небольшой выдвижной шкафчик своего стола, достал оттуда нож, который был найден в комнате убитой Авроры, схватил его в руки и кинулся к допрашиваемому. Грудь представителя власти вздымалась от возмущения, горьким змеиным ядом закипающего в его голубых венах. Виктор не мог позволить этому извергу сказать подобное про любимую девушку, ибо в той фразе звучала явная насмешка над ним самим. Упершись рукой в плечо убийцы, он приставил острие ножа к его горлу, медленно нажав, отчего кровь аленькой ленточкой скатилась вниз. Мужчина присмотрелся к рукоятке и, узнав в этом оружие свою вещь, хитро взглянул на королевского прокурора. Казалось, убийцу забавляла эта ситуация, в которой юрист был готов уподобиться ему, только бы отомстить за смерть своей несостоявшейся семьи. Де Вильере замечал это, и постепенно совесть начинала брать верх над его действиями, но это были лишь минутные проявления слабости, которые вскоре сменялись прежней агрессией. Он начал медленно надавливать на рукоять ножа, пока холодное лезвие не вонзились до конца в горло преступника. Кровь убийцы моментально окрасила белые перчатки королевского прокурора в алый цвет...
Сейчас, спустя пять лет, де Вильере продолжал вспоминать этот случай, не понимая, за что именно тогда поплатился жизнью любимой девушки и ребенка. С той самой ужасной ночи представитель власти забыл, что такое любовь и снисходительность, с того момента он видел во всех убийцах того самого мужчину, разрушившего его будущую семью. Он больше ни к кому не привязывался, больше ни в кого не влюблялся надолго, через несколько дней оставляя предмет своих интересов в одиночестве, желая оградить очередную красавицу от жуткой участи, от обращения в тлен среди мрака. И все это испортила встреча с Агнессой полтора месяца назад. С ней королевский прокурор не мог поступить так же, как и со всеми: закружить голову, добиться своего и оставить на произвол судьбы. В этой девушке он видел единственное спасение от своих грехов и пороков, с годами поглотивших его. Месяц брака показался ему неделей блаженства, рая способного скрасить серую жизнь, утратившую свою цену. Теперь же этот рай превращался в ад, каковым когда-то был мир для Виктора.
Вскоре из спальни вышел Этюен, сохранив свое спокойное выражение лица, таящее в себе некую недосказанность. Доктор приблизился к де Вильере и, схватив его за локоть, отвел его в сторону. Королевский прокурор смотрел на старого друга тревожно, унимая внутри себя все плохие мысли и дурные предположения. Юристу хотелось верить, что с Агнессой все в порядке, и это на ней сказывается стресс после неожиданной новости о его родстве с Андре. Шарль тем временем остановил представителя власти возле его домашнего кабинета, находившегося недалеко от комнаты.
- Виктор, - начал он, - скажи, сколько лет мы с тобой знакомы? Десять? Двадцать? Я помню нас еще маленькими мальчишками, гоняющимися за своими мечтами, и вполне могу предугадать твою реакцию на какую-либо ситуацию. Знаешь, сейчас ты меня удивил...
- Что с ней? - нетерпеливо спросил де Вильере.
- А ты не догадываешься? - Этюен разочарованно улыбнулся. Королевский прокурор непонимающе взглянул на него. - Ты же уже встречался с этим, причем, не единожды. Вспомни Ревекку, Аврору...
Де Вильере отшатнулся от доктора и, еле удержав равновесие, отошел к противоположной стене коридора и уперся в нее спиной. Шок мелкими мурашками промчался по его коже, холодный пот выступил на лбу, сердце забилось из последних сил, а дыхание вот-вот было готово остановиться. Он даже боялся предположить, что было с Агнессой, ибо понимал, что после упоминания о Ревекке и Авроре, ничего хорошего произойти с девушкой не могло. Виктор ощущал, что еще немного и силы окончательно покинут его, заставив замертво упасть на пол. Он знал, что минуты ожидания всегда мучительны, но впервые в жизни они оказались еще и жестокими, не щадящими нервы человека. Королевский прокурор не хотел больше пытать себя этими мгновениями и тревожно попросил:
- Шарль, пожалуйста, скажи просто, что с ней.
- Виктор, - доктор улыбнулся, - она беременна. Такое самочувствие, как у нее, довольно часто встречается. Это нормально. Поздравляю!
Он похлопал друга по плечу и направился к выходу, оставив его наедине со своими смешанными чувствами. Де Вильере не мог сейчас разобраться, что именно кипело внутри него: удивление или радость. Он медленно зашел в спальню, застав супругу спящей, не стал тревожить ее и прилег рядом, обняв и прижав к себе, как само дорогое сокровище на свете. Агнесса спала и на этот раз казалась более живой, чем когда он вернулся домой. Она была похожа на очаровательную демоницу, посланную на эту грешную землю специально для него. Казалось, все было прекрасно, но новость, только что услышанная Виктором не давала ему покоя. Была ли это насмешка судьбы, или же небеса даровали представителю власти третий шанс стать отцом, упустить который он просто не имел права?
Глава 20. Пламя свободы
К слову сказать, Андре сдержал свое слово, и тем же вечером, в момент возвращения короля из Версаля, Лувр окружила толпа, состоявшая из так называемых «униженных людей»: студенты, нищие, все униженные и все забытые правителем и Богом. Нельзя было назвать точное число этих изголодавшихся по справедливости, ибо их армия занимала почти всю улицу, от начала и до конца. Можно было предположить, что на борьбу за свободу вышло пол-Парижа, даже больше, ведь три четвертых этого города составляли бедные, оскорбленные судьбой люди, возможно, заслуживающие намного лучшего. Каждый из них держал в руках орудие борьбы: кто ружье, кто нож или топор, кто еще что-то... Это был голодный и озлобленный народ - ночной кошмар любого правителя, самое сильное оружие на свете, которое могло снести все на пути к лучшему миру. Все они хотели жить в стране свободной, созданной для всех, а не для одного человека, зовущего себя королем. Единственное, о чем забывали эти люди - то, что новый мир, новая страна, неважно, какая там форма правления: республика или монархия - все строиться на красивой лжи и море крови. Другого способа изменить всю систему жизни человека в обществе просто не существовало. Просто так взять и что-либо исправить невозможно. А, как известно, не каждый человек готов заплатить за чужое счастье столь высокую цену, как собственная жизнь.
Конечно же, паника не поселялась в сердцах народа, пока все молчали о том, что ждала их, увы, не легкая победа, а тяжелая борьба, в которой каждая капля крови будет наполнять чашу революции. Но, что произойдет, если жертв будет слишком мало, и чаша та не наполнится? Это будет означать лишь одно - они проиграли! Сейчас люди были готовы идти за Андре до конца, биться, падать и вновь подниматься, чтобы потом хотя бы на миг вдохнуть запах свободы, тот заветный чистый воздух, непропитанный слезами и потом. Их разум закипал с каждой минутой, с каждым мгновением ожидания, когда же настанет священный час боя за освобождение. Сердца их бились в унисон, как одно, единое, страстно желающее лучшей жизни, которую посему-то Господь не соизволил им дать. А раз Всевышний этого не даровал, то народ добьется этого сам, любой ценой.