Около Ганкаура стоял юный сеньор и удивленно смотрел на нее.
Мерфи невольно потянулась рукой к шее, нащупала ожерелье из клыков ягуара и тем движением словно возродила в памяти всю сцену, состоявшуюся недавно у ее дома. Белый сеньор подарил ей ожерелье в день смерти Эрнестины.
Мулатка снова перевела взгляд на Ганкаура и вздрогнула.
Индейский вождь сделал шаг вперед и, показывая себе на шею, спросил:
— Ты где взяла этот амулет?
У Мерфи от страха перехватило дыхание. Старуха почувствовала, как носилки под ней проваливаются, ей показалось, что она летит куда-то в пропасть. Только теперь Мерфи начинала понимать, что ее жизнь, ее спасение и все ее будущее тесно связаны с этими волшебными бусами.
Ганкаур повысил голос:
— Кто дал тебе амулет?
Рука старухи безвольно опустилась на колени. Она не понимала, как показала на Олеся. Этот молодой сеньор подарил ей ожерелье. Она не украла его. Она никогда в своей жизни не брала чужого и не пользовалась чужими вещами.
Индейцы-носильщики поставили носилки на землю. Для них женщина все еще была таинственной волшебницей, поскольку у нее на шее висел амулет рода Ганкаура. Амулет из клыков ягуара гипнотизировал дикарей, потому что его мог носить только человек, который умел разговаривать с духами и пользовалась их защитой.
— Значит, это ты, сеньор, дал амулет нашего рода женщине? — спросил Ганкаур у Олеся.
Олесь объяснил, что это действительно он подарил Мерфи бусы из клыков ягуара... и что бусы достались ему...
— Не бусы, а священный амулет нашего рода! — гневно перебил его вожак.
— Да, да, амулет, великий вождь, — Олесь развел руками. — Мне его дал твой воин Саукьято за то, что я спас ему жизнь.
— А известно ли тебе, что мы жестоко наказываем каждого, кто теряет амулет? Ты заслужил смертную казнь, белый сеньор. Саукьято передал тебе частичку своей души, а ты пренебрег его подарком.
Олесь на мгновение растерялся. Все произошло слишком неожиданно. Он уже думал, что спасся. И вот на тебе... Каким злым ветром принесло эту мулатку? Сердце его быстро застучало в груди, по всему телу разлилась слабость.
Парень посмотрел на Мерфи, затем на молчаливую настороженную толпу и вдруг встретился взглядом с Саукьято. Тот тыкал пальцем себе в грудь и что-то беззвучно шептал.
Олесь подался вперед. Саукьято сам подсказывал ему выход. Надо было только как-то перебросить мостик к нему, оправдаться его именем.
— Это Саукьято... — начал Олесь, еще не осознавая, что скажет дальше, но желая выиграть хотя бы несколько секунд.
— Саукьято? — поднял над переносицей брови вождь. — Саукьято отдал ей амулет или ты? Говори правду, сеньор. Саукьято не мог отдать амулет женщине. Он отдал его тебе и после этого был жестоко наказан.
Холодный пот покрыл лоб Олеся.
— Ты прав, вождь. Саукьято не мог ходить без амулета. — Олесь заговорил быстро. Он как бы хватался за спасательный круг. — Мне стало жалко Саукьято и я сказал мулатке: найди сына Ганкаура и отдай ему амулет. Спроси у Мерфи, вождь. Она скажет то же самое.
Ганкаур скупо улыбнулся. Ответ юноши его удовлетворил.
Улыбка Ганкаура растопила лед молчания. Люди заговорили. Несколько детей обступили мулатку и бесцеремонно начали ощупывать ее яркую юбку.
Убедившись, что опасность миновала, Мерфи сошла с носилок, подошла к Ганкауру и бесцеремонно взяла его за руку и посмотрела остро в глаза.
За многие годы жизни Ганкаур привык видеть перед собой только немую покорность и нескрываемый страх. Поэтому он немного растерялся, когда старая женщина на глазах толпы вызывающе взяла его за руку.
Он стоял и обалдело смотрел на нее.
— Тридцать лет я не держала твоей руки, — с тоской в голосе сказала Мерфи.
Ганкаур бессмысленно слушал ее странные слова.
— Ты забыл, как я держала так твою руку и рассказывала тебе сказки?
