— Ну, — сказал он шоферу, — поехали.

Но не успел захлопнуть дверцу, как из толпы вдруг вырвалась Зента:

— Стойте! Подождите!

Андрис удивленно обернулся к ней. Толпа, почувствовав что-то неладное, затаила дыхание. А Зента, волнуясь, с трудом подбирая слова, сказала:

— Не виноват он… не поджигал. Не было его там. Он потом прибежал. Я с кладбища шла, все видела.

Выдавила из себя эту правду и гордо, холодно подняла глаза на сидевшего в кузове Озолса. Тот тоже посмотрел на нее. Видимо, до Якоба не сразу дошел смысл ее слов, потому что он долго моргал ресницами, словно впервые увидел эту женщину.

ГЛАВА 11

Лосберг сидел за письменным столом в мансарде, которая служила Манфреду кабинетом, и печатал на машинке письмо:

«…Не скрою от Вас, господин фон Биллинг, поначалу меня несколько покоробило, — забил слово «покоробило», написал «озадачило», — предложение, которое от Вашего имени мне передал господин Зингрубер. Слишком уж велика дистанция от тех наполеоновских замыслов…»

Подумал с минуту, решительно забил последние слова. Машинка застучала дальше:

«…от тех крупномасштабных замыслов, которыми я имел наивность тешиться, до той скромной деятельности, которую Вы склонны доверить мне в настоящее время. Не в обиду Вам будет сказано, у меня есть все основания предположить, что Вы располагали более обширной информацией по поводу предстоящих событий в Лат…» — он опять заменил текст: «…по поводу событий в интересующем Вас и меня районе. Однако я целиком разделяю Ваше убеждение в том, что историю не делают в белых перчатках. И в доказательство этого выражаю полное и искреннейшее согласие в отношении сотрудничества, о котором мне в общих чертах дал понять господин Зингрубер. Для меня, господин фон Биллинг, важен прежде всего успех дела, а не эффектность собственной роли в ожидаемых событиях. Что же касается связей с людьми, которые могут оказаться полезными для этого великого…» — заменил «великого»: «…для этого серьезного дела, то тут у меня, как Вы понимаете, возможности самые обширные. И Вы вполне можете ими располагать. Примите мою искреннюю признательность за доверие. Думаю, лучшим ответом на Ваше предложение будут не мои слова, а поступки.

Всецело преданный Вам

Рихард Лосберг».

Рихард вынул письмо из машинки, внимательно прочел, еще раз перепечатал, на этот раз без помарок, тщательно уложил в конверт.

— Фукс! — не оборачиваясь, негромко позвал он.

Дверь в нише тут же отворилась, и одноглазый смотритель бесшумно вошел в комнату.

— Слушаю, господин Лосберг.

Рихард невольно вздрогнул:

— Как вы ухитряетесь появляться по первому зову? — деланно усмехаясь, спросил он. — За дверью, что ли стоите?

— Я выполняю свой долг, господин Лосберг. — Одинокий глаз Фукса так и впился в конверт, который Рихард вертел в своих пальцах. — Вы мною недовольны?

— Что вы, совсем напротив. Просто я всегда удивляюсь вашей оперативности.

— Было бы странно, если бы я заставил вас ждать.

— Да, разумеется, — Лосберг задумчиво постучал конвертом по столу, по-видимому собираясь с мыслями, еще раз из-под приспущенных век взглянул ка Фукса и неожиданно сказал: — Будьте так любезны, отправьте эти телеграммы. — Он взял со стола несколько бланков, протянул смотрителю.

— Слушаюсь! — разочарованно процедил тот и неохотно двинулся к выходу. В последний миг он так взглянул на конверт, что Рихард невольно сжал пальцы — возникло чувство, что у него вот-вот силой отнимут письмо.

Когда за Фуксом захлопнулась дверь, Лосберг какое-то время сидел неподвижно, устремив взгляд в одну точку. Затем решительно поднялся, разорвал конверт, достал из кармана зажигалку. Вскоре от письма осталась лишь кучка пепла в камине.

Артур очень переживал трагическую историю с лодками. Облеченный властью и непривычной ответственностью, он считал виновным исключительно себя. Решил усилить бдительность. Стал придирчиво присматриваться к каждому человеку, не спал по ночам, бродил по поселку, сжимая в кармане незаряженный браунинг, устраивал засады, и все впустую — ничего необычного не происходило. Долго сомневался, идти ли ему к Озолсу — тот в благодарность за освобождение устроил попойку — затем все же решил, что потолкаться среди людей, послушать их мнение всегда полезно.

