На следствии и в суде против меня дали показания все коллеги. Нет, обо мне они отзывались, конечно, как о прекрасном сотруднике и квалифицированном специалисте, но вот о моем отношении к Эйзо твердили в один голос — ненавидела. Разумеется, все говорили про тот случай на дне рождения бюро. Ключевыми стали показания управляющего директора, которому я рассказывала о том, как Эйзо меня подставил в конкурсе на место стажера. Присяжные сопоставили факты, изучили мою биографию и установили, как им показалось, мотив. Да я и сама на их месте, наверное, подумала бы так же. Кто мне поверил бы? Приговор суда был ожидаемым. Помню, что как только судья его провозгласил, я внимательно посмотрела на свои запястья, представляя, как мне отсекают кисти…

Я пропустила срок подачи апелляции в Суд Прошлого. Мой адвокат накануне сломал себе позвоночник, а его помощник подал апелляцию на два дня позже. Я просила приговорившего меня судью восстановить мне срок, но получила отказ — по-человечески он был абсолютно убежден в моей виновности. Я писала на имя Председателя Суда Прошлого, госпожи Видау, но ответа тогда не получила.

Еще помню, как накануне дня казни я сидела в камере и думала только лишь об одном — как бездарно она спроектирована.

Утром ко мне в камеру зашел экзекьютор и повел на казнь. Он был вежлив, тактичен, и я почему-то даже думала, что сейчас случится чудо, и он выведет меня из тюрьмы на улицу. Когда мы подходили к двери комнаты, в которой приводится в исполнение приговор, ему позвонили — госпожа Видау вернулась из командировки, рассмотрела мое ходатайство о принятии апелляции и оперативно его удовлетворила. Я ей до конца своих дней буду благодарна. Боже, как я тогда рыдала… Это то чувство, когда ты понимаешь, что уже все — надежды нет, но вдруг внезапно она тебя посещает, как в сказке.

На Суде Прошлого я была спокойна. Я знала, что не убивала, а это означало только одно — ядро окрасится в белый цвет. Хорошо помню всех — госпожу Видау, господ Мартинеза и Вернера, госпожу Экман и господина Перре. Их знает весь мир, и вот — в режиме реального времени моя кровь смешивается с их кровью, чтобы вытащить меня из этого болота… Как только ядро окрасилось в белый цвет, фиксаторы на кресле отстегнулись, и я встала. В голове звенела только одна мысль — какой же мелочью было все до этого в моей жизни… Стажировка, упущенные годы, даже смерть мамы. Я была жива! Я отвоевала это право. И я совершенно определенно знаю ценность жизни. Благодарю вас за внимание».

С минуту в зале было тихо. После этого пошли вопросы от членов Палаты:

«Справедливо ли будет утверждать, что у вас была возможность толкнуть вашего бывшего возлюбленного в незакрытый дрейнером проем?»

«Была, конечно, но разве что теоретическая, — ответила Икуми, глядя в глаза члену Палаты. — Я же не знала, что инженеры ушли, не установив дрейнерные блоки в последнем эркере».

«А если бы знали?»

«Я никогда бы этого не сделала».

«В отношении инженеров было какое-то расследование?»

«Как только мой приговор был отменен, руководство «Кайерс-энд-Мист» уволило их. Насколько я знаю, полиция возбудила дело о халатности и о даче ложных показаний, но, честно говоря, я за этим не слежу».

«Госпожа Мурао, — сказал Сакда Нок, — не секрет, что это я обратился к вам с предложением выдвинуть свою кандидатуру на пост высокого судьи, как только стало известно, что ваша кровь подходит. Поясните, что побудило вас принять мое предложение и прийти к нам на Собрание Палаты?»

«Как я говорила в самом начале, господин Нок, мне и в голову никогда не приходило, что я тут окажусь. И не знаю, как бы отнеслась к вашему предложению, если бы вы подошли ко мне на улице и спросили, а не хочется ли мне стать высоким судьей. Но после того, как я побывала в Квадрате… Пока я сидела в кресле и наблюдала всю эту процедуру — и как у судей забирают кровь, и как ее забирают у меня — то чувствовала кожей запястий то место в фиксаторе, откуда выходит лезвие и пронзает руку с той же легкостью, с какой крыло птицы рассекает воздушную толщу. Я знала, что не виновата, но знала и про небольшое количество оправданных. А вдруг ошибка? Вдруг случайность? Я же ведь такая… «везучая». После того, как процесс закончился, и фиксаторы открылись, я поняла, насколько ценен Суд Прошлого. Как после этого, побывав в шкуре осужденного, можно отказаться от судейства? Это величайшая честь для меня».