— Мою руку?
— Твою руку... Пьетро!
Ганкаур отшатнулся. Его лицо побледнело.
Он тихо спросил:
— Кто тебя научил произносить это странное имя? Может, ты услышала его от комиссара?
Мерфи, все больше проникаясь чувством уверенности, пожала плечами. Для нее Ганкаур уже перестал быть жестоким вождем апиака, она обращалась с ним так, как много лет назад вела себя с маленьким Пьетро.
— О ком ты говоришь?
— О Себастьяне Оливьеро...
— Молчи и не смей мне называть этого ненавистного имени. Черный Себастьян убил твою сестру и хочет убить твоего отца... Этот негодяй похитил тебя, лишил семьи, но бог накажет его.
От ее визгливого голоса Ганкауру стало жутко. Широкая разноцветная юбка Мерфи мелькала перед глазами, как крылья арары. Он ничего не видел, кроме красно-горячих красок ткани, и весь мир в туой минуту казался ему красным.
Наконец Мерфи замолчала. Ганкаур тихо, так тихо, как он только мог говорить с самими духами, спросил ее вдруг:
— Откуда ты знаешь, что меня зовут Пьетро? Вождь Ганкаур не верит тебе.
Сомнения терзали его сердце. Все существо его наполнилось мукой.
Он должен знать правду. Кто он, наконец, такой?
— Когда ты был маленьким, Пьетро, — погасив свой пыл, сказала с материнской теплотой в голосе Мерфи, — ты порезал себе руку о разбитую бутылку. Я перебинтовала твою руку. Ты весь вечер просидел у меня на коленях и не хотел идти спать. Посмотри на свою ладонь. Старая Мерфи не умеет врать.
Вождь резко поднес к лицу руку и действительно увидел небольшой шрам. Мгновение он стоял окаменевший.
Индейцы, пораженные необычным поведением вождя, перешептывались между собой.
Ганкаур обвел их тяжелым взглядом и закричал гневно:
— Уходите! Идите! Разве вы не видите, что передо мной стоит женщина с амулетом доброго духа Кахуньи? Все, кто ходил в поселок каучеро, будут щедро вознаграждены. А сейчас уходите!
После этих слов вождь с необычной для него учтивостью приложил к груди правую руку и тихо сказал Мерфи:
— Не бойся меня! Можешь зайти в мое жилище. Пьетро хочет говорить с тобой.
В тот вечер мулатка рассказала вождю племени апиака удивительную и трагическую историю его жизни.
КОНЕЦ КРОВАВОГО ДИКТАТОРА
В ту ночь, когда над необозримыми трущобами неистовствовала гроза, столичная электростанция прекратила работу. Окутанная мраком столица тревожно прислушивалась к дальним ударам грома.
Утром, едва взошло солнце, площади и улицы заполнил народ. Рабочие несли транспаранты с лозунгами: "Долой кровавого тирана!", "Правительство Батиса запятнало себя жестокостью и насилием!"
Над университетом под порывами ветра хлопал флаг республики.
Генерал Батиса выступал в военных казармах, истерически призывая солдат выявить верность правительству. Но в тот момент, когда он, торжественно подняв руки, сказал: "Да здравствует республика!", Крепкий порыв ветра распахнул окна, и с облачной дали докатился отголосок грома.
Кто-то из толпы крикнул: "Это ребята Бракватисты убивают каучеро. Скоро и нас пошлют туда ".
Генерал Батиса покинул казармы под насмешливые крики воинов.
Вся страна насторожилась в грозном ожидании.
Подпольные группы революционеров готовились к решающему наступлению.
В лесных чащах собирались волонтеры.
Войска открыто проявляли неповиновение диктаторскому режиму.
Вольнолюбивые силы сопротивления, готовясь нанести удар по генеральской хунте в столице, ждали сигнала, который объединил бы действия городов и провинции.
Прошел беспокойный день, и снова наступила ночь. Сельва погрузилась в тревожный сон. По небу плыли черные тучи. Неистовствовали молнии. При каждом вспышке гора Комо появлялась из тьмы, как страшный призрак.
Около полуночи у подножия горы появилась небольшая группа людей. Карабинеры — их было человек девять — вели арестованных советских путешественников и трех повстанцев из отряда доктора Коэльо.