Пили во дворе, заправлял вечеринкой Петерис Зариньш. Сам Озолс скромно сидел в конце стола, как бы подчеркивая демократичность своего нового положения. А Петерис был в ударе — впервые в жизни он был хозяином такого стола, впервые в жизни на него обратили внимание, впервые слушали. Он разглагольствовал:

— А что? Новая власть. Очень даже замечательная! Можно сказать, родная, Я эту власть очень даже уважаю.

Обычно сонный, придурковатый от непросыхающего похмелья, он сейчас веселил и развлекал собравшихся. Артура Петерис Зариньш, разумеется, приметил сразу, но на правах дурачка позволял себе такие подковырки, которые другому вряд ли сошли бы с рук.

— Вот, к примеру сказать, в старые, темные времена — где было мое место? У кобылы под хвостом. А его? — Петерис небрежно ткнул пальцем в Артура и, не ответив на собственный вопрос, многозначительно сказал: — А теперь он начальник! Правда, без лодок, да разве за всем углядишь?

Эрна с подносом, уставленным стаканами и кружками, суетилась между гостями, потчевала рыбаков:

— Угощайтесь, дорогие, пейте на здоровье! Такая беда на артель свалилась. И надо же — в самую путину… Когда теперь лодки достанете?

Рыбаки сокрушенно кивали головами?

— Не трави душу, якорь тебе в глотку…

Вздыхали, ругались, но дармовая выпивка все же скрашивала кручину. Да и хозяин дома не давал застаиваться мыслям.

— Значит, новая власть тебе нравится? — раззадоривал Петериса Марцис.

— А чем плохо? То бы в море надрывались, а тут сидим себе, отдыхаем… Не дай бог, трактир сожгут — никакая полиция-милиция концов не сыщет.

Марцис только головой крутнул:

— Ох, Петерис, бедовый ты стал… Откуда что берется? Ну а как, к примеру, ты понимаешь насчет колхозов?

— Чего — насчет колхозов?

— Ну вот, тебе землю сейчас дали? Дали. Корову… А ежели в колхоз потянут — отдашь все это? Или как?

Зариньш задумался. Притихли и рыбаки шутки шутками, а разговор о колхозах волновал всех.

— Я вам так скажу, земляки… Помню, когда в солдатах служил — мы всей ротой ходили… — Петерис сделал паузу, расплылся в масляной ухмылке, — …к одной вдовице, Ха-арошая была, коллективная! Так это ж баба… — Он воровато оглянулся на Эрну. — Что с нее?

— А попробуй кто к моей корове сунься. Ноги ему повыдергаю и спички вставлю! Тут тебе не вдова. Что мое — то мое!

Озолс, наконец, не выдержал, подал голос:

— Кстати, ты не забыл накормить свою корову? А то, неровен час, околеет с голоду, пока ты здесь тары-бары разводишь.

Петерис обиженно поджал губы:

Моя корова, что хочу, то и делаю. Вот пообедаю… — Он приосанился, хотел было приподняться, но Эрна бесцеремонно дернула его за пиджак:

— Сиди уж, горе!

Петерис шлепнулся на место, сурово нахмурил брови, поднял руку, чтобы оттолкнуть жену, но вдруг пьяно захохотал:

— В колхоз я тебя отдам! Ты у меня коллективная…

Эрна залилась краской, отступила на шаг, затем, сопровождаемая пьяным мужским хохотом, бросилась в дом. Озолс неодобрительно посмотрел на своего работника и неожиданно поднялся:

— Я хочу сказать, рыбаки. Спасибо, что пришли. Спасибо, что зла не помните, что по миру не пустили. Спасибо, что не погубили душу грешную. Хорошая власть, плохая — жить нам с вами на одной земле, на одном берегу. Потому как ни другой земли, ни другого берега у нас с вами нету. Против артели не пойду. Пристроите к делу — спасибо! Не захотите знаться… Что ж, каждый себе судья и хозяин. Зла держать не стану.

Он поднял стакан, хотел еще что-то добавить, но в это время во двор вошел Сарма. Как и когда тот подъехал, никто не видел. Язеп неодобрительно оглядел компанию, встретился взглядом с Артуром, жестко спросил: