Дивизия, особенно если это дивизия «придворная», да еще и такая разбросанная по городам и весям, — организм очень интересный, и работы в ней непочатый край. Кроме того, это просто большой организм. Воздушно-десантные войска никогда в своих рядах сокращенного состава, не имели, и этот большой организм являлся, в известной степени, сколом государства, а на другом, тактическом уровне — командира.

Работа с дивизией была большой, интересной, если угодно — творческой. Здесь ни убавить, ни прибавить. Если бы не систематически внедряемая в армейский организм идеологическая зашоренность и образующаяся вследствие ее армейская «простота», которая, как известно, бывает хуже воровства, жизнь была бы прекрасна. Такая служба — это та стихия, в которой я всегда себя чувствовал предельно комфортно, как рыба в воде, несмотря ни на какие трудности, лишения, тяготы, мороки. Это был 1988 год. Год, когда поливание армии грязью отложилось у всех в сознании, как добрая традиция, когда не лаял на армию только ленивый, и вдвойне, втройне было приятно доказать, что она есть армия, для которой нет задач невыполнимых. Хорошее это было время. Хорошее в смысле надежд. В офицерском корпусе жила ни на чем не основанная вера в то, что вся эта грязь и муть схлынут, а здравый смысл возьмет верх. Держава оценит по достоинству свои Вооруженные Силы, и придет массовое осознание того, что ей, Державе, без Вооруженных Сил не быть! Так уж устроен мир: слабых и беззубых клюют все. Даже те, у кого в другое время и мысль такая не шевельнулась бы. Веру с надеждой убили позже. Убили, предварительно тщательно вытерев о них ноги, привнеся в армейскую среду никогда в широких масштабах не свойственные ей цинизм, коррупцию, предпринимательство. Все это гниль, все это коррозия, она гложет, разъедает, тем не менее, смею настаивать, что Вооруженные Силы — один из самых стойких институтов государства. Они сохранили в себе колоссальные запасы жизнестойкости, способности к самоочищению. Это жар, сильный жар, который таится под слоем искусственно набросанного пепла, они способны встряхнуться, способны встряхнуть государство, они способны все поставить на свои места. Никому не дано очернить, оплевать ту глубоко патриотическую сущность, которую изначально несут в своих генах Вооруженные Силы, ибо всегда, во все времена лучшие, умнейшие, талантливейшие люди страны в переломные моменты вставали в армейский строй, и жила Держава и будет жить!

А жизнь продолжалась. 137-й Рязанский парашютно-десантный полк в плане территории был скомпонован крайне неудачно: огромные площади садов, несоразмерно длинные дороги, открытость во многих местах территории создавали массу неудобств. Содержать такую территорию в удовлетворительном состоянии было крайне утомительным занятием. Поэтому еще в бытность командующего Д. С. Сухорукова был создан и утвержден план, выполнение которого позволило бы четко обозначить контуры полка, придать городку стройность, логичность, завершенность. Дмитрий Семенович ушел на другую должность, а план начал претворяться в жизнь волей и трудолюбием прекрасного командира полка, на тот период подполковника, а ныне генерал-майора В. Ф. Хацкевича. Командир полка «пробил» финансирование и в соответствии с планом начал огораживать территорию. Прибывший в полк вновь назначенный командующий ВДВ генерал-полковник Н. В. Калинин развернувшиеся работы не одобрил. Первое, что ему не понравилось, — это КПП, который строился справа от дороги. Ленточный фундамент уже был готов, кладка поднялась местами на метр: «Почему здесь строится КПП?»

— В соответствии с планом, утвержденным командующим ВДВ.

— Кто командующий ВДВ?

— Вы, товарищ генерал-полковник!

— Перенести на левую сторону дороги.

Перенесли. Надо сказать, что история с КПП имела свое продолжение. Когда КПП закладывался, была вырублена часть яблоневого сада. Кладку разобрали, блоки вытащили, канаву заровняли. В саду образовывалась быстро заросшая бурьяном плешь. Когда Калинина сменил Ачалов, выяснилось по его прибытии, что на этом месте росла лично им посаженная в бытность командиром Рязанского полка любимая яблоня. Опять скандал. Второе, что не понравилось Калинину, — центральная въездная дорога в полк. Кривая была дорога, кто, когда и при каких обстоятельствах ее спроектировал — история умалчивает, но она шла по плавной дуге.

— Спрямить! — приказал Калинин.

— Товарищ командующий, пробовали, но тогда дорога упирается в котельную, — доложил командир полка.

Отдать распоряжение перенести котельную генерал-полковник Калинин не рискнул, приказал думать, и… чтоб дорога была прямой.

Далее последовали распоряжения возвести на месте воздушно-десантного комплекса столовую. Объединенными усилиями зам по тылу ВДВ генерал-майора А. Г. Зуева, заместителя по воздушно-десантной подготовке генерал-лейтенанта В.М.Лебедева и моими эту катастрофическую по своим последствиям идею удалось локализовать, ибо воздушно-десантный комплекс Рязани — один из лучших в ВДВ, а на нетитульное строительство столовой денег просто не было. Перспектива вырисовывалась такая: развалить лучший ВДК и на его месте не поставить даже плохонькую столовую. Зато Николай Васильевич отыгрался на нас при решении вопроса об учебном корпусе. Дело в том, что на протяжении ряда лет на территории Рязанского полка жил и, соответственно, обучался первый курс Рязанского десантного училища. Для курсантов были построены хорошая казарма и типовой трехэтажный учебный корпус. Позднее командование училища изыскало возможность разместить 1-й курс на территории училища, а казарма и корпус остались. Казарму использовали по назначению, а в отношении учебного корпуса в соответствии с планом, утвержденным генералом армии Д. С. Сухоруковым, было принято решение: на первых двух этапах разместить штаб полка, на третьем — медицинский пункт. Это решение диктовалось жизнью. Штаб полка на тот период представлял собою стоящее в медвежьем углу захудалое двухэтажное здание, построенное до 1917 года, а медпункт размещался в сборно-щитовой казарме барачного типа, которая давным-давно выслужила установленные сроки. Ремонт был бесполезен, про такое говорят: выкрасить да выбросить.

— Оставить учебный корпус! — такое решение принял новый командующий. Не помогли никакие уговоры и увещевания. С превеликим трудом удалось отстоять третий этаж, да и то временно. На первых двух было приказано оборудовать образцовые классы.

В ВДВ нет задач невыполнимых. Заместитель командира полка майор Иван Ильич Бабичев, человек талантливый и волевой (ныне это генерал-майор, командир 76-й воздушно-десантной дивизии), вложил массу трудов, денег и оборудовал воистину восхитительный учебный корпус. Беда в том, что он никому не был нужен: солдат не курсант, его академия — поле, полигон, танкодром. Тогда он солдат. И остался учебный корпус памятником командирской воле.

В трудах, хлопотах, учениях, стрельбах пролетело лето, наступила осень, а с ней и подготовка к параду. Теперь уже на парад как командир дивизии я представлял Костромской пеший, Рязанский механизированный и часть артиллерийского полка. Технически подготовка парада от предыдущих ничем существенно не отличалась. В моральном плане обстановка значительно усложнилась, особенно при проведении тренировок вне парадной площадки. По стране прошлась «демократическая рябь», целенаправленно продолжали литься потоки грязи на армию, в чем преуспели журналы «Огонек» и «Юность», ну, а крайними и виноватыми оказались, как всегда, солдаты и офицеры низшего звена. При следовании по московским улицам в колонне на технике нередко можно было нарваться на оскорбление, иногда в машины летели огрызки яблок, яйца, попадали камни.

Пострадать, к счастью, никто не пострадал, но морально это было тяжело. Солдат, офицер — человек казенный, государственный, и не ему решать, чем ему заниматься: приказано готовиться к параду — армия готовится. Дадут приказ отставить, и уйдет армия в пункты постоянной дислокации. На то она и армия, чтобы приказы выполнять, не деля их на преступные и непреступные. С этим далеко заехали, слава Богу, вовремя остановились. Если каждый сержант начнет подозревать каждого лейтенанта в отдаче преступного приказа, а не думать над тем, как его выполнить, лейтенант станет анализировать приказы майора, тот полковника, то не будет армии вообще. Смешно, когда умные, взрослые, убеленные сединами и украшенные благородными лысинами дяди очень убедительно и серьезно, с умилением и придыханием рассуждают о демократизации армии. Какая, к чертовой матери, демократия, когда одному человеку дано право послать на смерть другого? Ну что тут, собрание проводить, голоса считать? В боевой обстановке первейшая священная обязанность командира любого ранга немедленно, без суда и следствия, пристрелить на месте, как бешеного пса, любого, независимо от должности и звания, кто попробует развести подобного рода дискуссии. Да, можно и нужно перестроить взаимоотношения в армии. Можно и нужно сблизить офицера и солдата, можно и нужно регламентировать рабочий день, можно и нужно материально и морально компенсировать любому военнослужащему дополнительный труд. Многое можно сделать, и это будет и гуманно, и правильно, и разумно, но нет, не было и не будет в мире демократической армии. Если такое произойдет, то эту организацию можно назвать как угодно, но не армией. Армия без единоначалия, без силы приказа, без дисциплины — это не более чем сброд. При любом боевом столкновении половина ее разбежится, половина будет перебита.