Когда Гуччи пришел в себя, лежа ничком на дощатом паркетном полу, ничто не напоминало о зажженном им огне, хоть Томас и не повторял своей ошибки и не оборачивался, чтобы взглянуть на то, что осталось за дверью кошмарного зала с трубами и лестницами. В комнате с голыми серыми стенами и устланным деревом полом воздух был чист и даже прохладен. Прямо перед собой мужчина узрел выход, но здесь еще находилось то, что заставляло его задержаться. На полу стояла старинная темная шкатулка, украшенная строгой геометрической резьбой, состоящей преимущественно из треугольников. «Особая вещь отца», - почти машинально вспомнил Томас, и это было истинное озарение. Замочной скважины шкатулка не имела – вместо нее на крышке находилось округлое углубление, несколько неровное в одном месте. Ведомый воспрянувшей интуицией, полицейский снял с пальца золотой перстень Говарда Гуччи и помести его в выемку на крышке. Кольцо с треугольным опалом действительно оказалось ключом к шкатулке, и внутри деревянной коробки в красном бархате Томас нашел икону с женским ликом, подписанную как: «Святая Каталина», и письмо, начертанное почерком отца. Смахнув вновь сорвавшиеся скорбные слезы, офицер принялся читать последнее адресованное ему стариком послание:

«Мой дорогой Том, мой единственный, любимый больше жизни сын! Должно быть, это пошло – оставлять в письме такие фразы, но я вынужден сказать, что наверняка ты прочтешь это уже тогда, когда в живых не будет никого из нас – ни Филлипа, ни меня. Никто из нас не хотел, чтобы настал час тягостной необходимости познакомить тебя с этим тяжким знанием, но если, сделав все, зависящее от нас, мы не сумели отвернуть его, на тебя, Том, остается последняя надежда. Многое ты поймешь, когда я без радости открою тебе то, что было проще скрывать – историю нашей семьи.

Она берет свое начало в середине XIX века, когда на земли Сайлент Хилла прибыл миссионер католической церкви Томас Гуччи, получивший нереальную уже по меркам того времени задачу – обратить местных сектантов в «истинную веру». Стоит ли говорить, что в этом деле он не преуспел ни на йоту, зато нажил себе немало ненавистников, гнавших его взашей с каждого порога, плевавших в спину и сыплющих проклятия? Лишь одна женщина прониклась к Томасу сочувствием. Ее звали Дженнифер, и она одарила миссионера, уже оказавшегося на скользкой грани отчаяния, искренней, настоящей, спасительной любовью. Томас и Дженнифер были венчаны по католической традиции, и вскоре у них родился сын Кристоф. Все это не могло пройти незамеченным в маленьком провинциальном городке, полном древних иррациональных предрассудков. Орден счел Дженнифер грешницей и начал на нее охоту. Как ни оберегал свою возлюбленную Томас, она стала первой жертвой. Ее смерть запечатлена на многих так излюбленных местными картинах первого сожжения, которое, как верили фанатики, отпугнуло тьму. Культисты едва понимали, с чем имели дело, и как против них должно было обернуться их оружие смертной битвы с дьявольским обольщением. Дженнифер была первой птицей – той, что кричала на заре. На заре поистине чудовищного времени.

Тогда миссионер Гуччи, видевший смерть в муках своей законной жены, в полной мере испытал отчаяние, изменившее его. Зверство и безумие, царившие вокруг, заставили его разочароваться в своей вере. Как ошалелый, Томас принялся скрупулезно изучать культуру индейских племен, некогда проживавших на территории Сайлент Хилла. Вскоре он сам начал тайно поклоняться их страшному кровавому божеству возмездия и правосудия, статуэтку которого нашел в шахте простой рабочий, продавший ее бывшему миссионеру за бесценок. Томас планировал устроить Ордену воздаяние, совершив ритуал вызова бога Кзучилбары, однако культисты прознали его планы. И так Гуччи тоже оказался схвачен и помещен в проклятую тюрьму Толука, где его долго истязали и в итоге казнили на глазах сына. Возможно, происхождение нашей фамилии натолкнуло фанатиков на выбор вида экзекуции, потому его наградили итальянским галстуком. Когда Томас был обезглавлен, фигурка индейского божества, находившаяся в руках пораженного Кристофа, мистическим образом разделилась на две части. Сын без вины казненных родителей рано вкусил отраву отчаяния. Кристоф унаследовал новую веру своего отца и посвятил жизнь составлению гримуара «Багряный том», однако доделать дело и призвать в мир кровавого Кзучилбару ему так и не удалось. Что касается статуэтки бога, одну ее часть Кристоф спрятал, а другая, вызывавшая куда меньше подозрений, передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Правда, о ее значении довольно быстро забыли. 

