В канее стояли оседланные лошади. Несколько молодых пеонов, усевшись под высоким деревом, играли в кости. К стволу были приставлены ружья. Каждую минуту пеоны были готовы прыгнуть в седла и броситься навстречу врагу.

Доктор Коэльо зашел в дом и, развернув карту, начал рассматривать на ней бассейн реки. Мощная Ориноко несла свои воды среди скалистых берегов, среди непроходимых тропических зарослей, минуя с запада грандиозное Гвианское нагорье. И везде над ее берегами, у ее небольших притоков и рукавов, разместились партизанские дозоры. В поселках каучеро, в глухих индейских поселениях, на пристанях и в городах повстанцы имели своих надежных людей. Там собирали оружие, готовили провиант, налаживали связи. Как тысячи подземных ручьев, сливались силы сопротивления в большую и полноводную реку, рвалась через скалистые пороги на широкую котловину. И, глядя на карту, доктор Коэльо вдруг подумал о том, что силы его друзей такие же непреодолимые, как и обворожительная красавица их земли — мощная Ориноко.

Он поднял голову и посмотрел в окно. Кажется, кто-то приехал на ранчо. Да, два всадника. Это сын его Орнандо принес радостную весть. Вот он соскочил на землю и бегом бросился в дом.

Но почему он так обеспокоен? Почему смертельная бледность покрыла его лицо? Бедный Орнандо. Он не спал две ночи. Он ждал свою сестру Эрнестину.

Хлопнула дверь — и на пороге появился Орнандо. Он тяжело дышал. Волосы выбилось у него из-под широкополой шляпы.

— Черный Себастьян и люди Ганкаура напали на "Виргинию", — сказал Орнандо, с трудом переводя дыхание.

— Ну и что?.. И, собственно, какую "Виргинию"? — Спросил отец, медленно поднимаясь из-за стола. — Говори, что с тобой, Орнандо? Ты белый как смерть.

— Я боюсь, отец... — парень вздохнул и низко склонил голову. Поля его сомбреро закрыли от Коэльо измученное лицо. — Я боюсь, что там...

— Откуда ты знаешь? — Воскликнул доктор Коэльо и схватил сына за плечи. — Говори, ты что-то знаешь? Ты знаешь, что она была на "Виргинии"?

Орнандо бессильно упал на стул. Отбросил правую ногу в рыжем высоком сапоге, густо покрытом пылью.

— Люди из поселка Гаукьяли видели, как Ганкаур переправлялся на своих пирогах в заводь Белого Сокола и оттуда напал... — Ему не хватало сил. Он оперся головой на руку, но вдруг, словно проснувшись от сна, заговорил быстро и взволнованно: — С ними было несколько полицейских и сам комиссар Себастьян Оливьеро. Когда они снова сели в свои лодки, судно потеряло управление и поплыло вниз по течению. Капитана заставили сесть в лодку вместе с индейцами. Потом...

— Что потом? — На маленьком, высушенном лице доктора Коэльо проступили капли пота. — Говори, что было потом?

— "Виргиния" стояла до утра возле берега, — собравшись с мыслями, заговорил юноша. — К ней подошла ланчия из Сан-Фелиса...

— На которой плывут русские? — быстро перебил его Коэльо.

— Кажется, да. На "Виргинии" начался пожар, и тогда русские отчалили и пошли против течения. "Виргинии" больше нет. Она сгорела...

Наступила тишина, долгая гнетущая тишина. Слышно было, как настойчиво бьется в стекло мошка. Молодежь, играющая в кости, весело смеялась.

"Моя Ориноко... Моя Эрнестина..." — то и дело всплывала в сознании Коэльо фраза. Он повторял ее тупо, механически, и этими короткими словами вроде маскировал страшную правду, в которую не хотел верить, не мог верить. "Виргиния" сгорела... "Виргиния" и Эрнестина. Но почему именно Эрнестина? Кто видел, что на ланчии плыла его дочь Эрнестина? Это все выдумка воспаленного Орнандо...

Острая бородка Коэльо поднялась вверх. Он мгновение смотрел на сына, словно впервые его видел.

— Что ты сейчас сказал? — с нескрываемым осуждением в голосе сказал доктор Коэльо. — Откуда ты знаешь, что твоя сестра ехала на "Виргинии"?

— Я не знаю... я только слышал от одного пеона, что на суденышке была иностранная туристка. И я подумал...

— Ты всегда думаешь не то, что надо! — закричал с болью в голосе Кариока Коэльо и ударил кулаком по столу с такой силой, что стекла задрожали в окнах.

