- Ребенок, как я понял, остался жив? - спросил Монелини.
- Да, а спустя год, супруга того дворянина покончила с жизнью в одной из комнат поместья. Поговаривают, в полнолуние можно увидеть ее призрак, бродящий по дому и плачущий. Я сам не знаю, правда ли, но ремонтники сказали, что вчера слышали чьи-то шаги в спальне...
- Я не верю в эти сказки с привидениями! - раздраженно ответил граф. - Но очень хочу узнать, кто был хозяином этого поместья, тем дворянином, утопившим сына.
- Я поклялся своему брату, что никому не расскажу о том человеке. - Хрипло ответил слуга.
- Но я приказываю рассказать мне об этом бессердечном мужчине! - глаза Монелини заблестели. - Так, кто был этот человек?
- Королевский прокурор, Виктор де Вильере.
И тут в голове графа промелькнула радостная мысль, что теперь у него будет еще один козырь в игре против де Вильере, теперь он сможет рассказать эту историю на балу издалека, прозрачно напомнив своему врагу о таком явлении, как божья справедливость. Монелини уже представил, как после этой истории королевский прокурор изумленно поднимет свою бровь, стараясь сделать несколько растерянный вид. И, возможно, все присутствующие это заметят и заподозрят что-то неладное в поведении представителя власти, их образца для подражания.
- Де Вильере, говорите? - переспросил дворянин.
- Да, граф, - ответил управляющий, - но я умоляю вас, откажитесь от этой затеи с балом и, вообще, продайте этот дом, пока не поздно! Говорю, здесь живет зло!
- Бред, идите, занимайтесь вашими делами!
Граф, резко развернувшись на каблуках, направился тихим спокойным шагом к Луизе, в этот момент с интересом изучающей различные растения в саду. Она старалась отвлечься от кошмарной мысли о том, до чего может довести месть похороненного заживо Эдгара Готье, какие жертвы может повлечь за собой эта сомнительная идея. Женщина догадывалась, что вскоре случится что-то ужасное, пламенная рука рока вот-вот нависнет над ее несчастной дочерью, погубив ее, а этого она просто не могла допустить. Луиза сердцем чувствовала, что графу нет совсем никакого дела до того, что, может быть, его дочь довольна своим браком. Он, казалось, совсем не хотел даже слушать эти глупые предположения о том, что Агнесса может питать любовь к человеку, без зазрения совести разрушившему их семью. Или такие мысли в нем вызывала жажда мести, полностью захватившая разум Монелини и мешающая ему думать не головой, а сердцем.
- Луиза, - прошептал он, приблизившись к ней.
- Пообещай мне, что с нашей дочерью ничего не случится, пообещай, если окажется, что она любит де Вильере, то ты оставишь их в покое!
Едва сдерживая слезы, попросила женщина, ее голос звучал так тихо, что даже легкий порыв летнего ветра смог бы его заглушить. Граф недоверчиво посмотрел на нее и, слегка, нерешительно кивнув, окинул холодным, словно морозный вечер, взглядом. Сколько равнодушие было в его глазах, даже самый жестокий и черствый человек на свете отнесся бы к такой просьбе женщины более сентиментально. А хотя, это было нормально, ведь те взгляд и кивок были только лживым ответом на надоевший вопрос, на самом деле Монелини ни за что на свете не стал бы останавливаться на полпути к осуществлению своей давней мечты. Его разум настолько был поглощен сумасшедшей идеей мести королевскому прокурору, что отказаться от нее он просто не мог и не имел права. И что могло стать преградой в осуществлении этого плана, Агнесса, отцовская любовь к ней? Нет, Эдгар Готье не для того выжил шестнадцать лет назад, чтобы распрощаться с возможностью дать де Вильере шанс почувствовать себя человеком, потерявшим все: от свободы до смысла жизни. И если Агнесса стает преградой или уподобится своему подлому супругу, то так же, как и он погибнет от беспощадных рук высшего правосудия.