Кристоф Гуччи преуспел в одном – в сборе информации. Он установил, что для призыва Кзучилбары нужен человек, находящийся в крайнем отчаянии, который уступит часть своей сущности кровавому богу, и двадцать четыре безвинные жертвы. Со времен первого сожжения Орден пытался очистить еще двадцать одну «ведьму». Таким образом, всего жертв было двадцать две, до 1948 года, ознаменованного тем, что наш род снова перешел дорогу Ордену. Ранней туманной весной 1947-го в моей душе родились сильные чувства к потрясающей, умной, скромной и добросердечной женщине по имени Кейт. Каждый миг в то сырое время года, на слякотных загородных дорогах или в недружелюбном, хранящем зловещее молчание городе рядом с нею был так вдохновляюще прекрасен, как ничто в моей жизни до встречи с ней. Мы были близки, и я хотел заключит с Кейт законный союз, но получил отказ, причина которого, не озвученная мне тогда, раскрылась слишком поздно. Моя возлюбленная состояла в Ордене, ее полное имя было Каталина. Наверняка ты хорошо знаешь, каким прегрешением у фанатиков считается подпуск чужака к себе: тем, кто так поступал, у них испокон веков не было прощения, как не миловали они и детей, рожденных от подобной связи. Я узнал правду, когда после моего безответного признания в самых серьезных намерениях Кейт пропала. Мы с Филлипом отчаянно искали любые сведения месяц за месяцем, почти полгода. Что же стало весточкой от нее вначале дождливого неприветливого лета 1948-го? Это был ты, Том, это был ты! Наш драгоценный, зачатый в любви сын! Я понял все, когда увидел младенца, оставленного у дверей моей квартиры с той иконой, которую ты можешь увидеть сейчас – с ее подписью, замаскированной под христианский оберег. Кейт знала, что ее осудят за грех, знали и мы с Филлипом, но не смогли помочь. Мы были обречены однажды услышать россказни о том, что ее казнили на костре! Ты был и оставался всем для меня, Том! Ты моя непомерная гордость. Может, благодаря тебе одному я не канул с головой в пучину того отчаяния.

Однако ты можешь представить мою боль и мою непримиримую злобу, которые всецело разделял мой верный, готовый помочь любой ценой брат. И мы с ним, как когда-то наши предки, задумались над проведением ритуала вызова Кзучилбары. Может, в этом месте ты сочтешь нас спятившими, однако поверь мне, сын, это было взвешенное решение. Филлип пошел на многое – он инсценировал собственную смерть, чтобы пропасть на время из виду, а позже под вымышленным именем устроиться на работу в Историческое Общество Сайлент Хилла. Ему удалось свершить все задуманное, в исторической организации он даже дошел до высокой должности, открывшей ему доступ во все возможные архивы. Филлипу удалось достать строго запрещенный в Сайлент Хилле «Багряный том», он собрал все необходимые сведения и даже обнаружил ритуальное место в одном из тоннелей шахты Уилтс. Мой брат понял все насчет семейной реликвии, знал, как должен выглядеть Кзучилбара, но в последний момент что-то в нем сломалось. Я не знаю, с чем он столкнулся в 1964-м, с каким испугавшим его до седины наваждением, но после этого он был сам не свой, и это уже не прошло. Да и ни в ком из нас не было истинного отчаяния. Филлипа лично это едва касалось, а у меня был ты. Потому и нам не суждено было довершить холодную месть высших сил.