— Не кричи! — ответил ему Орнандо. Он встал из-за стола, полный обиды и гнева. Густые черные брови властно сошлись на переносице. Уголки красивого рта нервно дергались. — Если ты хочешь, я отправлюсь в поселок каучеро и расспрошу у людей, кого убили. — Он подался вперед, схватил за плечи немощное тело отца и прижал к своей груди. — Прости, прости, отец! Я скоро обо всем узнаю.

Он передвинул вперед кобуру с тяжелым автоматическим пистолетом и стремительно вышел из комнаты.

До конца дня Коэльо почти не выходил из домика. Он ждал возвращения Орнандо. Тревожное предчувствие не давало ему покоя.

Под вечер во дворе ранчо послышались взволнованные голоса:

— Где сеньор доктор?.. Важное сообщение...

Коэльо схватил шляпу и выбежал на улицу.

Там уже толпились у лошадей пеоны. Звенели мачете и ружья. Раздавались короткие команды. Доктору Коэльо доложили, что Ганкаур на шести пирогах продвигается вниз по реке, вероятно, к ранчо Черного Себастьяна.

Высокий человек в клетчатой одежде первый с двумя десятками партизан отправился навстречу Ганкаурови. Через несколько минут двор ранчо оставил и Коэльо. В груди доктора смешались чувства ненависти, отчаяния, проклятия. Ему казалось, что от того, с какой скоростью они будут лететь к реке, зависит судьба всей его жизни, судьба его дочери Эрнестины.

Лес вдруг кончился, и в лицо Коэльо плеснул багрянец вечернего неба.

Скорее, скорее. Там впереди — Ганкаур. Сколько лет ждал доктор Коэльо этой встречи! Не такой она виделась ему в мечтах, только теперь он уже не свернет со своего пути. Его рука не ошибется. Скорее, конек, а то уже темнеет небо, скоро ночь спрячет жестокого убийцу.

Из-под ног лошадей выпорхнула стайка птиц. Рубиновые крылышки тускло вспыхнули перед глазами доктора и скрылись в облаке пыли.

Всадники снова влетели в лес. Соскочили с лошадей и, ведя их на поводу, начали продираться сквозь чащу. Сильный Россарио шел первым, рубя своим тяжелым мачете заросли лианы.

Доктор упал. От безумного бега у него перехватило дыхание. Двое пеонов подхватили его под руки. Они продвигались вперед, увлекая за собой лошадей, рубя тесаками сети из лиан, как своих смертельных врагов.

На свободном месте снова вскочили в седла и вовсю подались туда, где звучала громкая стрельба. В лесу кипел жестокий бой.

Солнце уже скрылось за горизонт, когда Ганкаур вышел со своими людьми на берег. Втянув пироги в густые заросли ивняка, он двинулся ему одному известной дорогой к ранчо полицейского комиссара Оливьеро.

Индейцы двигались словно тени, молчаливые и настороженные. Лесные жители угадывали тропу инстинктивно. Крайне напрягая слух, ловили малейший шорох.

Вечерний лес был полон таинственных звуков. Среди монотонного кваканья лягушек изредка слышался глухой рык ягуара. Ганкаур шел первым, держа в руках большой нож, разрубал узловатые лианы, пересекавшие дорогу, как сети гигантских пауков.

Ганкаур торопился. По приказу полицейского комиссара он должен до захода солнца появиться на его ранчо. Слово сеньора Себастьяна Оливьеро было для Ганкаура священным законом. Ни разу за много лет он не нарушил его приказ. Сердце вождя было преисполнено собачьей преданностью и глухой враждой к Себастьяну. Ганкаур боялся комиссара и обожал его. По его тайным приказам он водил своих людей против восставших каучеро, нападал на селения пеонов, грабил маленькие ланчии на Ориноко. Сеньор Себастьян хорошо платил ему за все, но и требовал слепого повиновения.

Мало кто знал, что жестокое племя апиака, возглавленное белым вождем, было послушным оружием в руках Черного Себастьяна.

Индейцы бесшумно пробирались зарослями. Рука Ганкаура крепко сжимала рукоятку ножа. В этом лесу его подстерегала двойная опасность. Сюда приходили на охоту люди из враждебного племени арекуна, встреча с которыми могла бы закончиться только кровавым побоищем. Но Ганкаура ужасало другое. Сеньор полицейский комиссар известил его накануне, что в этих лесах появились партизаны. Они выступали против правительства, были хорошо вооружены и умели ориентироваться в сельве, как у себя дома.