***
Теперь перенесемся к незаслуженно забытому нами Леруа, который в данный момент сидел на мосту неподалеку от Собора Парижской Богоматери и нового имения графа. Мальчишка опечалено смотрел в воду, изучая свое отражение: светлые ангельские кудри казались темнее, а грустные, голубые, наполненные безнадежным одиночеством глаза блестели, будто из них вот-вот брызнут слезы. Действительно, ему сейчас хотелось плакать, почему? После свадьбы Агнессы в маленькой душе ребенка начала звучать струна грусти, порожденная трогательными воспоминаниями обо всем связанном с девушкой. Леруа обвинял себя в том, что случилось с его двоюродной сестрой, ведь если бы он познакомил ее раньше с Андре, то, может быть, они бы успели обвенчаться, а если бы он не попался де Вильере, то представитель власти никогда бы не положил на нее глаз. Мальчик считал себя виновным в этом, ибо знал, что мог помешать этому браку, тем самым вырвав Агнессу из когтей королевского прокурора. Но с другой стороны, что же он мог, будучи маленьким ребенком, как именно помешал бы де Вильере забрать красавицу?
Задумываясь, Леруа обращал внимание не только на себя, но и на ярко-голубое небо, отражавшееся в Сене, словно в зеркале, на опавшие с деревьев, зеленые листья, плывущие мимо, и на легкую игру ветра с бледной водной гладью. Именно этим дети и отличаются от взрослых, этой уникальной способностью любоваться природой, сливаясь с ней и, всегда открывая для себя что-то новое.
Леруа, как любой другой ребенок, был близок ко всему, что происходило вокруг в природе, ко всему, что дает возможность почувствовать настоящую свободу, которую никто не в праве отобрать, посадив его в клетку, будто птицу. Мальчишка, закрыв глаза, вслушивался в тихий шелест зеленой листвы, напоминавший ему мелодию какой-то давно забытой колыбельной. Только детям дано услышать и почувствовать эту прекрасную симфонию, создаваемую ветром, только маленькие люди могут отличить эту музыку от подделок в оперных театрах. Мальчик улыбнулся, ощутив, как маленький светло-зеленый лист, оторванный ветром, упал с дерева прямо ему на лицо. Он, как этот листик, был оторван от мира, в котором жил, и затянут в светлое царство грез, ставшее смыслом его маленькой жизни. Дети всегда создают для себя маленькие мирки, наполненные яркими красками, добром и счастьем, и не впускают в них никого, кроме избранных, тех, кому они по-настоящему доверяют. Но когда-нибудь эта сказочная пыль улетучится, оставив вместо себя мрачный серый мир, окутанный жестокостью и развратом. Именно поэтому дети рано взрослеют, замечая, что все окружающее их выглядит совсем по-иному, не так как они себе воображают в своем детском подсознании.
Вдруг Леруа заметил вышедшего из собора Андре и с радостным криком кинулся обнимать его. Он давно не видел студента, все это время скрывающегося от встреч с товарищами, зная, что при этом рано или поздно зайдет разговор о будущей революции, до которой ему теперь не было дела. Молодой человек сейчас не мог разобраться, что чувствует к Агнессе и как относится к де Вильере, а воспоминание о грядущем восстании еще больше угнетало его, не давая решать основные проблемы. Юноша начал задумываться над тем, нужна ли ему эта революция, когда он ревнует свою возлюбленную к собственному отцу, укравшему ее любовь и плоть.
- Леруа? - удивился студент. - Ты откуда взялся, чертенок?
- Я тебя выжидал...
Светлые глаза мальчика святились некой радостью, почувствовать которую могут лишь дети, поистине чистые и невинные существа, не погрязшие в грехах. Взрослым же очень трудно испытать самое обыкновенное счастье, ведь, как правило, чем старше человек, тем сложнее ему отвлечься от повседневной суеты, погрузившись в красочный мир мечтаний.
Сейчас же Леруа был рад встретить своего друга, давно желая задать ему множество вопросов о том, что тот будет делать, чтобы вернуть Агнессу из «плена». Мальчишка очень хотел хоть чем-то помочь молодому человеку, надеясь вновь увидеться с сестрицей и вновь услышать ее приятный голос. Но уже по печальному и опустевшему взгляду Андре можно было догадаться, что все его планы постепенно начинают рушиться, словно каменные строения.