«Кроме чести что-то еще вами движет? Деньги? Статус? Известность? Тщеславие? Ведь ваше имя будет вписано в историю».

«Тщеславие? Известность? Я вас прошу… Это как раз то, что лежит на другой чаше весов, но, к счастью, не перевешивает в пользу ответа «нет». А деньги…»

«Да, деньги. Расскажите нам, кстати, про денежное содержание и статус высокого судьи».

«Насколько я знаю, годовое денежное содержание высокого судьи составляет 5 миллионов долларов. Не баснословная, но все же очень большая сумма. При этом судья сохраняет возможность работать по своей основной профессии».

«Вы зарабатываете такие деньги? В год?»

«Нет, что вы!»

«Про статус не рассказали».

«Ну, высокий судья имеет непререкаемый авторитет в обществе. А еще он наделен абсолютной неприкосновенностью».

«Как перестать быть высоким судьей? Если не считать смерть».

«Насколько я помню, статус высокого судьи прекращается либо вследствие собственного заявления о сложении полномочий, либо если высокий судья совершил поступок, который позволил членам Палаты усомниться в его высоких моральных качествах. Тремя четвертями голосов Палата может прекратить полномочия высокого судьи, и тогда ему делается инъекция, которая дезактивирует способность крови давать реакцию при контакте с ядром».

«Вы обладаете высокими моральными качествами?»

«Не вижу оснований сказать «нет», — ответила Икуми, пригубив воды.

«Вы нам полчаса назад рассказывали про член во рту!» — иронично воскликнула Валерия.

«Да, но я ведь и не высокий судья еще», — улыбнулась ей в ответ Икуми.

«Что ж, — сказал Сакда Нок, когда убедился в отсутствии других вопросов, — мы с членами Палаты сейчас посовещаемся и огласим решение».

В зале стало шумно. Корреспонденты в прямом эфире рассказывали своим зрителям о процессе, делали ставки на исход голосования, но особенно активному обсуждению была подвергнута сама Икуми Мурао. Спустя почти час Сакда Нок, держа в руках небольшой полупрозрачный футляр, подошел к столу, за которым сидела кандидат, и произнес:

«Шесть голосов «за», два — «против». Решение принято. Госпожа Мурао, разрешите вас поздравить: вы — новый высокий судья!»

Икуми встала с места и улыбнулась. Сакда Нок подал ей руку, и они обменялись рукопожатиями. После этого он открыл футляр, достал оттуда инъектор и приложил его к плечу нового высокого судьи.

Глава 5

Валерия летела обратно в Сан-Паулу. Она сидела в своем левиподе почти не двигаясь и завороженно смотрела на синюю гладь раскинувшегося внизу Атлантического океана. В Сан-Паулу накопилась целая гора работы, часть которой можно было бы поделать в дороге, но Валерия была так измотана, что решила отвести все полтора часа пути на отдых.

Раздался звонок дочери:

— Мамуль, доброе утро!

— Здравствуй, родная! Как же я рада, что ты позвонила! А у меня, наоборот, вечер.

— Мам, я смотрела ваше Собрание! Так интересно! Ты у меня такая крутая, просто слов нет! Аж не верится, что это моя мама!

— Детка, не смеши меня! — Валерия сидела, подперев голову кулаком. — Я та-а-а-к устала, ты бы только знала… А через две недели обратно лететь — назначено заседание в Квадрате. Как ты там у меня?

— Я нормально. Сдала сегодня зачет. Вечером с ребятами полетим в Мамонтову пещеру — это на противоположном конце Австралии.

— Все понятно с тобой. У нас на прошлой неделе, ты не поверишь, умерла преподаватель вашего университета с кафедры литературы. Ужас.

— А как ее звали?

— Стефани Джефферсон. Знала ее?